— Благодарю, мсье,— протянуло создание музыкальным голоском. Голосом музыкальной пилы, если быть более точным.
— Если благодарите вы,— продолжил Дени,— то что остается мне? Конечно же, поблагодарить вас.
— Это судьба, не иначе,— снова подала голос красотка и тут же выронила сумочку, которую Дени подхватил на лету.
— О! — воскликнула девица.— У вас замечательная реакция!
— Д-да,— не стал возражать Дени.
— И глаза у вас какие-то удивительные,— сказала она минут через пять.— Сразу вспоминаешь о... о...
— Ну что вы,— засмущался Дени.
— О гранатах,— закончила девица.
— Что поделаешь, война,— сказал Дени.
— Я вас не совсем понимаю...
— Я полагал,— уточнил Дени,— что, глядя на мои глаза, вы найдете их похожими на рубины, а поскольку у вас появилась ассоциация всего лишь с гранатами, то я сразу же подумал о строгих ограничениях в потреблении, которые приносит война: неизбежное соотношение причины и следствия.
— Вы окончили Высшую школу политических наук? — спросила черноглазая лань.
— Чтобы никогда больше к ним не возвращаться.
— А вы парень интересный,— сделала плоский комплимент девица, которая, между нами говоря, при знакомстве с каждым новым мужчиной прикидывалась девственницей.
— Я охотно сказал бы то же самое и о вас, в женском роде, разумеется,— вежливо ответил Дени.
Они вместе вышли из ресторана, и плутовка доверительно призналась волкочеловеку, что снимает неподалеку, в отеле "Деньговыжималка", шикарную комнатку.
— Пойдем посмотрим мои японские эстампики,— прошептала она на ухо Дени.
— А удобно ли? — забеспокоился Дени.— Ваш муж, брат или кто-нибудь из родных не будет против?
— Я, можно сказать, сирота,— всхлипнула крошка, вытирая слезу кончиком тонюсенького пальчика.
— Как прискорбно! — учтиво посочувствовал ей галантный кавалер.
Войдя в отель, Дени заметил, что швейцара здесь почему-то не было и что обилие потертого красного плюша сильно отличало гостиницу от той, где поселился он. Поднимаясь по лестнице, оборотень увидел верх чулок, а затем и голые ляжки красотки: желая просветиться, он позволил ей опередить себя на шесть ступенек. Просветившись, он ускорил шаг.
Идея предаться блуду с женщиной сначала смущала, казалась слишком смелой, но воспоминания об увиденных в лесу ситуациях отогнали сомнения, и вскоре он уже на практике применял знания, приобретенные визуально. Красотка притворно постанывала, взвывала, однако неискушенный дебютант не заметил искусственности этой невероятной страсти.
Дени еще находился в полубессознательном состоянии — ничего подобного до сих пор ему испытывать не приходилось,— как вдруг услышал бой часов. Бледный, задыхающийся, он привстал и тут же замер в тупом оцепенении: девица, наклонившись и повернувшись к своему кавалеру, извините, задом, проворно шарила рукой в кармане его пиджака.
— Вы хотите найти мое фото? — воскликнул он, польщенный, полагая, что угадал.
Однако по тому, как дернулись полушария искательницы, он тут же понял ошибочность своего предположения.
— Ну да... дорогой,— ответила душенька, не понимая, смеется он или издевается.
Дени нахмурился, встал с кровати, прошел к девице и проверил содержимое своего кошелька.
— Так, значит, вы одна из тех бабенок, о чьих гнусностях можно прочитать в романах господина Мориака! — заключил Дени.— Шлюха в некотором роде.
Девица собралась было сказать, да еще как, что она плевать на него хотела, хрен ему в задницу, что она не лезет в постель с такими фраерами ради удовольствия, но от вспышки в глазах очеловеченного волка онемела. Зрачки Дени пронзили его глазные яблоки маленькими красными пучками ярости — мошенницу словно парализовало.
— Извольте одеться — и мотайте отсюда! — рявкнул Дени.
Вдруг ему пришла мысль завыть для большего эффекта — никогда раньше он не чувствовал такого желания. Вой получился поистине жуткий, несмотря на отсутствие опыта.
Охваченная ужасом девица оделась, ни слова не говоря, в мгновение ока. Оставшись один, Дени рассмеялся. Он испытывал какое-то порочное, возбуждающее чувство.
— Это вкус мести,— предположил он вслух.
Он привел себя в порядок и вышел. Было уже темно, сверкали огни бульвара.
Не продвинулся он и на два метра, как к нему подошли трое мужчин. Одеты они были несколько броско: слишком светлые костюмы, слишком новые шляпы, слишком усердно начищенные ботинки.
— Поговорим? — произнес самый плюгавый из троих, смуглый, с тщательно подстриженными усиками.
— О чем? — удивился Дени.
— Не придуривайся! — процедил сквозь зубы второй, красномордый и квадратный.
— Зайдем сюда...— предложил смуглый, когда они проходили мимо бара.
Дени вошел. Он испытывал некоторое любопытство: приключение казалось ему забавным.
— Вы играете в бридж? — спросил он.
— По зубам схлопотать хочешь? — мрачно ответил красномордый.
— Милок,— сказал смуглый,— только что вы не очень учтиво обошлись с девушкой.
Дени расхохотался.
— Он еще смеется, козел! — набычился квадратный.— Скоро ты у нас перестанешь смеяться.
— Видишь ли,— продолжал смуглый,— мы имеем к этой девчонке некоторое отношение.
Тут Дени осенило.
— А, понимаю,— сказал он.— Вы — коты[36].
Все трое чуть зубами не заскрежетали.
— Ты смотри, не нарывайся! — пригрозил квадратный.
Дени вгляделся в троицу.
— Сейчас я рассержусь,— спокойно заявил он.— Такое со мной впервые, но теоретически мне известно это ощущение. В книгах читал.
Молодчики, что называется, не врубились.
— Ты что, придурок, напугать нас думаешь? — сказал красномордый.
Третий тип разговорчивостью не отличался. Он сжал кулак и замахнулся, нацелившись в подбородок Дени, но тот обернулся, схватил нападавшего за запястье и сжал его. Кость хрустнула.
Кто-то из двоих ударил Дени по голове бутылкой. Оборотень моргнул и отступил.
— Сейчас ты у нас поскачешь! — сказал смуглый.
Дени перепрыгнул через стол и красномордого. Ошарашенный, тот раскрыл рот, однако успел-таки вцепиться в замшевый ботинок лесного отшельника.
Произошла короткая схватка, по окончании которой Дени поглядел на себя в зеркало. Воротник был разорван, щека — расцарапана, под глазом светился фонарь. Дени проворно оттянул три бесчувственных тела под скамейки. Привел в порядок одежду. Сердце выскакивало из груди. Взгляд его упал на стенные часы. Одиннадцать!
— Черт возьми,— вслух подумал он,— пора сматываться.
Торопливо надев черные очки, оборотень побежал к отелю. Душу его переполняла ненависть, но мыслил он ясно.
Дени расплатился за номер, взял чемоданчик, вскочил на велосипед и рванул с места со скоростью профессионального велогонщика.
Он уже подъезжал к мосту Сен-Клу, как вдруг его остановил полицейский, ничем не примечательный человечек.
— У вас что, фары нет? — спросил он у Дени.
— Фары? — удивился в свою очередь оборотень.— А зачем она мне? Я и так вижу.
— Фара включается не для того, чтобы вы видели,— пояснил полицейский,— а чтобы видели вас. А если случится авария? Что тогда?
— Авария? — переспросил Дени.— Да, в самом деле. Но как она включается, эта фара?
— Вы что, смеетесь? — спросил легавый.
— Послушайте,— сказал Дени,— я очень спешу. Правда. Мне некогда смеяться.
— А штраф заплатить не хотите? — не оставлял его в покое занудливый страж порядка.
— Ну и приставучий же вы! — ответил волк-велосипедист.
— Ну что ж, тогда получайте,— сказал кровосос и полез в карман за блокнотом и ручкой.
— Фамилия? — спросил он, поднимая голову.
И тут же сунул в губы свисток: Дени уже торопился на штурм моста.
Оборотень изо всех сил жал на педали. Ошеломленный асфальт не выдерживал такого яростного натиска. Вскоре мост был преодолен. Затем Дени пересек ту часть города, что тянется вдоль Монтрету[37] — тонкий намек на наготу сатиров из сен-клудского парка,— и повернул налево к Пон-Нуар[38] и Виль д'Авре. Вынырнув из этой благороднейшей столицы перед рестораном "Кабассюд", он почувствовал за спиной погоню. Дени прибавил скорость — и стрелою вылетел на лесную дорогу. Время поджимало. И тут где-то вдалеке башенные часы пробили полночь.
С первым же их ударом Дени понял: дела неважные. Он уже с трудом доставал до педалей, ноги его, как показалось, укоротились. Какое-то время он еще по инерции мчался по залитой лунным светом дороге, как вдруг заметил свою тень: длиннющая морда, уши торчком. И тут же упал — волк не может удержать равновесие на велосипеде.
Едва коснувшись земли, он бросился в чащу. И тут послышался скрежет: мотоцикл легавого раздавил велосипед. В результате столкновения полицейский потерял одно яичко и острота его слуха уменьшилась таким образом на тридцать девять процентов.
Едва лишь Дени вновь стал волком и затрусил по направлению к своему логову, как тотчас же с удивлением начал вспоминать о том странном чувстве неистовства, которое охватило его, когда он пребывал в человечьей шкуре. Ведь у него, такого доброго, тихого волка, исчезли вдруг черт знает куда все моральные принципы, все привычное благодушие. Откуда взялась в нем та невероятная ярость, жертвами которой стали три несчастных "кота" — один из них, правда, поспешим сказать это в оправдание всем остальным, настоящим сутенерам, был платным агентом полиции и фигурировал в ведомостях по борьбе с проституцией. Да что там: воспоминание о содеянном, непостижимом до сих пор волновало его! Он покачал головой. Что за несчастье — этот укус Сиамского Мага! Хорошо еще, подумал Дени, что его тягостные превращения будут происходить лишь в дни полнолуния.
И все-таки что-то от пережитого осталось в нем. Эта непонятная злость, засевшая глубоко в душе, и задремавшая в нем жажда мести не давали ему покоя.