– Да. Мы с ним уже беседовали.
– Расскажи мне о нём.
– Ты что, его в чём-то подозреваешь? – насторожился Наполеонов.
– По-моему, при нашей работе мы должны подозревать всех, – отозвалась она небрежно.
– В широком смысле ты права, – согласился Наполеонов. – Но в данном конкретном случае какой ему смысл избавляться от Костюкова?
– Пока не знаю, рассказывай.
– Я не так уж много знаю. Зовут его Савелий Лукьянович Новогорский. В своё время он учился вместе с Костюковым и его женой. И с тех времён тянется их дружба. Работает в данное время Савелий Лукьянович директором обычной средней школы.
– Что преподаёт в свободное от руководства время?
– Историю.
– Запутанный предмет, – вздохнула Мирослава сокрушённо.
– В смысле?
– В том смысле, что взгляд на нашу историю меняется чаще, чем один раз в сто лет. А это многовато.
– И это относится к делу? – фыркнул Наполеонов.
– Скорее всего нет, но может отражать характер интересующего нас человека.
– Только давай без этих сложностей, – поморщился Наполеонов.
– Давай, – подозрительно легко, с точки зрения Шуры, согласилась Мирослава и спросила: – Он женат?
– Нет.
– А был?
– Да нет! Он ни разу не был женат. По крайней мере официально.
– А он, случайно, не был влюблён в Анну?
– У меня таких сведений нет, – удивлённо протянул Наполеонов. – Хотя подозрения на этот счёт имеются. Однако любовь к жене друга не является преступлением.
– Как сказать… – Мирослава задумалась.
– Ты чего? – спросил Наполеонов.
– Ничего. Пожалуй, мне нужно свести знакомство с этим парнем.
– Зачем? – спросили в один голос Морис и Шура.
– За надом, – ответила Мирослава и попросила: – Продиктуй мне его телефон.
– Я могу дать тебе адрес школы, где он работает.
– Не надо. Только телефон.
– Да пожалуйста! – пожал плечами Наполеонов.
Получив желаемое, Мирослава перевела разговор на нового кота своей тёти:
– Тётя Виктория жалуется, что весь первый месяц после появления в их доме Фильки она ходила вся оцарапанная с головы до ног.
– Наверное, котёнок принял Викторию Петровну за скалу, а себя вообразил доисторическим художником.
– Тебе весело, – обиделась Мирослава за тётю, – а тёте Виктории не очень.
– Она могла бы одеться, как эти, ну, как их… – Шура пощёлкал пальцами. – О, вспомнил! Кинологи, которые тренируют собак.
– Не остроумно!
– На вас не угодишь, – притворно вздохнул Наполеонов.
– К тому же котёнок лижется и кусается, как щенок.
– Ну и назвали бы его котёнок Гав!
– Я тоже предложила тёте эту идею, – призналась Мирослава.
– А она?
– Она спросила меня: «А как я буду звать его?» Говорю: «Гав!» Она отвечает: «Представь, выхожу я во двор и кричу: „Гав! Гав! Гав!“ Что, по-твоему, обо мне подумают люди?»
Наполеонов заржал.
– У меня была та же реакция, – сказала Мирослава, не улыбнувшись. – Но тётю это не развеселило.
– Чтобы он не кусался, можно удалить ему зубы, – предложил Наполеонов.
– Изверг! – возмутилась Мирослава.
– И как, по-твоему, кот будет есть? – сердито спросил Морис.
– Он может заглатывать пищу, как удав. Тем более что современные коты едят всякую гадость. Это только вы своего кота кормите натуральными продуктами.
– Не только мы, – не согласилась Мирослава.
– Тогда я бы посоветовал Виктории Петровне держать своего кота в вольере!
– Но он же кот, а не дикое животное.
– Раз кусается, – не согласился Наполеонов, – значит, дикарь.
– А я думаю, что он подрастёт и успокоится, – сказал Морис.
– Может, оно, конечно, и так, – Шура почесал макушку, – нам же остаётся надеяться, что он до той поры не сожрёт твою тётку. Кстати, как она там вся покусанная пишет свои романы? И пишет ли вообще?
– Пишет, – вздохнула Мирослава. – И, как и на заре своей писательской карьеры, беспокоится, понравятся ли они её читателям. Даже стих сочинила.
– Что за стих?
– Про любовь… – неопределённо отозвалась Волгина.
– А она тебе его читала?
– Даже на телефон скинула.
– Так прочитай нам!
– Ладно, если хотите, слушайте:
Отыщите меня в лабиринте!
Я, читатель, не прячусь от вас.
Мои книги с собой заберите!
Я хочу ими радовать вас!
Свет хочу вам дарить ежечасно,
Чтобы вы оставались со мной.
Так и знайте, что вы моё счастье
И что каждый из вас мне родной.
Глава 20
На следующее утро Мирослава позвонила Новогорскому.
Тот, увидев незнакомый номер, отвечать не спешил, ей пришлось ждать почти минуту.
– Кто это? – насторожённо спросил Новогорский.
– Здравствуйте, Савелий Лукьянович. Вам звонит детектив Мирослава Волгина. Я по поводу вашего друга.
– Вадима?
– Да.
– Но у меня уже был оперативник, и я рассказал ему всё, что знал, – торопливо проговорил Новогорский.
– Я знаю, Савелий Лукьянович, – мягко проговорила Мирослава, – но я надеюсь, что вы не откажетесь встретиться со мной и поговорить в неофициальной обстановке.
– В неофициальной? – уточнил Новогорский.
– Совершенно верно.
– Хорошо. Но я могу встретиться с вами только после работы.
– Отлично!
– Я работаю в школе и раньше восьми встретиться с вами не могу.
– Значит, встретимся в восемь.
– Где?
– Где вам удобнее, например, в каком-нибудь кафе, – предложила Мирослава.
– Лучше в парке! – поспешно ответил Новогорский.
– В парке? – удивилась Мирослава. – Но там в это время уже прохладно и темно.
– Ничего подобного! – возразил Савелий Лукьянович. – На аллеях светят фонари. А насчёт прохлады просто оденьтесь потеплее.
– В парке так в парке, – вздохнула Мирослава.
– Тогда в городском парке в восемь возле входа, – назначил свидание менторским тоном Новогорский и, уже собравшись отключиться, опомнился и спросил: – А как я вас узнаю?
– Я сама вас узнаю, – сказала Мирослава и отключилась первой.
Узнав о том, что Новогорский назначил ей встречу в парке, Морис проговорил:
– А он, случайно, не маньяк?
– Вроде нет, – улыбнулась та.
– И всё-таки мне лучше побыть поблизости, – не перестал беспокоиться он.
– Будь, – разрешила Волгина, – если только сумеешь быть незаметным.
– Я сольюсь с ландшафтом, – пообещал Миндаугас.
– Я ему предложила встретиться в кафе, – проговорила Мирослава, – но он отказался.
– Вот это-то мне и кажется подозрительным.
– Не скажи. Может быть, он просто бедный.
– Но он же директор школы!
– А ты думаешь, что директора обычных городских школ у нас как сыр в масле катаются?
– Может, и не катаются, – согласился Морис, – но уж на кафе-то деньги можно найти!
– Постарайся думать логично.
– Как это?
– Очень просто. С чего это Новогорский должен тратить свои кровно заработанные деньги на какую-то постороннюю тётеньку?!
– Вы не тётенька! – запротестовал Миндаугас.
– Это я так, образно выражаясь.
Морис покачал головой.
– Ладно, не будем заморачиваться, – сказала Мирослава, – погуляю я с ним по центральной аллее, а потом попытаюсь уговорить его заглянуть в кофейню. Ведь «Старая мельница» там совсем рядом.
Морис согласно кивнул.
Мирослава подъехала к месту встречи за пять минут. Стоянка находилась прямо напротив входа в парк.
И Волгина, ещё сидя в салоне, заметила маячившего возле ворот худощавого мужчину среднего роста в далеко не новом тёмном плаще.
Морис, который подъехал почти следом за Мирославой на «БМВ», тоже заметил его и подумал про себя: «А вот и наш странный субъект».
Мирослава подошла к Новогорскому и развернула перед его глазами удостоверение так, чтобы на него падал свет от фонаря.
– Так вы частный детектив? – удивлённо протянул он.
– А это имеет значение? – дружелюбно улыбнулась она.
– Нет, но…
Она подхватила его под руку, он сначала дёрнулся, а потом замер.
– Савелий Лукьянович, давайте по лестнице поднимемся вверх?
– Зачем?
– Там есть уютная кофейня, и я бы предпочла поговорить именно там. А здесь, – Мирослава обвела взглядом пространство вокруг, – в это время не слишком уютно. – Она демонстративно поёжилась.
– Так вы что же, думаете, что я маньяк? – рассмеялся он озарившей его догадке.
– А кто вас, Савелий Лукьянович, знает, – лукаво подмигнула ему Мирослава.
– Что ж, идёмте в кофейню, если вы там будете чувствовать себя в безопасности.
– Буду! – весело заверила его Мирослава.
Часы на музейной башне напротив «Старой мельницы» показывали десять минут девятого.
Войдя в кофейню, они сразу погрузились в особый мир, где главенствовал запах кофейных зёрен, к нему примешивался аромат ванильных булочек, миндальных трубочек и ещё каких-то волнующих воображение сладостей, скрывающихся в атмосфере таинственного полумрака, окрашенного колыханием иллюзорного пламени на стенах и бликами от свечей, горящих на столиках, занятых посетителями.
Они прошли почти в самую середину зала, заказали кофе и сдобное печенье. Хотя Мирослава не любила ни то, ни другое. Но ради дела готова была поглощать любые сладости.
Вошедший вслед за ними Морис занял столик почти у самой двери. Благодаря острому зрению он заметил, за какой именно столик сели Мирослава и Новогорский.
– Я представляю, как вам не хватает вашего друга; мне сказали, что вы были знакомы с ним со школьной скамьи, – тихо проговорила Мирослава и сделала маленький глоток из своей чашки.
Новогорский же, наоборот, с грохотом поставил свою чашку на блюдце.
В полумраке Волгина не могла видеть, что лицо его покрылось бледностью, но зато она заметила, как он вытащил из кармана носовой платок и стал вытирать выступившие на лбу капли пота.
– А вы знаете, что Вадима отравили чашкой кофе? – наконец сипло спросил он.