Индраджит. Что — почему?
Манаси. Почему ты не устроишься в жизни?
Индраджит. А мне это понравится?
Манаси. Не знаю.
Индраджит. И я не знаю. А вообще, дело в том, нравится или не нравится. Жизнь не для того предназначена, чтобы нравилось.
Манаси. Индра!
Индраджит. Что?
Манаси. Ты бы успокоился, если бы женился на мне?
Индраджит. Не знаю. Теперь уже не знаю. Раньше знал.
Манаси. Ты на меня никогда не сердишься?
Индраджит. Раньше сердился. Теперь уже нет. Ну, кто знает, что получилось бы из нашего брака? Может быть, мы даже дружить бы перестали.
Манаси. Может быть, у нас установились бы другие отношения, даже лучше нынешних.
Индраджит. Не знаю. Я без конца думаю, думаю, спорю с собой, что–то себе доказываю, в чем–то себя убеждаю и всегда возвращаюсь к тому, с чего начал. Возвращаюсь к этой короткой фразе — «не знаю». Я так устал. Мне надоело думать, спорить, доказывать и убеждать. Я же все равно ничего не могу сделать. Мне все надоело. Я устал. Мне все время хочется спать.
Пауза.
Манаси. Давай погуляем.
Индраджит. Давай.
Они встают с травы и медленно уходят. К центру сцены усталыми шагами подходит писатель.
Писатель. Я устал.
Отложим все эти вопросы.
Дай мне отдохнуть
Среди теней глубокого сна.
Что толку в словах?
Что спорить с ветром?
Я устал размышлять,
Я хочу отдохнуть
Один
Среди теней глубокого
Сна.
Я устал искать,
Я так и не понял,
Что я в мире искал.
Я устал от усталости,
А планета тяжелая.
Все лежит неподвижно и мертво.
Я устал не спать
Над могилой смерти
И лживых надежд
Бытия.
Хватит проблем!
Хватит вопросов
И размышлений!
Я хочу отдохнуть
Среди теней глубокого сна.
Акт III
Амал, Бимал и Камал играют в карты. Каждый говорит по фразе, после чего бросает карту на стол. Камал берет со стола три карты. Идет игра.
Амал. Пятнадцатого августа тысяча девятьсот сорок седьмого года Индия добилась независимости.
Бимал. Мы освободились от оков британского империализма.
Камал. Мы готовы создать независимое общество.
Амал. Капиталистической системе — конец.
Бимал. Фашизм — путь к уничтожению мира.
Камал. Важнее всего — сохранить индивидуальность.
Амал. Демократией ничего нельзя добиться.
Бимал. Диктатура плоха в любой форме.
Камал. Простые люди всюду страдают.
Амал. Вся страна погрязла в коррупции.
Бимал. Правительство никуда не годится.
Камал. Власть разлагает, а абсолютная власть ведет абсолютному разложению.
Амал. Политика — грязное дело.
Бимал. Каждый должен заниматься своим делом.
Камал. Живи и дай жить другому — вот лучшая политика.
Амал. А повышения я так и не получил.
Бимал. Квартиру мне дали паршивую.
Камал. Из моей прекрасной идеи ничего не вышло.
Амал. Жена болеет.
Бимал. Сын провалился на экзаменах.
Камал. Отец умер.
Амал. Черт знает что.
Бимал. Не жизнь, а свинство.
Камал. До чего все опротивело.
Амал. Бимал…
Бимал. Камал…
Камал. Амал…
Амал. Бимал…
Бимал. Камал…
Камал. Амал…
Слышен громкий голос писателя.
Писатель. И Индраджит!
Амал. Как жизнь, поэт?
Бимал. Как жизнь, поэт?
Камал. Как жизнь, поэт?
Никто из них не поднял головы. Они продолжают играть в карты.
Писатель. Вчера получил письмо от Индраджита.
Амал. Что пишет?
Бимал. Он, по–моему, где–то за границей?
Камал. Он разве еще не вернулся?
Писатель. Сдал последние экзамены.
Амал. Правда? Рад за него.
Бимал. Теперь вернется, получит приличную работу.
Камал. Ну еще бы! С иностранным–то дипломом!
Писатель. Хотите, прочитаю вам письмо?
Амал. Ну что ж, пожалуй.
Бимал. А длинное письмо?
Камал. Не важно, в конце концов, длинное или короткое.
Писатель начинает читать письмо. Игроки не обращают на него внимания. Они продолжают играть.
Писатель. Калькутта, Бхопал, другие города, опять Калькутта, Лондон. Прошлое — кругами и кругами, как будто вращается огромное колесо. Но это только кажется. На самом деле это не колесо. Движение идет как будто по спирали. Каждый виток чуть выше другого. И в этом трагедия. Трагедия знания. Я вижу, я познаю, я понял, я отбрасываю. Мне нужно что–то новое — и все равно я все время чего–то жду, жду невозможного. Я все еще продолжаю думать, что это — еще не все. Наступит день — и случится что–то настолько ослепительное, что все померкнет в сравнении с этим. Упрямый, нелепый, невыносимый сон! Он мне упрямо снится. Даже когда я не сплю.
Входит Индраджит. Он останавливается возле писателя. Амал, Бимал, Камал продолжают играть в карты. Писатель не отрывает глаз от письма. Индраджит начинает говорить.
Индраджит. Я добился всего, что хотел. И оказалось, что я хотел не этого. Вот в чем истина. Я еще многого добьюсь. А когда добьюсь, пойму, что мне не это нужно. Вот в этом тоже истина. Прошлое и будущее. Все еще направлено в разные стороны, потому что мечта не умерла. Когда она умрет, будущее и прошлое сольются воедино. Тогда настоящее сможет прекратить заглядывать в будущее, в нелепой надежде. Настоящее тогда станет конечной геометрической точкой. Называется эта точка — смерть.
Вошла Манаси.
Манаси. Смерть?
Индраджит. Да, смерть. Смерть — это счастливое событие. Многие люди счастливее всего, когда умирают. Для них завтрашний день слился со вчерашним. И они счастливы в смерти. Все равно же я умру. Почему же не сегодня?
Манаси. Не умирай. Живи.
Индраджит. Чтобы жить, надо верить. Верить в бога, или в судьбу, или в работу, или в человека, или революцию, или в себя, или в любовь. Разве я могу сказать, будто во что–то верю?
Манаси. Разве ты не веришь в жизнь?
Индраджит. Жизнь? Стараешься занять себя мелкими, ненужными делами, потому что нет ответа на самый большой вопрос. Играешь в скучную игру лжи и притворства, и все это не нужно и никогда не было нужно, но почему–то все это делаешь. Это жизнь. Жизнь человека. Я — человек. Один из миллионов, один из миллиардов. И ложь моей жизни — это ложь миллионов и миллиардов людей.
Манаси. Чего ты хочешь?
Индраджит. Заснуть. Или смеяться над всем этим. Просмеяться всю свою жизнь. Наверное, это самое правильное. Жизнь так нелепа, что было бы смешно не посмеяться над ней!
Индраджит смеется. Манаси и писатель, низко склонив головы. уходят со сцены в противоположных направлениях. Амал, Бимал и Камал начинают смеяться, хотя они ничего не слышали и не понимают, что их, собственно, насмешило. Смех становится все громче. Писатель выбегает на сцену и машет зрителям, умоляя жестами перестать смеяться, — как будто бы смеются они! Амал, Бимал и Камал, смеясь, уходят со сцены. Индраджит — тоже.
Писатель. Перестаньте смеяться. Ради бога, перестаньте смеяться. Я не могу писать. Ну, разве вы не видите, как я стараюсь. Я изо всех сил стараюсь написать пьесу. Пьесу про Амала, Бимала, Камала и про Индраджита.
Входит тетушка.
Тетушка. Есть хочешь?
Писатель. Нет.
Тетушка уходит, входит Манаси.
Манаси. Есть хочешь?
Писатель (закрывая лицо руками). И ты тоже?!
Манаси. Извини! Я ошиблась. Я должна была спросить — ты что–нибудь написал?
Писатель. Как я могу писать? Индраджит не возвращается. Он за три года написал мне три письма. И во всех трех письмах одно и то же.
Манаси. Что он пишет?
Писатель. Все те же круги. Все идет кругами и кругами. Но не умирает, не умирает упрямый, нелепый, невыносимый сон. Он отказывается умирать. Человек видит жизнь реалистически, а думает о ней романтически. Разве можно написать пьесу о таком человеке?
Манаси. Нужно.
Писатель. Это невозможно. Я стараюсь увязать его жизнь с событиями. А он ускользает. Он говорит: это реальность. Чем больше я заставляю его говорить, тем дальше ускользает он. Он говорит: это не настоящие слова. Он говорит, что знает, он знает слишком много.
Манаси. И все же он мечтает.
Писатель. Но день придет, и кончится мечта.
Манаси. Я знаю.
Писатель. И что тогда будет?
Манаси. Тогда мечты не будет.
Писатель. И что тогда?
Манаси. Тогда он не сможет держаться за соломинку.
Писатель. И он утонет.
Манаси. Пусть тонет. Может быть, в глубине он найдет твердую почву, может быть, с этого и начинается настоящая жизнь.
Писатель. Откуда ты знаешь?
Манаси. Я ничего не знаю. Я глупая. Я ничего не знаю. Я просто верю.
Манаси уходит.
Писатель. Веришь? Как можно верить в дно морское?
Входит Индраджит.
Индраджит.
Держаться на плаву,
Цепляясь за соломинку.
Жить
Одной лишь жалкой верой.
Земля размыта
В сером тумане слез.
Сияние за облаками
Меркнет во лжи
Одинокого пути.
Пусть исчезнут
Лживые утешения!
Слепая вера —
С глаз долой.
Лучше утонуть
И самому увидеть,
Что в глубине
И глубоко ли дно.
Человек живет,
Странное создание, —
Строит каменный дом
На дне морском.
Писатель. Индраджит!
Индраджит не оглядывается. Он механически повторяет стихи. Также механически отвечает.
Индраджит. Что?
Писатель. Так ты вернулся?
Индраджит. Да.
Писатель. Когда ты вернулся?
Индраджит. Давно.
Писатель. Где ты живешь теперь?
Индраджит. В Калькутте.
Писатель. И что ты делаешь?
Индраджит. Работаю.
Писатель. Ты женился?
Индраджит. Да.
Писатель. Так Манаси все–таки вышла за тебя замуж?
Индраджит. Нет.
Писатель. А как же?
Индраджит. Женился на другой.
Писатель. На другой?