Дени жил в полном согласии со своими соседями, которые, ввиду его скромности, и не догадывались о существовании волка. Он нашел себе приют в небольшой пещере, выкопанной много лет тому назад одним отчаявшимся золотоискателем — тот всю жизнь не знал удачи и, окончательно разуверившись в том, что ему суждено отыскать "Корзинку Апельсинов" (выражение Луи Буссенара), решил на склоне лет продолжить свои поиски, столь же бесплодные, сколь и маниакальные, в зоне умеренного климата. Дени устроил себе в этой пещере комфортабельное жилище, украшенное по прошествии времени колпаками колес, гайками и другими деталями автомобилей, найденными на дороге, где часто случались аварии. Он сильно увлекся техникой и любил, разглядывая трофеи, мечтать о мастерской, которую непременно обеспечит когда-нибудь всем необходимым. Четыре шатуна из легкого сплава поддерживали крышку чемодана, заменявшую стол; кровать была сложена из кожаных сидений старого "амилькара", врезавшегося когда-то в здоровенный платан, а две шины служили шикарными рамками к портретам нежно любимых родителей; все это со вкусом сочеталось с вещами более банальными, собранными некогда разведчиком недр.
В один прекрасный августовский вечер Дени по обыкновению неторопливо прогуливался по лесосеке, способствуя тем самым улучшению процесса пищеварения. Полная луна сплетала кружева из теней листвы, и на ярком свету глаза Дени пленительностью своей напоминали рубиновые оттенки арбуазского вина. Дени уже подходил к дубу, за которым обычно поворачивал назад, когда на своем пути волею судьбы наткнулся на Этьена Пампля, известного более по кличке Сиамский Маг, и крошку Лизетт Кашу, чернявую официанточку из ресторана "Гроней". В тот день Лизетт впервые надела сверхмодный пояс "Наваждение", возня с которым стоила Магу шести часов непрерывных усилий,— именно поэтому и состоялась у Дени столь поздняя встреча.
К несчастью для волка, обстоятельства сложились исключительно неблагоприятно. Стояла полночь, и Сиамский Маг был вне себя от бешенства: ему то и дело мерещилась всякая чертовщина — ослиные уши, волчьи лапы, белые кролики, словом, все те галлюцинации, которыми непременно сопровождаются у больных приступы ликантропии или, скорее, антрополикии[35], в чем мы сейчас же и убедимся. При появлении Дени Сиамский Маг, жестоко раздосадованный происходящим, совсем озверел. Испытывая необходимость дать хоть какой-то выход своей невостребованной энергии, он бросился на безвинное животное и со всей накопившейся злостью укусил его за лопатку. До смерти перепуганный Дени с визгом умчался прочь. Вернувшись домой, он свалился от необычной усталости и уснул тяжелым, с тревожными видениями сном.
Мало-помалу он начал забывать о происшедшем, и дни потекли, как и прежде,— разные перемежались одинаковыми. Приближался сентябрь с его удивительным свойством окрашивать в красное листья деревьев. Дени объедался груздями и белыми грибами, не брезговал иногда и опятами, почти неразличимыми на коре пней, и как чумы опасался неудобоваримых свинушек. Теперь люди не гуляли в лесу подолгу, и Дени раньше ложился спать. Тем не менее отдых его от этого лучшим не становился. Разбитый, измученный беспрерывными кошмарами, Дени просыпался на рассвете, с уже привычно опухшей мордой, его просто выламывало. Он даже меньше стал интересоваться техникой, иногда до самого полудня просиживал в задумчивости, с тряпкою в бессильной лапе, над позеленевшей латунной трубкой, которую с утра собирался начистить до блеска. Сон его с каждым днем становился все более беспокойным, и Дени не мог найти этому никакого объяснения.
В ночь полнолуния он внезапно проснулся, дрожа от озноба, словно в приступе лихорадки. Он чувствовал себя настолько не в своей тарелке, что решил посмотреть на себя: в чем же дело? Протирая глаза, он включил великолепную фару, доставшуюся ему в наследство несколько лет назад от ошалелого "мерседеса". Пещеру залил ослепительный свет. Пошатываясь, Дени с трудом добрался до автомобильного зеркальца, прикрепленного над туалетным столиком. Он сильно удивился, поняв, что стоит на задних лапах, но еще большим было его изумление, когда он увидел свое отражение: из круглого зеркальца на него смотрело что-то совершенно необычное, беловатое, голое — только красивые рубиновые глаза напоминали о прежней физиономии. Издав нечленораздельный крик, он оглядел себя со всех сторон, и тут до него дошло, почему его пронизывает такой жуткий холод. Густая черная шерсть исчезла напрочь, взору его предстало тело такое же неуклюжее, как и у всех тех мужчин, неловкость которых в любовных делах так смешила его. Нужно было уносить отсюда ноги как можно скорее. Дени бросился к чемодану, набитому всевозможными тряпками, подобранными после аварий. Инстинкт подсказал ему выбрать элегантный серый в белую полоску костюм, однотонную сорочку цвета розового дерева и бордовый галстук. Одевшись, Дени, все еще удивленный тем, как ему это удается стоять на задних лапах, почувствовал себя естественнее, к тому же его перестал бить озноб. Он бросил растерянный взгляд на кучку черной шерсти у своего ложа и оплакал утраченный облик.
Чудовищным усилием воли Дени овладел собой и попытался осмыслить произошедшее. Он почерпнул из прочитанных книг немало знаний и ясно представил себе ситуацию: Сиамский Маг был оборотнем, и он, Дени, укушенный зверем, соответственно превратился только что в человека.
Поначалу его охватил жуткий страх при мысли о том, что ему предстоит жить в совершенно незнакомом мире. Какие неведомые опасности могут подстерегать теперь его — человека среди людей! Одно лишь воспоминание о той бесплодной борьбе, которую денно и нощно вели шоферы на близлежащем шоссе, давало ему достаточное представление об ужасном существовании, законам которого ему, хочешь не хочешь, придется подчиняться. Но потом он подумал: превращение, произошедшее с ним, судя по всем описаниям, если чернокнижники не лгут, должно быть недолгим. Почему бы не воспользоваться случившимся и не проехаться по городам? Надо признаться, некоторые сцены, которые он мельком наблюдал в лесу, вспомнились ему теперь, не вызвав прежней реакции. Представив себе их, он, к своему удивлению, даже облизнулся, убедившись заодно в том, что кончик его языка, несмотря ни на что, по-прежнему такой же острый. Он подошел к зеркальцу, всмотрелся в себя пристальнее. Черты лица не показались ему столь неприятными, как в первый раз. Раскрыв рот, он с удовлетворением констатировал, что небо его все такого же красивого черного цвета, потом убедился, что он по-прежнему может шевелить ушами, быть может, несколько длинными и волосатыми для человека. Но благородный овал лица, матовая кожа и ослепительно белые зубы позволят ему, пожалуй, занять среди людей достойное место — все-таки он видел их в лесу немало и мог теперь сравнивать. Оставалось в конце концов лишь извлечь из неизбежного пользу и приобрести в результате опыт на будущее. Однако он все-таки прихватил перед уходом, предосторожности ради, черные очки, с помощью которых можно было, если что, погасить рубиновый блеск его довольно подозрительных зенок. Взял с собой и плащ. Повесив его на руку, он уверенным шагом направился к двери. И уже через несколько мгновений стоял на обочине с чемоданчиком в руке, втягивая носом утренний воздух, казавшийся ему теперь почти лишенным запахов. Увидев первый же автомобиль, Дени спокойно вскинул руку. Он выбрал парижское направление, ибо знал из опыта, что машины редко тормозят при подъеме и гораздо охотнее — на спуске, так как сила тяготения позволяла в этом случае легко тронуться с места.
Элегантность Дени быстро расположила к нему не слишком спешившего водителя, и, удобно усевшись справа от него, оборотень стал широко раскрытыми любопытными глазами изучать незнакомый огромный мир. Через двадцать минут Дени вышел на площади Оперы. Погода стояла ясная, прохладная, уличное движение не выходило за рамки приличий. Дени смело двинулся по пешеходной дорожке, затем прошел по бульвару до отеля "Писака", где снял номер с ванной и гостиной. Оставив чемоданчик у коридорного, он сразу же вышел купить велосипед.
Утро прошло словно во сне: растерянный Дени не знал, куда податься. В глубине души он чувствовал сильное желание отыскать какого-нибудь волка, чтобы тотчас же его покусать, но понимая, что найти жертву тут не так уж и просто, держал себя в руках, дабы избежать слишком большого на себя влияния прочитанных трактатов. Оборотень не сомневался, что если ему немного повезет, он сможет добраться до зоопарка, но оставлял эту возможность на самый крайний случай. Внимание его было поглощено новеньким велосипедом. Никелированный красавец привел его в восхищение — несомненно, он пригодится при возвращении в пещеру.
В полдень Дени поставил велосипед у отеля. Швейцар был немало этим удивлен, но элегантность Дени и особенно рубиновые глаза, казалось, отбивали у людей охоту делать ему какие-либо замечания. С легким сердцем он отправился на поиски ресторана и выбрал из попавшихся ему по дороге довольно приличный с виду, но скромный: многолюдье все еще смущало оборотня, он боялся, что несмотря на его высокую общую культуру, манеры его отдают легким провинциализмом. Он выбрал столик немного в стороне и попросил обслужить его побыстрее.
Но откуда ему было знать, что в таком спокойном на первый взгляд ресторанчике именно в этот день состоится ежемесячное собрание любителей голавля по-рамболитански. В самый разгар его трапезы в зал ввалилась веселая гурьба розовощеких мужчин, и вся эта огромная компания с веселым шумом моментально заняла семь столиков на четыре персоны каждый. Столь внезапный наплыв посетителей заставил Дени насупиться; вскоре, как он и ожидал, к его столику учтиво подошел метрдотель.
— Простите, пожалуйста, мсье,— обратился к Дени этот гладко выбритый, довольный собой человек,— но не были бы вы столь любезны разделить ваш столик с девушкой?
Дени бросил на соплячку короткий взгляд и перестал хмуриться.
— Буду весьма польщен,— ответил он, привстав.