что вернулся домой по-настоящему, все близкие ему люди здесь, с ним. Хотелось, чтобы так и было всегда.
Из оцепенения его вывел Михаил, толкнувший его в спину.
— Проходи, что встал? Я тоже чая хочу.
У ног уже крутился Бублик, подбежала Настя, обнимая Андрея и Михаила, Тамара Михайловна начала хлопотать, наливая им чай и спрашивая, не покормить ли их с дороги, а Андрей всё смотрел в глаза Елене, которая, также не отрывая от него взгляда, встала из-за стола и шла к нему, и секунды эти, пока она не протянула к нему руку и не дотронулась до его лица, казались ему вечностью.
— Здравствуй, — сказала она, — что же вы так долго? Уехали, я даже поговорить с тобой не успела. Вышла из ванной, а Настя говорит, что вы внезапно собрались и уехали куда-то. От тебя порохом пахнет.
_________________________________________________
[1] Дионисий Ареопагит, 16 октября и 17 января.
[2] Андрей помогает лечить отек легких, который при отсутствии помощи может привести к гибели пациента в очень короткое время.
[3] Внутривенные инъекции еще долго будут считаться врачебной манипуляцией.
[4] Ох уж эти многоразовые иглы к шприцам! Отдельной песней была их обработка, когда медсестры тратили по несколько часов на их замачивание, чистку, промывание и стерилизацию, а заодно и заточку. Не так уж и давно это счастье в нашей отчизне кончилось.
[5] Не всегда так быстро и таким минимальным набором средств, но и так бывало, что после единственной инъекции состояние при отеке легких радикально улучшалось.
Глава 16
И, как всегда, Швейцар[1], приняв мое пальто,
хихикнул
16 октября 1941 года
Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что он даже не помыл руки перед тем, как делать инъекцию и хорошо, что медсестра оказалась до ужаса запуганной Михаилом и не сообразила даже о таких элементарных вещах, иначе без ругани не обошлось бы, но Андрей тут же обо всем забыл, потому что пальцы Лены всё ещё касались его щеки и она не собиралась убирать руку.
— Ну, так стреляли, — попытался пошутить он и тут же понял, что единственный человек, способный оценить эту шутку, сейчас умывался в ванной, так шумно фыркая, что было слышно даже через закрытую дверь. Говорить больше ничего не хотелось, он просто обнял Лену и прижал ее к себе.
Из ванной вышел Михаил и хлопнул по плечу, вернув на землю.
— Не спи, замерзнешь. Андрюха, давай руки мыть, а то так неумытым и останешься. А нечистым трубочистам, как известно, стыд да срам, — и замолчал, поняв некую двусмысленность сказанного им, на что, впрочем, внимания никто не обратил, так как тщательно делали вид, что смотрят куда-то в сторону на Бублика, который с энтузиазмом поглощал обрезки с косточки, которые бросила ему Тамара Михайловна.
— Ты хоть чаю попей, — сказала Елена, не отпуская руку, — вы же целый день не ели ничего.
Андрей вышел из ванной, вытирая руки и сел за стол, сразу же начав поглощать бутерброды с колбасой и сыром. Елена села рядом с ним и смотрела на него, не отрывая взгляда, а потом прижалась к его плечу. Настя начала было рассказывать, чем они занимались, пока они где-то ездили, как смешно Бублик гонялся за кошкой, которая обманула его и прыгнула через забор с дерева, но у Дарьи внезапно заболела голова и она поняла, что надо срочно лечь спать, потащив за собой ничего не понимающую и сопротивляющуюся Настю. Тамара Михайловна начала собирать посуду со стола. Михаил, сказав, что устал, ушел к себе в комнату, захватив пару бутербродов и огромную кружку с чаем. Елена еще сильнее прижалась к плечу Андрея, и он замер, боясь спугнуть свое счастье. Так они просидели неизвестно сколько, пока Елена не сказала:
— Андрей, ты ведь носом уже клюёшь, давай-ка, иди мыться и спать.
Елена поцеловала его в щеку и Андрей нехотя пошел, но в ванной, встав под душ, он понял, что смертельно устал и сейчас уснет прямо здесь, не дойдя до кровати. Кое-как он вытерся полотенцем, натянул пижаму и со слипающимися глазами добрел до своей кровати, и сразу уснул.
Андрей проснулся среди ночи, обнаружив себя лежащим под аккуратно подоткнутым со всех сторон одеялом. Он подумал, что, с одной стороны, неплохо отдохнул, а с другой стороны, жаль, что вчера его так срубило и он даже не успел хотя бы поцеловать на ночь Лену, не говоря уже о чем-то большем. Протянув руку, чтобы взять часы, которые должны были лежать на столике у кровати, он вдруг наткнулся на какое-то незапланированное препятствие. Не успев подумать, что бы это могло быть, Андрей услышал сонный голос Елены:
— Ты хоть знаешь, Андрей, что ты ужасно храпишь? И еще ты постоянно пытался столкнуть меня на пол. Если ты хоть на что-то надеешься со мной, то тебе точно нужна кровать пошире. И кроме того, ты непроходимый дурак, если всё еще лежишь и не знаешь, что делать с женщиной, которая лежит с тобой в одной постели и тебе вроде как небезразлична.
И тут уже Андрей доказал, что непроходимым дураком он всё же не является.
17 октября 1941 года
В окнах еще только засерело утро, брызгая дождем, Тамара Михайловна начала возиться у плиты, готовя завтрак. Послышался стук в дверь. Михаил, встававший всегда одновременно с началом утренних хлопот домработницы на кухне, пошел открывать. На пороге стоял Маслов, руки которого были заняты какими-то свертками.
— Доброе утро, Егор, — поприветствовал его Михаил. — Что так рано? Случилось что?
— Нет-нет, ничего не случилось, всё нормально, — успокоил его Егор.
— Хорошо, тогда заходи, позавтракаем вместе.
— Да я, собственно, на минутку, — замялся художник. — Вы уж извините, как-то вчера немного скомкано вышло, разнервничался. Вот, хочу поблагодарить вас от себя и от жены, конечно же. Если бы не вы, даже не знаю...
— Тише! — громким шепотом прервал его Михаил. — Не здесь. Сюда пойдем, поговорим, — и он повел его к себе в спальню.
— Я же говорю, я ненадолго, — опять начал Маслов.
— Ненадолго, так ненадолго. Садись, — показал Михаил Егору на стул. — Извини, постель убрать не успел, не ждал никого так рано.
— Михаил, я хотел бы поблагодарить...
— Егор, послушай, — снова прервал его Михаил. — Надо было вчера об этом сказать, моя ошибка. Ты, пожалуйста, запомни, и супруге своей, Людмиле Константиновне, передай. Вы нас очень обяжете, если забудете обо всем, что вчера было. Ничего не было. Сели в машину, поехали, забрали, вернулись. С кем ездил, тоже без лишней нужды не говори. Понимаешь, у нас с братом такая ситуация сейчас, что нам лишняя известность только помешает. Чем меньше про нас знают, тем лучше. Ясно?
— Ясно, — согласился Маслов. — Молчок. И Люсю предупрежу.
— Вот и хорошо. Мы ж не за награды, а просто помочь, — сказал Михаил. — Что ты там принес, кстати? Или это не нам, а так, по пути забежал?
— Вам, конечно же, — смутился Егор. — Тебе и Андрею Григорьевичу, ему тоже.
— Да шучу я, — успокоил его Михаил. — Надо же было тебя растормошить как-то, а то ты, смотрю, о мировом заговоре думать начал. Просто служба у нас такая, — Михаил сделал паузу и посмотрел вверх, давая знать собеседнику, что служба непростая и говорить о ней не стоит, — что как приключится что, так легче застрелиться сразу, чем рапорта писать и объясняться. Ну, показывай подарки, очень я это дело люблю и уважаю, — и Михаил потер руки в предвкушении. — А Андрею я позже покажу всё, он спит еще, не хочу будить, устал он вчера.
— Вот, здесь коньяк, шустовский [2], давно берёг, — Егор протянул сверток с бутылкой.
Михаил развернул сверток, оценивающе посмотрел на этикетку, будто ее осмотр мог что-то сказать о напитке в бутылке и отставил в сторону.
— Выпьем, обязательно вместе, но не сейчас, с утра не люблю, — с серьезным видом сказал он и, увидев растерянное выражение лица Маслова, рассмеялся. — Да шучу я, Егор, шучу, не смотри ты так.
— Вот, тут мой эстамп. Не бог весть что, конечно..., — сказал Маслов, пока Михаил разворачивал сверток.
— Вот это да..., — восхищенно сказал Михаил, достав оттиск в рамке и поворачивая его к свету. — Это ж просто... нет, печатных слов у меня нет. Я просто... да что там говорить, спасибо тебе! — и Михаил встал, бережно положил эстамп на стол и крепко обнял довольного оценкой своего подарка художника. — Вот уж удружил! Я о таком и мечтать не мог!
— Я пойду, пожалуй, — засобирался Маслов, — там Люсечка сейчас проснется, надо ее завтраком накормить, — Маслов пошел к двери. — Спасибо еще раз. До свидания.
— До свидания, Егор. И тебе спасибо, — сказал Михаил, провожая его до двери. — Привет Людмиле Константиновне от нас.
— Кто приходил хоть в такую рань? — пробурчал сонный Андрей, направляясь из спальни в ванную и протирая глаза. — Доброе утро, кстати.
— И тебе доброе. Маслов приходил, подарки приносил. Пойдем, посмотришь. Ну и я ему тоже рассказал о правильной линии поведения, а то растрезвонит по всей округе о наших приключениях.
— Что подарил хоть? — спросил Андрей.
— Коньяку бутылку и эстамп свой, — ответил Михаил.
— Хороший?
— Коньяк вроде хороший, шустовский. А эстамп — хрен его знает, багет выглядит богато, я в этом не разбираюсь. А ты?
— И мне, что эстамп, что в типографии напечатают, разницу увижу, конечно, но оценить — не моё.
— Ладно, Андрей, пойдем, завтрак готов, наверное, судя по тому, что Тамара Михайловна греметь перестала. Остальных ждать не будем?
— Да пусть спят, что им делать.
Но спокойно позавтракать не получилось, следующим в дверь буквально через пару минут постучал Никита.
— Ну, рассказывайте, как съездили вчера? А то у Маслова спросил, он молчит, на вас показывает. В историю попали?
— Было дело, да там ерунда, не стоит внимания. Так, встретили человека одного, случайного знакомого, подвезли, он на Энтузиастов в давку попал, да жену Маслова в больнице не отпускали, — сказал Михаил, наливая себе чай. — Нечего рассказывать, короче. Чай будешь? У нас с утра спокойно хоть?