Ему повезло: время было позднее и пробок на выезде из города не было, а по гладкой дороге до коттеджного посёлка он, казалось, не доехал, а долетел.
Морис ждал его на улице. Под навесом на крыльце сидел большой пушистый чёрный кот и смотрел на прибывшего Шуру огромными жёлтыми глазами, в которых затаилась грусть.
– Чего, котяра, нос повесил? – любезно приветствовал его Шура.
Кот презрительно фыркнул и скрылся в доме.
В саду пахло сырыми хризантемами, моросил дождь мелкий, как из сита.
– Странно, – пробормотал Шура, – в городе дождя нет.
– Это сад грустит в ожидании Мирославы, – на полном серьёзе заявил Морис.
Шура вспомнил печальные глаза кота, перевёл взгляд на Мориса и сказал:
– С вами тут недолго и чокнуться.
– Идём в дом, – пригласил Морис.
По пути он срезал ветку жёлтых хризантем и поставил её на кухне в вазу на обеденный стол.
Жёлтые хризантемы любила Мирослава, она вообще любила жёлтые цветы. И Шура подумал, что даже в отсутствие хозяйки в доме делается всё именно так, как она любит.
– Она хоть звонила? – спросил Шура, запуская ложку в борщ и откусывая от куска ржаного хлеба.
– Звонила, – откликнулся Морис.
– Ты чего такой? – спросил Наполеонов.
– Какой?
– Как в воду опущенный.
– Да нет, всё нормально.
– Молодец! – похвалил его Наполеонов, но Морис не понял за что и спросил: – В смысле?
– В том смысле, что перестал выяснять смысл русских фраз и сам употребляешь их уже чисто по-русски.
– В смысле? – повторил Морис.
– Ну, что ты заладил, как попугай, в смысле да в смысле?!
– Просто я тебя не понял!
– Ты сказал: «Да нет, всё нормально».
– И что?
– А раньше сочетание «да нет» вгоняло тебя в ступор.
– Теперь понял, но, как говорит русская пословица, с кем поведёшься, от того и наберёшься.
– Молодец, – снова похвалил его Наполеонов, – уважаю! А то Славка как начнёт пичкать меня восточной мудростью, так мне дурно становится, как девице восемнадцатого века, зажатой в корсет по самое не хочу.
На этот раз Морис из разглагольствований Наполеонова понял меньше половины, но разъяснений не попросил.
Зато Наполеонов поторопил его:
– Посмотри там, в духовке, как мои окорочка себя чувствуют.
Морис рассмеялся и сказал:
– Твои окорочка при тебе.
– Тоже мне юморист нашёлся! – фыркнул Наполеонов и не упустил случая воткнуть шпильку: – Профукали «Юморину-то»?!
– Юморина проходила не в Литве, а в Латвии, – напомнил ему Морис.
– А по мне, вы все одним миром помазаны.
– Шура! Не хами!
Наполеонов сам уже понял, что перегнул палку, поэтому решил подлизаться:
– Морис, если ты расстраиваешься из-за того, что Мирослава задерживается, то ведь и ей иногда отдохнуть надо.
– От меня? – почти беззвучно спросил Морис.
– Что за глупости! – воскликнул Шура. – При чём тут ты? Вообще отдохнуть! От работы, например. Я уверен, что она скоро приедет!
– Я знаю. Она купила путёвку на неделю.
– Тогда чего ты киснешь?
– Я не кисну, – Морис посмотрел на кота, – просто мы с Доном скучаем.
– Я тоже скучаю, – заявил Наполеонов, – но это никак не сказывается на моём аппетите, так что доставай из духовки окорочка.
Расправившись со своей порцией, Наполеонов посмотрел на тарелку Мориса и быстро понял, что ему добавка не светит, так как Морис всё мясо отдал Дону, а себе оставил лук и картошку.
Вздохнув, он встал из-за стола, притащил свою сумку, порылся в ней и вытащил аккуратно упакованный свёрток, который передал Морису:
– Вот!
– Что это? – удивился Миндаугас.
– Разверни и увидишь.
Морис покорно развернул свёрток и достал из него целых шесть лимонных кексов. Их внешний вид и аромат, исходивший от них, пришёлся Миндаугасу по вкусу, но на всякий случай он спросил Наполеонова:
– Где взял?
– Милостыню подали! – фыркнул Шура.
– Кто? – невозмутимо продолжал допытываться Морис.
– Кто-кто?! Конь в пальто! Купил в кафе «Студенческий полдень»!
– Встречался там со свидетелями? – догадался Морис.
– А ты сообразительный!
Морис пожал плечами и стал разливать по чашкам свежий чай.
– Как мы с тобой хорошо сидим, – довольно крякнул Наполеонов. И, помолчав с минуту, добавил: – Но Славки нам для полного счастья, конечно, не хватает.
– У неё что-то есть на уме, – проговорил Морис.
– Что именно?
– Это мне неведомо.
– Так, значит, нам ничего не остаётся, как ждать её приезда.
И тут неожиданно для обоих тяжёлый вздох испустил кот. От неожиданности парни сначала оцепенели, потом переглянулись и рассмеялись.
Оскорблённый в лучших чувствах, Дон спрыгнул с кресла и гордо, подняв хвост вверх, покинул кухню и ушёл спать на террасу.
Мирослава приехала через два дня. И почти сразу по приезде позвонила другу детства и пригласила его на ужин.
– Явилась – не запылилась, – проворчал Наполеонов вместо приветствия в своей обычной манере.
– Так тебя ждать вечером или нет? – усмехнулась в трубку Мирослава.
– Ждите уж, – ответил Наполеонов тоном, которым всемогущий монарх мог бы осчастливить подданных.
– Ну что, приедет он? – спросил Морис.
– Куда он денется, – улыбнулась Мирослава.
– Мало ли, – неопределённо отозвался Миндаугас, – может быть, у него дел много или настроения нет.
Волгина расхохоталась:
– Право, Морис, ты меня время от времени просто поражаешь.
– Чем же?
– Тем, что бываешь наивен, как ребёнок.
– Хорошо, что ещё бываю, а не пребываю в состоянии детства постоянно, – попытался отшутиться он.
Но она не ответила, потому что думала уже о чём-то другом.
Наполеонов примчался, когда его ещё никто не ждал.
– Ты чего так рано? – спросила Мирослава, копируя манеру общения Наполеонова.
Он тут же встал в позу:
– А где ваше «здравствуй, дорогой»?! Где радостные улыбки на лицах?! И вообще, уже вечер.
– Всего лишь начало шестого.
– Ну и что! – не отступал он. – Всё равно вечер. Или вы ещё ужин не приготовили к моему приезду, – встревожился Шура, – и теперь время тянете?
– Ужин ещё действительно не полностью готов, – признался Морис.
– Так чего тогда ты тут стоишь? – возмутился Наполеонов. – Марш на кухню!
Миндаугас усмехнулся:
– Он и без моего стояния возле плиты дойдёт.
– Совсем вы, ребята, от рук отбились, – посетовал Шура.
Морис посмотрел на следователя и, не проронив больше ни слова, ушёл.
– Мы ждали тебя к семи, – сказала Мирослава, – так что иди пока погуляй в саду и заодно яблок набери. – Она вручила ему корзину внушительных размеров.
– Ты издеваешься, что ли? – обиделся Шура. – Я, может быть, уставший!
– Вот как раз и развеешься, отдохнёшь.
– Мр, – вмешался в их разговор кот.
– Чего тебе, лохматый? – насупился Шура.
– Он хочет показать тебе яблоню, с которой нужно яблоки собирать.
– Уж как-нибудь без лысых обойдусь!
– Ты бы уж определился как-нибудь, мохнатый у нас кот или лысый, – проговорила с улыбкой Мирослава.
Шура, не произнеся в ответ больше ни слова, подхватил корзину и, пыхтя, как ёжик, затопал по тропинке, по которой совсем недавно в глубь сада удалился кот.
Мирослава, проводив его взглядом, вернулась в дом.
– А где Шура? – спросил Морис.
– Пошёл яблоки собирать.
– Добровольно? – удивился Миндаугас.
– Добровольно принудительно, – не улыбнувшись, ответила Волгина и сказала: – Передвинь мне помидоры, огурцы и зелень, я пока салат нарежу.
– Только не очень крупно режьте, – попросил Миндаугас, прекрасно зная, что она пропустит его слова мимо ушей.
Прошло больше сорока минут, Миндаугас забеспокоился:
– Что-то Шуры долго нет.
– Увлёкся процессом, – спокойно ответила Мирослава, явно не собираясь отправляться на поиски Наполеонова.
Первым из сада вернулся кот, он запрыгнул на подоконник и потянул носом воздух. Ужин уже был готов и, томясь в духовке, испускал соблазнительные ароматы.
Морис заранее остудил и нарезал для кота белое отварное мясо индейки, а сейчас поставил миску перед ним и ласково провёл рукой по его макушке и спинке. Дон довольно заурчал и принялся за еду.
– Дон, ты, случайно, Шуру не завёл в трясину? – спросила Мирослава.
Кот и ухом не пошевелил, зато раздался тяжёлый топот на крыльце, потом ухнула дверь, и наконец Наполеонов ворвался на кухню и бухнул корзину на пол возле ног Мирославы.
– Теперь твоя душенька довольна, эксплуататор трудового народа?
Волгина ухмыльнулась, отметила про себя, что корзинка почти полная, и сказала:
– Довольна, Шурочка, иди мой руки.
– А этот яблоки не собирал! Корзину не тащил! А уже лопает! – зыркнул Наполеонов в сторону кота.
– У него свои обязанности имеются, – остудила пыл друга Мирослава.
– Какие такие обязанности?
– Мурлыкать, выслушивать, понимать, успокаивать. Создавать в доме атмосферу тепла и уюта.
– Ага, работёнка у него, как я посмотрю, не пыльная, – ехидно проговорил Наполеонов. – Давайте, я уволюсь из Следственного комитета и буду вам мурлыкать и всё прочее. А вы будет меня ублажать, за ушком чесать, вкусностями кормить и на руках таскать.
Морис улыбнулся.
А Мирослава серьёзно сказала:
– Ты, Шурочка, с обязанностями Дона не справишься.
– Это ещё почему? – возмутился Наполеонов.
– У тебя нет таких способностей.
– Это что же, ты хочешь сказать, – раздуваясь от возмущения, воскликнул Шура, – что кот способнее меня?
– Нет, Шурочка, – улыбнулась Мирослава, – просто каждый приспособлен для своего дела. Дону дано хранить очаг, а тебе – преступления распутывать. Так что кончай со мной препираться и марш умываться! А то останешься без ужина!
Шура в последний раз сердито фыркнул и ушёл в ванную.
Позднее, за ужином, Мирослава спросила Наполеонова:
– Ты говорил, что у Костюкова был друг?