– Назовёте, и узнаю, – ровным голосом ответил оперативник.
– Мы расположены на Демьяненко, шестнадцать. Вы знаете этот район?
– Сориентируюсь. Надеюсь приехать в течение часа. Если застряну в пробке, перезвоню.
У Савелия Лукьяновича как-то нехорошо сжалось сердце, он с испугом подумал о своём друге Вадиме Костюкове, телефон которого уже который день не отзывался.
Поначалу Новогорский не очень беспокоился, допуская, что в отсутствие Анны Вадим мог и отключить телефон, по известным причинам не желая, чтобы его беспокоили. Но времени прошло уже много. Вадим не мог позволить себе пропадать так долго, ведь у него имелись деловые связи, которые нельзя было обрывать.
Савелий Лукьянович ещё пару дней назад порывался позвонить сестре Вадима Кларе, но всякий раз его что-то останавливало. И вот теперь этот странный звонок от полицейского.
Савелий Лукьянович пытался успокоить сам себя: «Скоро он подъедет, и всё разъяснится».
Хоть звонивший и заверил его, что подопечные их школы ни в чём не замешаны, Новогорский всё-таки думал, что кто-то из пацанов набедокурил и полиция едет разбираться с директором школы.
Он нетерпеливо поглядывал на часы – прошло десять минут, двадцать, полчаса, и вот уже пробежало сорок пять минут.
«Где же этот неведомый Славин? – спрашивал сам себя Новогорский. – Неужели всё-таки застрял в пробке?»
Не выдержав, он позвонил на пост охраны и спросил:
– Меня там никто не спрашивал?
– Нет, Савелий Лукьянович, – отозвался охранник.
– Должны прийти из полиции… – пояснил он неохотно.
– Из полиции? – ахнул охранник, и Новогорский воочию представил, как округлились глаза парня.
– Иван, не волнуйся ты так, – успокоил он парня, – это ко мне по делу.
– А, – недоверчиво протянул охранник.
– Прийти должен некто Славин. Так ты пропусти его, как только он подойдёт.
– Пропущу, конечно, – заверил охранник и тут же, ещё не отключившись, проговорил: – А вот и он сам.
Новогорскому было слышно, как Иван говорит прибывшему:
– О вас только что Савелий Лукьянович справлялся. Поднимайтесь на второй этаж, и прямо по коридору двадцать восьмой кабинет.
Отдалённо до слуха Новогорского донеслось, как молодой голос произнёс:
– Благодарю.
Славин, поднимаясь по лестнице и идя по коридору, с интересом осматривался вокруг. Школа была старой, ещё советской застройки, но совсем недавно отремонтированная.
Он легко нашёл нужный ему кабинет, постучал в дверь и, услышав: «Да-да, войдите», вошёл.
Из-за стола ему навстречу поднялся молодой ещё мужчина, хотя в каштановых волосах небрежными штрихами проглядывала седина, а в уголках внимательно глядевших карих глаз намечались лучики морщинок.
– Вы Славин? – спросил мужчина и, когда Дмитрий утвердительно кивнул, протянул ему свою руку: – Савелий Лукьянович Новогорский, директор этой школы.
– Хотелось бы познакомиться с вами при иных обстоятельствах, – проговорил оперативник, пожимая протянутую ему руку, – но увы.
– Что случилось? – вмиг охрипшим голосом спросил мужчина.
– Вам знаком Вадим Аркадьевич Костюков? – вопросом на вопрос ответил Славин.
– Да, это мой друг, – просто отозвался Новогорский и тут же, словно опомнившись, пробормотал: – Что же это я вас на ногах держу! Садитесь, пожалуйста, – и опустился сам в своё обитое искусственной кожей кресло.
Оперативник сел, вытащил из кармана фотографии и, разложив их на столе, спросил, помедлив:
– Это он?
– Он, – тяжело выдохнул Савелий Лукьянович и, облизнув пересохшие губы, спросил: – Что с ним случилось?
– Его отравили.
– Что значит «отравили»? – удивился Новогорский.
– Или он отравился сам, – осторожно предположил Славин.
– Как это, сам отравился?! – вырвалось у мужчины. – Я понимаю, что сейчас модно травиться «Кротом», – нервно засмеялся он.
– Это был не «Крот», – тихо ответил Дмитрий.
– А что же?
– Экспертиза покажет.
– Так его действительно отравили?! – воскликнул Новогорский. – Я не могу в это поверить!
– Кофе, который ваш друг попытался выпить, был отравлен.
– Кофе, – как эхо повторил Савелий Лукьянович Новогорский. – Дима очень любил кофе. Дома он всегда пил его из такой смешной чашки, на которой под грибом сидит гном.
– Посмотрите, пожалуйста, повнимательнее на фотографии, – взмолился оперативник, – это та самая чашка?
– Но ведь там одни сплошные осколки, – беспомощно отозвался директор.
– Нет, нет, там есть фрагмент. – Дмитрий схватил со стола фотографии и сам начал их перебирать.
Он хорошо помнил, что на одном из осколков видел гнома под грибом крупным планом. Вот где надо было бы поблагодарить Легкоступова за его умение выхватывать и запечатлевать, казалось бы, никому не нужные детали.
Наконец он нашёл то, что искал, и протянул снимок Новогорскому:
– Посмотрите, пожалуйста, Савелий Лукьянович, это тот самый гном?
– Да, это он… – удивлённо протянул Новогорский. – Так, значит, Вадима отравили дома?
– Нет, – вздохнул оперативник, – на съёмной квартире.
– Но как же туда попала эта чашка? – Новогорский недоумённо перевёл взгляд с фотографии на оперативника и обратно.
– Это нам ещё предстоит выяснить, – вздохнул Славин.
– Да, да, – думая о чём-то своём, пробормотал Новогорский.
– Это правда, что вы дружили с детства? – спросил Славин.
– Да, дружили, – потерянно отозвался мужчина.
– Савелий Лукьянович, – попытался встряхнуть его Славин, – вы должны нам помочь!
– Но как?
– Коль уж вы были с Костюковым близкими друзьями, то вам должно быть многое о нём известно.
– Вадим весь был на виду. Никаких его секретов я не знаю, – пробормотал Новогорский.
«Разрешите вам не поверить», – подумал про себя Дмитрий, а вслух спросил:
– Для чего ваш друг снимал квартиру?
– Я не знаю, – ответил Новогорский, стараясь не встречаться взглядом с оперативником.
– Вероятно, в ней он встречался с другой женщиной?
– Этого не может быть! – воскликнул Новогорский голосом, полным отчаяния.
– Почему же этого не может быть? – холодно поинтересовался Дмитрий Славин. – Тысячи мужчин и женщин изменяют своим супругам.
– Но только не Вадим! – не сдавался Новогорский.
«Лжёт!» – безоговорочно решил про себя Славин.
Он молчал и сверлил визави взглядом.
– Я ничего не знаю о другой жизни Вадима. У него прекрасная жена! И она тоже училась вместе с нами!
– В школе?
– А где же ещё?
– В вузе, например.
– Нет, институты мы оканчивали разные.
«Уж не был ли он тайно всю жизнь влюблён в жену своего друга?» – промелькнуло в мозгу у Дмитрия, и он спросил:
– А вы сами женаты, Савелий Лукьянович?
– При чём здесь это? – ощетинился Новогорский и всё-таки ответил: – Нет, я пока холост.
Оперативник ещё более утвердился в своём предположении.
Новогорский расценил молчание оперативника по-своему и принялся снова уверять его:
– О личной жизни Вадима я ничего не знал. Почему вы мне не верите?
«Потому что вы лжёте», – ответил мысленно Дмитрий, а вслух сказал:
– Мы ведь всё равно всё узнаем.
Новогорский одарил его мрачным взглядом и беспомощно пожал плечами.
– Что ж, до свидания, Савелий Лукьянович. Благодарить вас за помощь не буду. – Старший лейтенант развернулся и направился к двери.
Новогорский некоторое время, не двигаясь, стоял на месте, потом кинулся к окну и увидел, как оперативник вышел из здания школы, сел в свою машину и уехал. После чего Савелий Лукьянович упал в своё кресло, обхватил голову руками и глухо зарыдал.
Славин же отправился в Следственный комитет. Но по пути решил всё-таки позвонить Наполеонову.
– Ты, Дим? – спросил тот.
– Я еду к вам.
– Приезжай. Извини, что набросился на тебя в прошлый раз, просто, когда ты позвонил, у меня как раз были проблемы с вдовой Костюкова.
– Понятно, я не в обиде.
– Спасибо за понимание, жду.
Наполеонову и впрямь пришлось нелегко. Ничего не понимающую вдову сразу с поезда привезли в кабинет следователя, и он не знал, каким образом сообщить ей о случившемся. Оставалось надеяться на то, что в санатории подлечили сердце Анны Леонидовны и её не придётся везти из Следственного комитета на «Скорой» в больницу.
– Что случилось? – спросила Костюкова, после того как следователь усадил её на самый удобный стул в его кабинете.
– Вы только не волнуйтесь, Анна Леонидовна, – проговорил Наполеонов и тут же укорил себя: «Вот глупость сморозил! Как же ей не волноваться, если её муж…» – Он оборвал свою мысль и заговорил проникновенно: – Я вынужден сообщить вам, что ваш муж умер.
– Как то есть умер?! – удивилась женщина. – У Вадима железное здоровье!
– Анна Леонидовна, ваш муж скончался не от болезни – его убили.
– Кто? За что?
– Это мы постараемся выяснить.
– Его застрелили? – спросила Костюкова упавшим голосом.
– Нет, отравили.
– Как то есть отравили? – изумилась Костюкова и возмутилась: – Извините, но мой муж не пил палёную водку!
– При чём тут палёная водка? – поморщился следователь. – Его отравили кофе.
– Кофе? – Брови женщины взлетели вверх. – Вы что, разыгрываете меня?
– Какой уж тут розыгрыш, – вздохнул Наполеонов.
– Но кофе отравиться невозможно!
– В него был добавлен яд растительного происхождения.
– Яд? – побелевшими губами повторила женщина, и глаза её, остановившись на лице следователя, казалось, застыли.
Он метнулся к заранее приготовленному флакону с корвалолом, щедро накапал его в стакан, плеснул скудную толику воды и, протянув женщине, попросил:
– Выпейте, Анна Леонидовна.
Она подчинилась, потом закашлялась, попросила ещё воды и, осушив налитый ей стакан, спросила тихо:
– Где он?
– В морге.
– Когда его можно будет оттуда забрать?
– Скоро. Мы сообщим вам об этом дополнительно.
– Вадим умер на работе?