дка отдыхали.
Люн толкнул огромную дверь столовой и вошел первый. Патон задержался — нужно было досвистеть марш: он всегда отставал от Люка на такт-другой. Дверь беспрерывно хлопала, в столовую отовсюду шли группками по два-три человека слушатели школы, шум стоял невероятный: всех охватило предэкзаменационное возбуждение.
Люн и Патон подошли к столику номер семь. Около них стояли Полан и Арлан — первые дураки во всей школе. Однако свою необыкновенную тупость они с лихвой компенсировали не менее редким нахальством. Все уселись — придавленные стулья застонали.
— Как дела? — спросил Люн у Арлана.
— Хреновей некуда! — ответил тот.— Они мне дали бабулю лет семидесяти, не меньше, и костистую, что лошадь, сучья мать!..
— А я своей одним махом девять зубов высадил,— сказал Полан.— Ох и поздравлял же меня экзаменатор!
— А мне вот не повезло — так не повезло,— тянул свое удрученный Арлан,— плакало теперь из-за этой старой стервы мое звание!
— Дело вот в чем,— поделился своими соображениями Патон,— они не находят больше тренировочных экземпляров в бедных кварталах и дают сытеньких. А они удар крепко держат. Бабы, заметьте, еще ништяк, но вот мужики... я сегодня укатался, пока проткнул одному моргало...
— А я,— теперь уже довольный, сказал Арлан,— пошевелил мозгами. Теперь моя подружка что надо.
Он показал свое усовершенствованное орудие. Конец дубинки был хитро заострен.
— Как в масло входит,— сказал он.— Малость поднапрягся — и теперь два лишних балла обеспечены. Хватит с меня вчерашнего, сыт по горло...
— Пацаны в этом году — тоже не позавидуешь,— сказал Люн.— Мне вчера такой попался, что я ему с одного разу только кисть сломал. Ногами впустую помахал, пришлось каблуками потоптаться. Дерьмо — не работа.
— Это точно,— согласился Арлан.— Из приютов нам больше не поставляют. Теперешние поступают прямо из спецприемника. Тут уж как повезет, раз на раз не приходится. Если пацан наетый, так просто его не раздолбаешь. Твердокожие пошли жеребцы!
— А у меня,— сказал Полан,— от напруги из шестнадцати пуговиц семь на мундире осталось, так я как начал махаться — вдвое шибче, чуть не сдох, в натуре!.. А сержанту что — одно придраться. В другой раз, говорит, покрепче будешь пришивать. И влепил наряд!
Они замолчали: принесли первое. Люн схватил черпак и опустил его в кастрюлю. На этот раз подали сытный бульон из шевронов. Все четверо налили себе по полной тарелке.
Люн стоял на посту перед штаб-квартирой Партии конформистов. Он разглядывал обложки в витрине книжного магазина, и от одних названий голова шла кругом. Люн читал лишь "Справочник полицейского", дающий описание четырех тысяч случаев нарушения общественного порядка — начиная с отправления малой нужды на улице и кончая словесными излишествами в разговоре с полицейским. Каждый из этих случаев нужно было знать назубок. Всякий раз, доходя до страницы пятидесятой, где был изображен мерзавец, переходящий улицу в неположенном месте, Люн приходил в бешенство. Он с негодованием плевал на тротуар и успокаивался лишь тогда, когда, перевернув страницу, видел изображение "образцового полицейского" с сиявшими на мундире пуговицами. Он точь-в-точь был похож на его приятеля Патона, который в настоящий момент переминался с ноги на ногу по другую сторону охраняемого им здания.
Вдали показался тяжелый грузовик, набитый стальными балками. На самой длинной из них, хлопавшей концом по мостовой, пристроился мальчишка-подмастерье. Он размахивал красной тряпкой, нагоняя страх на прохожих, но на машину со всех сторон бросались лягушки, и несчастный мальчуган беспрерывно отбивался от этих мокрых тварей, привлеченных броской тряпкой. Огромные черные колеса грузовика подпрыгивали на мостовой, и знаменосец плясал, словно мячик на ракетке. Когда грузовик подъехал к зданию штаб-квартиры, его тряхнуло сильнее прежнего, и в этот самый момент большущая ядовито-зеленая лягушка впрыгнула незадачливому плясуну за ворот рубашки и скользнула под мышку. Малый взвизгнул и отпустил балку. Описав параболу, он врезался в самый центр книжной витрины. Люн засвистел что было силы и бросился на бедолагу. Он выволок мальчишку за ноги из разбитой витрины и начал потихоньку постукивать его головой о ближайший газовый рожок. Кусок стекла, торчавший из спины мальчишки, отбрасывал солнечный зайчик, который весело плясал на сухом тротуаре.
— Опять фашист! — крикнул прибежавший на шум Патон.
К ним подошел служащий магазина.
— Может, это всего лишь случайность,— сказал он.— Мальчик слишком молод для фашиста.
— О чем вы! — парировал Люн.— Я все видел: он нарочно!
— Гм...— начал было служащий.
Дрожа от ярости, Люн выпустил мальчишку.
— Вы еще будете меня учить? Меня, полицейского?.. Так я вас враз сам научу!
Пролепетав что-то в ответ, служащий поднял бессознательного мальчугана и втащил его в магазин.
— Негодяй! — возмутился Патон.— Ты еще увидишь, чем это для него обернется.
— О чем речь? — разделил его уверенность довольный Люн.— Нас еще повысят за это. И фашиста этого мы еще на экзамены в школу доставим!
— Тоска сегодня...— мрачно изрек Патон.
— Тоска,— согласился Люн.— Не то что на прошлой неделе. Надо что-нибудь провернуть. Хоть бы разок в неделю душу отвести — и то радость...
— Точно,— сказал Патон.— О!.. Глянь!..
В бистро напротив сидели две красивые девушки.
— Который час? — спросил Люн.
— Еще десять минут — и шабаш,— ответил Патон.
— Лапоньки!..— мечтательно протянул Люн, глядя на девушек.— Пойдем глотнем чего?
— Пойдем,— сказал Патон.
— Сегодня ты с ней встречаешься? — спросил Патон.
— Нет,— ответил Люн.— Она не может. Ну и сучий день!..
Они несли дежурство у входа в Министерство прибылей и убытков.
— Ни души,— вздохнул Люн.— Это...
Тут он умолк — к нему обратилась дама почтенного возраста.
— Простите, мсье, где здесь улица Дэзэколь?
— Действуй,— сказал Люн Патону.
Приятель изо всей силы ударил даму дубинкой по голове. Затем товарищи аккуратно уложили ее у стены здания.
— Старая шлюха! — гневно воскликнул Люн.— Не могла слева ко мне подойти, как все люди. А, какая-никакая, а все забава,— подытожил он.
Патон любовно протирал дубинку клетчатым носовым платком.
— Ну а чем она занимается, девчонка твоя? — спросил он.
— Не знаю,— ответил Люн.— Но знаешь, девушка она, каких поискать...
— А как у нее с этим... ну, сам понимаешь? — полюбопытствовал Патон. Люн покраснел.
— Патон, как тебе не стыдно? Ты пошляк. Ничего не понимаешь в чувствах!
— Значит, сегодня ты ее не увидишь? — спросил Патон.
— Нет,— ответил Люн.— Чем бы вечерок занять?
— Можно подойти к портовому складу,— предложил Патон.— Там всегда кто-нибудь трется из желающих похавать.
— Так то ж не наш участок,— возразил Люн.
— Сходим просто так, да и все дела,— сказал Патон.— Хапнем кого — во смеху будет! Ну а если не хочешь, можно прошвырнуться в...
— Патон,— возмутился Люн,— я знал, что ты свинья, но не настолько же! Как я могу заниматься этим теперь?
— Ты отмороженный...— заключил Патон.— Ладно, пойдем к складу. Прихвати свой успокоитель, может, и грохнем кого.
— А как же! Прихвачу. Уложим не меньше двух дюжин,— уже завелся Люн.
— Да,— сказал Патон,— гляжу я, ты и впрямь втюрился.
Патон шел впереди, Люн вслед за ним. Пройдя вдоль искрошившейся кирпичной стены, они приблизились к аккуратненькому, заботливо ухоженному пролому: охранники содержали его в порядке, чтобы воры не лезли на стену,— и та в результате не имела на себе следов повреждений. Люн и Патон пробрались через пролом. От него вела в глубь территории дорожка, огороженная с обеих сторон колючей проволокой,— свернуть вору было некуда и заблудиться он не мог. Вдоль дорожки виднелись там и сям окопчики для полицейских — обзор и обстрел были что надо. Люн и Патон выбрали двухместный окопчик и удобно расположились в нем. Не прошло и двух минут, как послышалось урчание мотора: воров доставили к месту работы. Тихо звякнул колокольчик — в проломе показались первые труженики ночи. Люн и Патон зажмурились: искушение было слишком велико, но гораздо забавнее будет перебить их на обратном пути. Воры проследовали мимо. Все они были босые: и шума меньше, и дорогая обувь не так изнашивается.
— Признайся: тебе бы было сейчас лучше с ней? — спросил Патон.
— Да,— ответил Люн,— не пойму, что со мной. Наверное, влюбился.
— А я о чем? — сказал Патон.— Ты и подарки ей, наверное, делаешь?
— Делаю. Подарил ей осиновый браслет. Она была очень довольна.
— Мало же ей надо,— усмехнулся Патон.— Такие уже никто не носит.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил Люн.
— Не твое дело,— ответил Патон.— Ты ее хоть тискаешь?
— Заглохни,— бросил Люн.— С этим не шутят.
— Ты всегда был слаб на блондинок,— заметил Патон.— Ну, да ладно, пройдет. Больно тощая.
— Замолчи лучше,— сказал Люн.— Поговорим о чем-нибудь другом.
— Надоел ты мне со своей любовью. Гляди, заморочишь себе голову — испортишь карьеру.
— Не испорчу,— заверил друга Люн.— Тихо! Идут!..
Первым появился высокий худой мужчина с лысиной. За спиной у него был мешок, набитый банками с мышиной тушенкой. Когда он прошел мимо, Патон выстрелил ему в спину. Мужчина удивленно вскрикнул, упал, и банки с тушенкой покатились по земле. Патон уже открыл боевой счет — очередь была за Люном. Ему показалось, что он уложил двоих, но воры вдруг вскочили и успели добежать до пролома. Люн клял неудачу на чем свет стоит, а в руках Патона револьвер дал осечку. Еще трое воров проскочили у них под самым носом. Последней бежала женщина, и разъяренный Люн выпустил в нее всю обойму. Патон тут же выскочил из окопчика, чтобы довершить работу, но женщина и так уже была в кондиции. Красивая блондинка. Кровь, обильно брызнувшая на ее босые ноги, словно лаком покрыла ногти. Девушка была худа. На запястье левой руки виднелся совершенно новенький осиновый браслет. Скорее всего она умерла натощак — что ж, тем лучше для здоровья.