– Вот-вот, – покивал крючкоротый и принялся напильником счищать налет с зубов. – И?
– Вытащи меня!
– Лады, – мгновенно согласился он, упал на живот и с немыслимой скоростью зачиркал напильником. Доплер заткнул уши, но душераздирающий визг все равно сумел пробраться в его тело и вогнал раскаленные гвозди в виски.
События распались на несколько слоев.
На самом нижнем, где Доплер выживал, он не выпускал из виду рук страшного подельника и прикидывал, сможет ли в случае угрозы перехватить напильник и вырвать крючкоротому кадык или хотя бы ткнуть в глаз. Дальше двумя лифтами к более высоким целям лежали два тела: доктор и наркоман. Даже сквозь визг напильника Сэм слышал, как орет парень, придавленный стеной. Крики рвали по живому, но Доплер о нем пока не волновался: «Парень в ловушке, а вот доктор… Этот может удивить». Сэм чуял, что доктор – не менее важная часть головоломки, чем он сам или крючкоротый. Нельзя недооценивать кусочек пазла. Пусть жертвой внезапных открытий становится кто-нибудь другой, не детектив Доплер.
Крючкоротый добил решетку и дернул ее кусок на себя. Что-то сдвинулось, хрустнуло, посыпалось. Доплер слышал, как масса, придавившая его кровать к стене, заскрипела и поползла. Ноги первыми почувствовали, как их плющит об стену.
– Руку! – завопил крючкоротый. Куда только пропала шутовская расслабленность. Доплер рванулся ему навстречу. Пальцы вцепились друг в друга, крючкоротый перехватил Сэма за локоть, дернул на себя, схватил за рубашку и тащил-упирался-тащил, пока оба они не оказались в низком, чуть выше пояса проходе. Перекрытие продавило кровать и хлопнуло ею об пол, подняв тучу пыли. Сэм и его спаситель закашлялись и отползли подальше.
Обвал вызвал возмущение всего изолятора. Тут и там кряхтели, но пока держались решетки. Стены и рухнувший потолок напирали на них всей массой. Проход, в котором отсиживались Доплер и крючкоротый, шел вдоль несущей стены и был частью бывшего коридора. Одной стороной вверх уходила горка битого кирпича, другая упиралась в развороченный проем туалета. Десяток сравнительно безопасных ярдов.
– Круто нас, да? – обрадовался крючкоротый, но Доплер не смог разделить восхищения обвалом. Он испытывал неуместную гордость за свой участок. Неизвестно, почему все рухнуло, но заключенные живы! Ехидная извилина, не занятая паникой и спасением Доплеровой задницы, напомнила, что конь свинье не товарищ, а сам он очутился за решеткой за дело.
Доплер выдохнул и поежился, пора вытащить наркомана. Он что-то знает. Что-то важное. Доплер пополз в сторону криков, когда крючкоротый придержал его за плечо:
– У нас уговор, – и погрозил напильником, широко обнажав крючки, вблизи еще более выразительные.
– Скажешь – сделаю.
С дальней стороны завала послышался шорох. Сверху посыпались мелкие камни. Кирпичи на горке пришли в движение. Крючкоротый прижал напильник к губам, попросил Доплера держать язык за зубами. Тот и пикнуть не успел.
Звук двигался на них. Кто-то пробивал себе дорогу.
Крючкоротый подполз к самому завалу, спрятался в выемке под оборванной раковиной. Немыслимое Доплерово зрение позволяло ему видеть все в мельчайших, пугающих подробностях. Безумец подобрался, тело его дрожало, как хвост гремучей змеи. Еще несколько камней скатилось со склона, и вслед им съехал человек.
Они столкнулись нос к носу.
Крючкоротый сумел остановить руку, но не изумление:
– Вот так встреча! – и тут же нашелся: – Пожалуй, света здесь действительно недостает!
Лайт Филлсон стоял на четвереньках.
В одной руке он сжимал «ругер», отлично знакомый Доплеру по годам безотказной службы, другой тащил за собой смятый ком, показавшийся Сэму мешком мусора.
Игроки в загробный покер
Гарольд Холдсток основательно подготовился к смерти.
Загодя перебрал в уме коронные фразы, которыми встретит свой последний час, но так и не сумел отыскать лучше: «Доведись мне сдохнуть в другой день, я был бы рад!»
Чутье не оставило его даже в посмертии. Верткая призрачная рыба сновала в его душе, томила и ерзала, а уж он-то знал – такие очевидные знаки не к добру. Чиз бродила из угла в угол мрачнее тучи, все бормотала себе под нос. Бёрн где-то пропадал, как и мисс Дутль. Гарольд отчаялся найти их, хотя обошел все доступные комнаты и, содрогаясь, заглянул в дыру, ведущую в подвал.
Виски-Джек и Голос-из-Тени перестреливались в карты лицом к лицу. Их дуэль грозила затянуться. Старый спор или недавняя ссора – ответ отказывался предъявлять себя, но, судя по лицам, лорд Тангейзер терпел сокрушительный разгром, а Голос вскрывал одно Ватерлоо за другим. Посреди их ристалища дремали тараканы. Рассыпанная хитиновая ставка.
Второй этаж ударил в литавры. Так гремела кастрюля, сброшенная со стола в гневе или по случайности. Чиз замерла на полуслове, настороженно уставилась в потолок и ждала подвоха. Пару мгновений стояла тишина.
Банка, влетевшая в пролом в стене, прошла в нескольких дюймах от головы лорда Холдстока. Она сплющилась о стену и отлетела, вращаясь по полу, под стол картежников. Там она лопнула, обдав призраков и их насекомый дозор облаком едкой химии. Тараканы немедля затрясли лапами, затанцевали, опрокинувшись на спины, и скукожились в ломкие трупики. Виски-Джек открыл рот. Голос-из-Тени аккуратно придвинул к себе колоду, чтобы ненароком не уронить.
Еще одна банка застучала об пол на втором этаже.
– Не к добру, – на пороге гостиной стоял Гордон Бёрн и наблюдал, как Виски-Джек выковыривает из-под стола треснувшую банку, вертит в руках. – Он может подумать, это вы так обошлись с его друзьями.
По всей комнате тараканы спешили в ад. Один-единственный шпион, забравшийся на шнур от люстры, цеплялся еще лапками за жизнь, но отрава настигла его и там.
Призраки разобрались по окнам.
– Мальчишка! – по тону Чиз невозможно было понять, ликует она или в ужасе. Пацан явно для нее что-то значил.
– Уходит.
– Неужели?..
– Не приведи господь.
Если мальчишка пришел за реваншем, он выбрал скверный способ. Смерть доносчиков лишь разъярит туман. Не более.
Призраки настороженно изучали ночной пейзаж и не пропустили момента, когда к дому вышел парень, за которого отдала то немногое, чем владела, Леди Зеленое Солнце.
– А вот это уже интереснее, – оценил Гордон Бёрн канистры в его руках. Когда парень начал закидывать дом зажигательной смесью, Гарольд на миг обернулся, вырвался из власти танцующего огня и обнаружил, что остался в комнате один.
Тараканы хлестали изо всех щелей и тут же дохли. Тот, кто выбирал отраву, знал в ней толк.
Чистое, беспримесное изумление застало Холдстока врасплох.
Он слышал, как хрипят камни под ногами гостя, и дом вторил ему жадным шепотом, подзывая по имени: «Берт Райт… Берт Райт».
Лорд Холдсток попятился. Дом показался слишком уязвимым для тех объемистых сосудов с горючим, что нес парень. Гарольд еще помнил пламя, лизавшее ноги Гордона Бёрна над телом мальчишки. Огонь, с которым пришел Круел Райт полтора века назад, не угас еще в памяти лорда.
– Нет… – шептали беспомощно губы, на ум лезли вырезанные в памяти слова: «Сдохнуть… в другой день! Пусть это будет другой день! Не сегодня! Нет!»
Холдсток не понял, как оказался в норе, ведущей в подвал. Скособоченные ступени звали все ниже и ниже, он видел приоткрытую дверь. Но до нее было еще несколько ступеней. Туман поджидал. Первые завитки обвили стопы Холдстока, поднялись к коленям, но он не дрогнул – не этой смерти сегодня нужно страшиться. Гарольд спустился ниже и замер у двери, страх перед огнем оказался настолько силен, что пережал горло другому кошмару. Прошлое сломало хребет основному инстинкту. Картины адского пламени встали напротив стены тумана, в которой веками мучились грешники. Лорд Холдсток засунул голову в подвал и зашептал подобострастно, торопясь:
– Он там… Он пришел… Скорее…
Туман взорвался вокруг него вьюгой. Гарольд чувствовал, что злу не терпится вонзить в него когти и сейчас оно сдерживается, оттягивает момент, как кошка, играющая с мышью, но ничего не мог с собой поделать – трепетал от счастья: «Не сейчас! Не сегодня!» Гарольда Холдстока ослепило обещание жизни.
Но он не сдержал вопля, когда туман оплел его поперек туловища и потащил наверх.
Зло волокло лорда Холдстока, как собственный неуправляемый хвост. Имей призрак тело, он расколотил бы голову о ступени.
Обещаний Берт не сдержал.
Не успел он войти в дом, как бросил канистры – сознание отмело их, как сор, случайно прилипший к подошве, смятый фантик в кармане. Из инструмента угроз, настоящей бомбы на переговорах они превратились в чистой воды символ. Канистры мешали. Они стучали, воняли, вязали его по рукам и ногам. Берт откупорил одну и оставил посреди столовой, но даже не плеснул на пол. Дом принюхивался к запаху бензина и неодобрительно скрипел раненой кровлей.
Фонарик на лбу Берта бил стробоскопом. Тени обступили Берта и кривлялись за спиной. Он дрожал, руки его потели. Пока Берт крался к лестнице на второй этаж, туман струился из подвала, бесшумно заполняя собой одну комнату за другой. Наконец, он затопил столовую и тут же атаковал.
Зло ударило вслепую.
Его глаза усеяли пол и подоконники хрустящим ковром. Для наследника Райта зло припасло неприятный сюрприз – оно чуяло Берта.
Зло било надежно, с запасом: из двери, трещин в расколотых стенах, из щелей в полу по Берту ударили тугие, как кисель, струи тумана. Одна из них тащила за собой Гарольда Холдстока, однако при виде Берта отшвырнула призрака в сторону, но не выпустила. Плотной волной туман опрокинул Райта. Он вцепился в канистру, попытался открыть ее, выплеснуть, поджечь. Берт сопротивлялся что есть сил, жизнь перестала казаться пустым звуком. Он пришел в дом спасать девушку, но сейчас нуждался в первоочередном спасении. Берт прозрел: жизнь – отличная штука, ради нее стоит драться с любыми монстрами.
Берт катался по полу, бил ногами, силясь вырваться из хватки тумана. Зло накатывало и отступало, хлестало щупальцами. Канистра вылетела из рук Берта, откатилась в угол, рюкзак слетел со спины, пал