рвое несомненное воплощение национальной идеи»], тот, кому присуща «angeborene Genialität» [«врожденная гениальность»], «die Lichtgestalt des Cheruskerfürsten» [«светлый образ князя херусков»]. На римлян и херусков здесь распространяются современные представления: «Freilich war der Sieg nicht in offener Feldschlacht, sondern durch einer hinterlistigen Überfall gewonnen worden. Aber die Deutschen hatten den Römern doch nur mit gleicher Münze gezahlt, die selbst mit Treulosigkeit und Bruch des Völkerrechtes ihnen vorangegangen waren» [«Победа, правда, была одержана не в открытом сражении на поле битвы, но вследствие коварного нападения. Однако при этом немцы всего лишь отплатили той же монетой римлянам, каковые, следовательно, предшествовали немцам в вероломстве и нарушении международного права»], p. 116.
Лампрехт, Der Kaiser, 1913, выделяет – в сущности, поверхностные – совпадения между высокой культурой народа и его «Urzeit» [доисторическим временем], в том числе между демократическими склонностями XX в. и древнегерманским прошлым, – р. 7. Так, он отмечает у Вильгельма II внушительные «Reste einer urzeitlichen Veranlagung» [«следы склонностей, свойственных далекому прошлому»], которые проявляются, среди прочего, в его «Ahnenkult» [«культе предков»], его религиозных воззрениях и понятиях о верности подданных, – р. 6, 40, 42, 47.
Настроения, окрашенные тонами «Urzeit», теснейшим образом связаны с непоколебимой верой «an die besondere weltgeschichtliche Berufung und Begabung des deutschen Volkes» [«в особое всемирноисторическое призвание и дарование немецкого народа»], – Lamprecht, l. c., 99, – о чем недавно с такой убийственной резкостью возвестил Ойкен. Эта идея от устремленности к чисто духовному мировому господству немецкой культуры (в том смысле, каким предстает, например, кайзер у Лампрехта, l. c. 99) может опускаться до беззастенчивого империализма: «Deutschland und ein gutes Stück Welt den Deutschen… vom geographischen Nationalismus zum rassenmäßigen Glauben an das Leben und die höhere Persönlichkeit unseres Volkstums… fortschreiten» [«Германия и немалая часть мира продвигаются к немцам… от географического национализма – к расово заданной вере в жизнь и высшую индивидуальность нашего народного духа»], – F. Siebert, Der Deutsche Gedanke in der Welt, Deutsch-akad. Schriften, herausg. v. d. H. v. Treitschke-Stiftung, № 3, 1912. Примечательное развитие этой идеи демонстрируют сочинения: Arthur Bonus, Deutscher Glaube, 1897; Zur Germanisierung des Christentums, 1911 (переработка эссе 1895–1901 гг. – Zur relig. Krisis, Bd. I); Vom neuen Mythos, 1911. Автор исходит из неумеренных националистических пристрастий и вначале стремится к восстановлению почитания Вотана как своего рода вассала Христа (D. Glaube, passim). «Die religiöse Entwicklung der Zukunft ist die bewußte Wiederaufnahme der mittelalterlichen Anfänge: die Weitergermanisierung des Christentums» [«Религиозное развитие будущего – это сознательное возобновление средневековых начал: дальнейшая германизация христианства»]. Немецкий народ «(hat sich) am geeignetsten erwiesen, das Erbe Israels anzutreten» [«оказался наиболее пригодным, чтобы вступить во владение наследием Израиля»]. У романских и славянских народов «(ist) von einem tieferen Verständnis des Christentums noch kaum ein Anfang vorhanden» [«имеются разве что зачатки более глубокого понимания христианства»], – Zur Germ., 12, 14, 15, первоначально 1895 г. Постепенно его представления очищаются и становятся менее узкими. Теперь он уже высмеивает новоявленных почитателей Вотана. Исландские саги и древнегерманское прошлое могут лишь задавать фон, определенное настроение, их мир ощущается «als echter deutsch und härter deutsch» [«как истинно германский, еще более твердо германский»], можно даже сокрушаться, что такие многообещающие ростки германской религии не имели развития, однако дать нам религию Исландия не в состоянии (Zur Germ., 105–111, 1901). Остается потребность в религиозной направленности, где господствует «ein unbeugsamer Wille zur Macht und Gewalt der Seele zur innerstem und höchstem Stolz und Trotz», ib. 66 [«несгибаемая воля к власти и непреодолимая устремленность души к глубоко внутренней и высочайшей гордости и упорству»], «die alte germanische Auffassung der Religion als einer Kraftquelle statt Krankenzuflucht», 42 [«древнегерманский взгляд на религию как на источник силы, а не прибежище для убогих»], «nicht Träume machen die Religion aus, sondern Tapferkeit und Eingreifen», 34 [«не мечтания составляют религию, но решительность и отвага»]; вопрос жизни для немца – «Wie hersche ich über die Welt?» – 16, 34 [«Как мне осуществить власть над миром?»]. В работе Vom neuen Mythos националистическое содержание этих идей еще более ограничивается и облагораживается (40 ff.). В предисловии к Zur Germanisierung, 1911, автор призывает читателя «nicht kleinlich aufzufassen» [«не слишком придирчиво воспринимать»] это заглавие; и было бы действительно крайне несправедливо представлять себе этого мыслителя всего лишь как духовного империалиста и теоретика расизма.
Война придала всем этим настроениям грубо материальную форму. Не является ли типичным, что такой теолог, как Дайсманн, ныне принимает всерьез мысль, которую радикально настроенный Бонус уже обыгрывал в свой ранний период (Deutscher Glaube, 85, 216)? В канун Рождества 1914 г. он возносит хвалу древнесаксонскому Heliand [Спасителю], Иисусу как герою войны: это «der tiefste und echteste Eindruck, den der deutsche Geist jemals von Christus empfangen hat» [«наиболее глубокий и наиболее подлинный образ Христа, когда-либо запечатленный германским духом»] (Heliands Weihnacht, Illustr. Zeitung, № 3728, 10. XII. 1914). Не следует, однако, переоценивать весомость военной гомилетики и военной поэзии. Мир позднее захочет отречься от огромной массы печатной продукции, выходившей начиная с 1914 г., – вот только когда позднéе?
Комментарии
1* Знаменитый оратор и политический деятель Демосфен всю жизнь боролся за независимость родных Афин, против македонской гегемонии в Элладе, постоянно выступал против царя Филиппа и его сына, Александра Македонского, был вдохновителем антимакедонских выступлений, в том числе вооруженных. После смерти Александра в Греции началось восстание, возглавленное Афинами, но в битве при Кранноне (322 г. до н. э.) антимакедонская коалиция была разбита, вожди ее казнены, а сам Демосфен покончил с собой.
2* Намек на известное высказывание Энгельса: «Идеи, возникнув и овладев массами, становятся материальной силой, а затем претворяются в действительность».
3* Шведский король Густав II Адольф, талантливый полководец, организатор и руководитель победоносных войн с Данией, Россией, Польшей, в 1630 г. вступил в Тридцатилетнюю войну (1618–1648) на стороне антигабсбургской коалиции и заслужил среди своих единоверцев прозвище «Лев протестантизма». Тридцатилетняя война началась как конфликт протестантских княжеств Германии и католиков, возглавляемых эрцгерцогами Австрии и императорами Священной Римской империи германской нации из дома Габсбургов; впоследствии эта война превратилась в общеевропейский конфликт, где некоторые немецкие протестантские князья поддерживали императора, а против католиков Габсбургов в 1635 г. выступила католическая Франция, управляемая первым министром страны, кардиналом Римской Церкви Ришелье. Густав II Адольф одержал целый ряд крупных побед и погиб в успешной для шведов битве при Лютцене в 1632 г. Благодаря его военной деятельности Швеция стала одной из мощных и влиятельных европейских держав. Внучатый племянник Густава II Адольфа Карл XII хотя и уделял определенное внимание реформам управления и развитию наук (дух Просвещения уже веял над Европой), но более всего стремился превзойти военную славу деда и большую часть жизни провел вне своего отечества, сражаясь в разных землях. Когда началась Северная война (1700–1721) между Швецией, с одной стороны, и Россией, Данией, Саксонией и Польшей – с другой, Карл XII, весьма способный военачальник, но более всего – блестящий авантюрист, одним ударом вывел из войны Данию, разбил Россию под Нарвой в 1700 г., в 1704 г. нанес поражение Польше и возвел там на трон своего ставленника, добился от императора особых прав Швеции внутри Империи (со времен Тридцатилетней войны некоторые имперские земли, например Восточная Померания, принадлежали Швеции). Он стремился добить последнего сопротивлявшегося врага – Россию, но в 1709 г. потерпел сокрушительное поражение под Полтавой. Однако и после этого Карл не сложил оружие, обосновался в Бендерах в принадлежавшей тогда Турции Бессарабии, пытался втянуть Оттоманскую империю в войну против России, поссорился с турками, которые вознамерились изгнать его из своих владений, с крохотной группой приближенных отбивался в Бендерах от десятитысячного турецкого войска, попал в плен, был выслан. В 1715 г. после пятнадцатилетнего отсутствия он вернулся на родину, но и там не успокоился, предпринял попытку отнять Норвегию у владевшей тогда этой страной Дании, и 30 ноября 1718 г. погиб при осаде норвежской крепости Фредрикстеен. Военная и политическая мощь Швеции была погублена навсегда.
4* Король Англии Карл I Стюарт в 1640 г. вступил в конфликт с Парламентом, и конфликт этот в 1642 г. вылился в гражданскую войну. В 1645 г. король был разбит парламентской армией в битве при Несби, бежал, в 1647 г. оказался в плену и после ряда перипетий предстал перед назначенным Парламентом судом, который признал Карла виновным как тирана, изменника и врага Отечества и приговорил его к смертной казни. На суде Карл держался с большим достоинством и отказался признать полномочия этого «самозваного», по его словам, судилища. В утро казни, 30 января 1649 г., он перед тем, как взойти на плаху, обратился к своему камердинеру: «Дайте мне вторую рубаху. На улице морозно, я могу задрожать от холода, а они подумают – от страха». Последний предреволюционный король Франции Людовик XVI, если верить воспоминаниям, написанным, правда, уже после завершения революции и восстановления монархии, еще задолго до революции (он взошел на престол в 1774 г., революция началась в 1789 г.) постоянно читал и перечитывал то место из