– Его вроде пырнули ножом в одной из потасовок. Я же вам говорил, с такими, как он, лучше не связываться. Хоть не мучился парень – умер на месте.
Я продолжаю молчать. Молчать и оглядываться по сторонам, словно кто-то должен подойти. Вот-вот выйдет из-за деревьев.
Выдержав для приличия паузу, я прощаюсь со словоохотливым турком и быстро иду к выходу, не к тому дальнему, куда мы тогда шли с Ибрагимом, а к близкому центральному, туда, где меня поджидает мой друг, сидя во взятой напрокат легковой машине. Друг ждет меня, чтобы ехать в Бодрум, и попросил не задерживаться.
Прощай, мой милый, несостоявшийся проводник в царство теней, я так и не сумел сказать тебе, что я тебя люблю: «Ben seni çok seviyorum», а турецкий я еще выучу, успею. Ты уверен?
Новые приключения Кота в сапогахПовесть
Пришел однажды Самсон в Газу и, увидев там блудницу, вошел к ней.
ВступлениеМеждународный скандал
История, которую я хочу вам рассказать, наделала в свое время много шума. Подающего надежды кандидата на пост президента одной из уважаемых европейских стран, председателя совета директоров известной международной фирмы JPS (Средства массовой навигации), господина N вытащили, как изюм из булки, из самолета, осуществлявшего рейс по маршруту Нью-Йорк – Париж, и арестовывали по подозрению в изнасиловании гостиничной горничной, негритянки из Африки, незадолго до этого получившей статус беженки. На бедного пока еще председателя и кандидата в президенты надели наручники и отправили в камеру предварительного заключения. Дело усугублялось тем, что все происходило в США, стране вздорной, безалаберной, полудемократической, хотя по-своему доброй и где-то даже справедливой. Поди разберись.
Пресса по обе стороны Атлантики не уставала подбрасывать всё новые детали, на которые возмущенная общественность бурно реагировала. Колесо радостного негодования крутилось всё быстрее. В результате пострадали все – как подозреваемый, которого вскоре вынуждены были выпустить за отсутствием состава преступления, так и жертва: потеряв работу, бывшая горничная попыталась покончить с собой, но ее спасли. О вреде, нанесенном престижу Социал-демократической партии, и об испортившихся отношениях между вышеозначенной европейской страной (назовем ее для простоты Францией) и державой, утомившейся от охраны морали своих и чужих граждан, я не упоминаю – ни то ни другое меня не интересует. Сама же история продолжала притягивать меня своей волнующей загадочностью и непоправимостью последовавших за ней событий, и я захотел в ней разобраться. Друзья отговаривали меня от этой затеи, казавшейся им бесперспективной, но я, не откладывая дела в долгий ящик, приступил к работе.
Какая-то смутная мысль не давала мне покоя. Я решил перечитать сказку Шарля Перро «Кот в сапогах», сказку, которую все вроде бы читали, но никто толком не помнил. Заодно я заглянул в Ветхий Завет и прошелся еще раз по знакомым мне с детства сказкам «Тысячи и одной ночи». Все это должно было помочь мне пролить свет на происшедшее…
Я завел личное знакомство с героями случившегося. Учитывая их психологическое состояние, действовать приходилось чрезвычайно деликатно. Месье N продолжал сидеть в малокомфортабельной нью-йоркской тюрьме на Райкерс-Айленд, и это невзирая на блестящих адвокатов и шумную европейскую общественность. Под залог обвиняемого не отпускали.
Народ во Франции шумел, волновался и высказывал противоречивые суждения. Мужики дрались за N, как львы, до последнего; мелькали словечки: интрига, недопустимо, возмутительно и прочие – в общем, типичные французы! Женщины тоже пробовали его защищать, но выходило это у них неловко, «по-дамски».
Соратница N по партии заявила: «Дорогой Фредерик, ты нас очень подвел. Очень». С тем же успехом она могла бы сказать: «Наш незабвенный». Еще хуже вели себя дамы, пытавшиеся повесить на N всех собак, хотя, если разобраться, #MeToo[48] в те времена еще и не пахло.
Я побывал пару раз на сходках партии, выдвинувшей месье N кандидатом на пост президента республики, посетил, открытое для публики, заседание Французского сената и повстречался с членами Административного совета JPS. Упорное молчание его соперника – кандидата на пост президента республики от либеральной партии было необъяснимо, тем более что действующий президент «великой нации» тоже молчал. Что касается моей двухнедельной работы портье в той самой нью-йоркской гостинице, где недавно разыгралась драма, и дружеских контактов, которые я завязал с кубинскими рыбаками из штата Нью-Йорк во время нашего совместного плавания по Гудзонову заливу, – это помогло мне живее почувствовать то, что пережили на деле герои этой непридуманной истории.
К сожалению, мне не удалось встретиться с бывшей горничной, ныне безработной, жертвой насилия, хотя я довольно близко познакомился с ее стервозной сестрой и дружком сестры – сомнительным парикмахером из Гарлема.
Постепенно галдеж, связанный со скандалом, получившим известность под громким названием «Изнасилование черной горничной в шикарной нью-йоркской гостинице», заглох, словно ничего и не было, пена осела, мыльная опера закончилась, публика разошлась, свет погасили, остался гореть ночник.
И вот после года напряженной работы, я выношу на суд читателя скромный результат моих изысканий, который, увы, скорее напоминает сбивчивый дневник, нежели холодный анализ происшедшего.
Остается добавить, что месье N получил в моем рассказе – инициалы ФНЛ (Фредерик Натан-Леви), его жена превратилась в Анну Розен, а что до жертвы, то ей я оставил ее настоящее имя – Найтингейл Г.
Глава перваяМои герои
Найтингейл Г. родилась и провела юность в забытой богом (а главное – людьми) африканской деревушке. Эта деревушка называлась, ну скажем, Туту-ру-туту и располагалась не то на севере Гвинеи, не то на юге Сенегала. Никакого тебе моря: одни холмы да хилые пальмы, сплошная пыль, электричество от движка – два часа в день, зато ночью, когда в ложбине между холмами зависает луна, можно читать. Людей мало – на всю деревню один имам (отец Найтингейл) и один колдун. Три дня ходу босиком по жаре до городка Манга. В городке – ходит автобус, там люди, там вообще всего полно.
Матери у Найтингейл нет – она умерла, зато у нее есть две неродные сестры, отец, старый и строгий, а еще есть бабушка, уроки Корана и книжка «Волшебные сказки» Шарля Перро, зачитанная до дыр. Своему звучащему на английский манер имени девочка была обязана случайно забредшему в их деревню английскому миссионеру.
В детстве Найтингейл больше всего любила, когда ей читали: а она, бывало, подтянет острые колени к подбородку и, подперев лицо ладошками, внимательно слушает. Уроки Корана приходились на день, а по вечерам бабушка звала внучек: Малайку, Зурнабо и младшую, Найтингейл, к себе в хижину. Всучит каждой по сладкой картофелине и исчезнет; а девочки, затаившись под марлей, ждут, пока ворчливая старуха раскидает все по местам, зажжет фитилек в баночке с маслом, послюнявит иссохший палец, достанет распухшую от времени книгу (всегда одну и ту же) и начнет медленно переворачивать страницы.
– Что будем читать сегодня?
– «Кота в сапогах», – нетерпеливо подпрыгивает Найтингейл, – «Кота в сапогах»!
– Эту сказку мы читали вчера, сегодня почитаем «Спящую красавицу», – отвечает старуха и разглаживает внучке ее непослушные кудряшки.
Старшие сестры молчат, насупившись. Начинается чтение, кто-то страшный гудит в темноте. Найтингейл давно знает все сказки наизусть, но все равно боязно. Ночь.
Что успела выучить эта тонконогая странная девочка с лицом, тронутым оспой? Пару сур из Корана, две-три сказки Перро… И всё? Мы этого не узнаем. Одно ясно: ни читать, ни писать наш соловей[49] за все свое счастливое африканское детство не научился, зато она выучилась немного говорить по-французски.
В четырнадцать лет Найтингейл выдали замуж за мужчину из соседнего селения. Муж старше ее на двадцать лет. Первой же ночью он разворошил девочке своим страшным отростком все внутренности и оставил лежать на окровавленной лежанке из пальмовых листьев. А вскоре он и совсем уехал «по делам». Отец Найтингейл давно бросил своих дочек и завел другую семью, бабушка умерла. Перед смертью старуха завещала своей любимице (ей одной) книжку Перро «Волшебные сказки»: про Спящую красавицу, Синюю Бороду, маркиза Карабаса… И ничего о людоедах – их у нас в жизни и без того хватает, не нуждаемся.
Через какое-то время сестра Малайка уезжает. Найтингейл остается с Зурнабо. От уехавшей приходит письмо из Америки: здесь все хорошо, приезжайте. На зов первой откликается Зурнабо. А еще через полгода следом за ней потянется и младшая.
Почему-то все у Найтингейл происходит мучительно и как-то не так: днем она трет полы в мотелях (надо же кормить дочь и себя), по ночам на нее ложатся черные хриплые мужчины, которые раздирают ее своими огромными фаллосами. Женщина молчит, она всегда молчит, никто не слышит от нее ни слова; она молча продвигается по направлению к Америке. И вот наконец она у цели…
Как эта женщина попала в страну? Кто ее пустил? Это тайна. Известно одно: кто-то впопыхах произнес магические слова: «political asyl» – политическое убежище, и ей сразу предоставили политическое убежище и оформили вид на жительство. Убежище от кого – от похотливых мужиков? В Америке?!
Сколько лет исполнилось Найтингейл к этому времени и куда она дела свою дочь – это хотя бы известно? Откуда! Может быть, кто-то стоял с женщиной рядом на комиссии, принимающей решение о предоставлении ей статуса политической беженки?
Кем мог быть этот «кто-то»? Кот в сапогах? Не говорите глупостей. Доподлинно известно, что сестра Найтингейл Малайка действительно существовала, и проживала она, эта сестра, в Нью-Йорке. Не сестра – ангел (так перев