ы Барбары уходили на то, чтобы душить и удерживать ее у решетки.
– Что я делаю не так? – закричала Барбара, с трудом переводя дыхание. Она перевернула Кристину на живот и уселась ей на спину. Скакалка, слишком длинная и мокрая, чтобы служить удобным орудием для убийства, резала ей пальцы и норовила выскользнуть из рук. Лицо Кристины побурело, сосуды в глазах лопнули, изо рта несся хриплый свист, а пальцы, вырывая ногти, раздирали пол.
Ничего не менялось. Барбара рычала от злости, Кристина дышала и харкала, пользуясь минутной заминкой. Больница безучастно смотрела, как в ее недрах готовится очередное убийство.
– Что?! – завопила Барбара. Чем яснее она слышала свою внутреннюю глухоту, тем громче звучал ужас. Что-то случилось с ее даром. Где-то нарушила правила.
– Тебе не нравится? – В глазах Барбары стояли непритворные слезы. – Тебе хочется как-то по-другому? – И в этот миг сознание, расплесканное, треснутое, вернулось к Кристине и принесло с собой Истину: они здесь не одни. Кто-то стоит совсем рядом, буквально за дверью. Но разговаривать он будет только с Кристиной.
– Меня, – прозрела Барбара. – Ты должна сделать это со мной.
Волна предельного ужаса захлестнула ее с головой. Прежде она изнемогала от желания гореть, давиться, вживе испытать все мучения, которым подверглась Сара. Что ж, Господь щедр. Почувствуй все на собственной шкуре!
Барбара вскочила, скакалка полетела в сторону. Противоречия, зубастые, как никогда, рвали ее в клочья. Судьба замкнулась в кольцо. Сердце пело. Химия пошла вразнос, волосы встали дыбом, сознание яростно молило рептильный мозг о пощаде. Тело отказывалось повиноваться. Самоубийство никак не вписывалось в планы животной Барбары, но ее духовная сестра-наездник решила все за них обоих. Не приходя в сознание, рассудок издох.
Кристина перестала притворяться. Она отползла к стене с решеткой и дергала ее, заклиная своим тарабарским напевом впустить Королеву обратно. Одним прыжком Барбара оказалась рядом и вцепилась ей в волосы.
– Мы пришли за ответами! – крикнула она в лицо Кристине, та спиной чуяла дыхание из глубин вентиляционной шахты. – Хочешь или нет, но свой ответ я получу.
Барбара сорвала с себя одежду, не заботясь о ее сохранности и приличном виде. Годы заточения отложились на боках женщины холмами и пригорками. Дыхание из-за решетки становилось все более близким, согревало Кристину.
– Подними, – приказала Барбара, и Кристина нашарила резиновую петлю. Безумие захватило Кристину, защелкнуло на ее запястьях браслеты Рока. Она опять потеряла свободу. В Кристину вошел ритуал.
– Я доверюсь тебе, я доверюсь тебе, я доверюсь тебе, – заклинала Барбара, опускаясь на пол. Ей удалось зачаровать себя. Холод больше не тревожил ее тела. Говорящему нужны уста. Кристина не умела быть ими.
– Барби, – жалобно позвала миссис Доплер. – Не уходи.
Все это время она продолжала держать Кристину взглядом. Та косилась на решетку, губы ее шептали. Скакалка неведомым образом приковывала Кристину к месту. Тело Барбары скрыло собой вентиляционное отверстие. Кристина услышала, как скрипят болты, отпуская решетку. Удавка дернула за собой руку Кристины. Она поддалась. У Барбары была морщинистая, совершенно беззащитная шея. Скакалка легла вокруг нее страшным ожерельем, заставила Кристину подтянуть петлю. Сонная артерия билась в панике. Глаза Барбары метались. Разум всплыл на поверхность в самый неподходящий момент. Лицо исказилось неподдельным ужасом. Только теперь Барбара поняла, что всю жизнь готовилась именно к этому моменту. Разве могла она представить более грязное, противоестественное предназначение. Барбара забилась, точно у нее выдирали позвоночник. Кристина упала на лопатки и вцепилась в скакалку, как в вожжи. У Барбары порвался рот, она пыталась вдохнуть, не могла вымолвить ни звука. Никогда еще в нее так не вторгался ужасный дух. Он просто не помещался в ее теле! Грудь Барбары раздулась втрое, живот набух огромным пузырем, кровь хлынула из ушей, воздух свистел, вырываясь изо рта. Но Барбара все равно не дышала. Кристина слышала, как дребезжит решетка, точно выпускала длинное, битое на сегменты и сочленения тело. Барбара раскинула ноги, приглашая Кристину разделить это невозможное соитие. Кристина закричала. Она уперла пятки в живот миссис Доплер и натянула что было сил скакалку. Кристина практически повисла параллельно полу. Сосуды на висках Барбары лопнули. Кровь мгновенно свернулась, застыв безобразными волдырями. Тело Кристины вибрировало от натуги.
– Вы хотели о чем-то спросить? – Кристина не сразу разобрала слова, ее горло надрывалось от крика. Мужской голос, хрустящий, как галька, шуршащий, как шины по асфальту. Услышав его, Кристина замолчала.
– Вы отвечаете – я плачу, – Барбара говорила своим обычным голосом, для этого ей не нужен был воздух.
– Вы невероятная женщина, Барбара Комптон.
– Не нуждаюсь в ваших комплиментах. Почему я ношу это имя? – сухо ответила Барбара, ее деловой тон никак не вязался с грудой пузырящейся плоти. Кристина ослабила петлю и обмочилась от гневного вопля Барбары:
– НЕ СМЕЙ!!!
– Проще задать этот вопрос вашей прапрабабке Фионе, – как ни в чем не бывало продолжил голос. – Хотите, позовем ее вместе?
– Оставьте игривость. Мне…
– Вам, сударыня, – мужской голос разбух гневом, как опухолью, – стоит вернее формулировать вопросы! Продолжим?
– Мириам хотела забрать этого ребенка.
– Потомков осталось лишь четверо.
– Имена! – отрывисто потребовала Барбара и не выдержала – застонала.
– Да. Если дадите клятву.
– Два имени, и я решаю.
– Берт Райт и Кристина Холдсток, – голос откровенно издевался. Он поймал Барбару на слове.
– Мне потребуется…
– Вам потребуется выжить, чтобы исполнить клятву, поэтому прекращайте этот салонный диспут и требуйте уже наконец.
– Я готова исполнить деяние в вашу честь, в чем присягаю и клянусь в присутствии лица первой крови.
– Два других имени: Саймон Глотвик и Барбара Бёрн.
– Вы солгали?!
– Отнюдь! – торжество горело в голосе настолько сильно, что казалось, разгоняло полумрак в комнате. Шея Барбары раздулась, жилы грозили вот-вот лопнуть. Но ее воля продолжала натягивать Кристину, как лук, заставляя выгибаться все сильнее и душить, душить смерть все сильней. – Семя двух родов проросло самым причудливым образом. Даже вам не под силу провидеть такое. Вот мой приказ: отправляйтесь к моему брату и разыщите то, во что он вырос. Как и суждено, Кристина станет невестой, но не ему, а мне.
Буря плоти
Гарольд пришел в себя, когда тварь принялась сдирать с него одежду.
Тело, окоченевшее до полного бесчувствия, наполовину лежало в воде. Нижнюю часть словно ампутировали. Темнота, окружавшая Гарольда, полнилась звуками. Тут и там пробивали сумрак твердые, будто отлитые из стекла, лучи лунного света. Тварь щелкала и скрежетала, ее руки находились в постоянном движении, вспенивали воду и поворачивали Гарольда, как грудного младенца во время пеленания.
Гарольд не слышал боли. Когти твари снимали кожу лоскутами, обдирали ее вместе с одеждой. Гарольду было все равно. С огромным трудом он не давал векам сомкнуться. Упрямство еще держало на плаву, но с каждым мгновением Гарольд все глубже погружался в смертный сон, и только настырный свет луны, капающий сквозь дыры в крыше, не давал оборвать последние нити, связующие душу с телом.
Крыша?
Интерес, такой случайный, нелепый, вспыхнул столь внезапно и так же быстро угас, заставил оглядеть склеп, в который притащила его тварь. Свет отражался от воды и немного рассеивал тьму. Вокруг Гарольда торчали ребра шпангоута, похожие на раздавленную корзину великана. Он лежал на помосте, уходящем под воду. Футах в десяти сверху скалилась разодранными досками дыра. За пределами нескольких островков света тьма становилась настолько плотной, что оглушала. Горькая слизь забила нос Гарольда, в ушах шумел прибой. Они не различали плеск и клекот, с которым левиафан его потрошил, и скрипы стен, жалующихся на свою гнилую судьбу.
Последние обрывки одежды исчезли в воде. Руки твари подняли Холдстока, перевернули, как мясник тушу, прежде чем приступить к разделке. Гарольд почувствовал рывок. Что-то сильно дернуло его за ногу. Щегольские штиблеты разбухли и не желали слезать. Чудовище выпустило Гарольда, он рухнул на помост, в голове зазвенело, простреленный локоть отозвался резкой болью. Второй раз за день она играла ему на руку.
Пусть Гарольд и потерял надежду, но тело продолжало цепляться за жизнь. Кровь рвала жилы, пробиваясь в омертвевшие ноги. Гарольд слышал, как бунтует сердце, расшибаясь о ребра, как о тюремную решетку.
Скрежет, издаваемый тварью, сменился чавканьем. Темнота мешала Гарольду рассмотреть подробности, но он не сомневался, монстр тянет к нему пульсирующую пасть, похожую на кольцо с тремя рядами зубов, и в этот миг одна только мысль всерьез занимала Гарольда: чем занята тень и почему, дьявол ее задери, она ни разу не ответила на его письма?
Последний их разговор прошел без толики душевности и взаимопонимания, которая сама собой могла родиться за годы их теснейшего союза. О встрече попросила тень, Гарольд, сатанея от скуки, согласился.
– Почему на мне всегда эта повязка? – прежде королевский инспектор Холдсток не соизволил исчерпывающе раскрыть этот вопрос, не собирался и теперь, в чем, не сдерживая раздражения, признался.
– На что вам глаза? Вам мало платят? Вы носите мое имя, как парадный мундир, чаще, чем я. Разве не вкушаете вы плодов власти, что реально принадлежат мне? Разве я хоть в чем-то отказал вам?
– Да! – воскликнула тень, шея побагровела, освободи она руки, наверняка попыталась бы скинуть повязку с лица и… Чем ужасным грозило это Гарольду, объяснить он не мог, затвердив: «Доска остается под контролем, пока игра на ней идет по твоим правилам». – Да! Во взаимности! Вы украли мою жизнь, имя, вы подменили его своим. Каким я был глупцом! Никогда не иди на сделку с Дьяволом, потерять душу еще при жизни…