ПУТЕШЕСТВИЕ В ХОНОСТРОВ
Паровоз издал пронзительный гудок. Машинист понял, что его локомотив стесняют тормоза, и повернул ручку в нужном направлении. Тем временем человек в белой фуражке держал с помощью свистка свое последнее слово. Состав медленно тронулся. На вокзале было сыро, мрачно, и поезду стало неуютно.
В купе находилось шесть человек — четверо мужчин и две женщины. Пять из них обменивались вокабулами[40], пять — но не шестой. Слева направо от окна, смотря перед собой, сидели Жак, Раймон, Брис и Коринна, молодая, очень красивая блондинка. Напротив нее сидел мужчина, имени которого не знали, звали его Сатурн Лямьель. Напротив Раймона устроилась вторая женщина, брюнетка. Красотой она не отличалась, но ноги напоказ выставляла. Ее звали Гарамюш.
— Поезд отходит,— сообщил Жак.
— Холодно,— сказала Гарамюш.
— Поиграем в карты? — предложил Раймон.
— Да ну их! — сказал Брис.
— А вы не очень вежливы,— заметила Коринна.
— Может, поиграете со мной и Раймоном? — спросил Жак.
— А что? — оживился Раймон.
— Хорошая идея,— подтвердил Брис, не отличавшийся вежливостью.
— Она сядет напротив меня,— предложила Гарамюш.
— А я сяду рядом с вами,— сказал Брис.
— Лучше не шевелись,— возразил Раймон.
— Нет, пересаживайтесь,— сказал Жак.
— Пересаживаюсь,— согласилась Коринна.
Все одновременно встали и перемешались, и нужно опять указать, где кто сидит. Один лишь Сатурн Лямьель остался на прежнем месте и продолжал молчать. Таким образом, теперь уже на другой полке слева направо, начиная от окна оказались: Брис и Гарамюш, а Сатурн Лямьель сидел на расстоянии. Напротив него также никого не было. А затем — Жак, Коринна и Раймон.
— Так лучше,— сказал Раймон.
Он выразительно посмотрел на Сатурна Лямьеля — тот, моргнул, но не сказал ни слова.
— Хуже не стало,— сказал Брис,— но и ненамного лучше.
Гарамюш подтянула юбку повыше. Стали видны никелевые подвязки на ее чулках. Она старалась расположиться так, чтобы подвязки были видны с обеих сторон.
— Вам не нравятся мои ноги? — спросила она у Бриса.
— Послушайте,— сказала Коринна,— вы неприлично себя ведете. О таких вещах не спрашивают.
— Чудачка,— сказал ей Жак.— Если бы у вас была такая рожа, как у нее, вы бы тоже ноги выставляли.
Он посмотрел на Сатурна Лямьеля. Тот, не реагируя, смотрел в окно.
— Поиграем в карты? — снова предложил Раймон.
— К черту! — возразила Коринна.— Меня это не греет. Лучше поболтаем.
Наступило секундное замешательство, и каждый знал, почему. Брис сказал невпопад:
— Если бы в этом купе не было людей, которые не хотят отвечать, когда с ними заговаривают, все было бы в порядке.
— Здорово! — возмутилась Гарамюш.— Вы на меня посмотрели, прежде чем это сказать! А я разве не отвечаю?
— Не о вас разговор,— сказал Жак.
У него были каштановые волосы, голубые глаза и красивый басистый голос. Относительно чисто выбритая кожа на его щеках была синеватой, словно спинка недожаренной макрели.
— Если Брис имеет в виду меня,— парировал Раймон,— то пусть выразится яснее.
Он во второй раз посмотрел на Сатурна Лямьеля. Тот, казалось, был поглощен своими мыслями.
— Раньше,— заметила Коринна,— знали способы заставить людей говорить. Во времена инквизиции. Я об этом читала.
Поезд работал вовсю, набирая хорошую скорость, но тем не менее следил за колесами, и они каждые полсекунды отстукивали одну и ту же мысль. Время от времени одинокое деревце давало своими вытянувшимися листочками пощечину этому бескрайнему холодному пространству.
— Когда приезжаем? — спросила Гарамюш.
— Не раньше, чем завтра утром,— ответил Раймон.
— Можно и заскучать,— сказал Брис.
— Хоть бы люди, когда к ним обращаются, отвечали,— сказал Жак.
— Это вы про меня? — поинтересовалась Коринна.
— Хватит! — не вытерпел Раймон.— Это про него!
Они внезапно замолчали. Раймон указывал вытянутым пальцем на Сатурна Лямьеля. Тот не пошевелился, но четверо остальных привстали.
— Он прав,— заметил Брис.— А то мы все полями-огородами. Надо, чтобы он заговорил.
— Вы тоже едете в Хоностров? — спросил Жак.
— Вам по душе это путешествие? — задала свой вопрос Гарамюш.
Она пересела к сидевшему на расстоянии Сатурну, оставив Бриса одного возле окна, и уже первое ее движение, сделанное возле молчуна, приоткрыло подмышки, а вслед за ними и розовые никелевые подвязки. Обнажились ляжки, загорелые и гладкие,— как нельзя лучше.
— Вы играете в карты? — спросил Раймон.
— Слышали ли вы что-нибудь об инквизиции? — полюбопытствовала Коринна.
Сатурн Лямьель, никак не реагируя, сидел по-прежнему, даже не шевелясь. Ноги его были накрыты сине-зеленым шотландским пледом. Лицо — очень молодое, волосы светлые, тщательно расчесанные на пробор.
— Черт! — возмутился Брис.— Он нас провоцирует!
Эхом эти слова не отразились, что вполне естественно, если учесть тот факт, что перегородки купе железнодорожного вагона ведут себя, вследствие их строения, как беззвучные материалы; однако необходимо помнить: вступает в игру определенная семнадцатиметровая длина.
Тишина угнетала.
— Может, все-таки поиграем в карты? — спросил Раймон.
— Осточертели вы уже со своими картами! — воскликнула Гарамюш.
Было очевидно: у нее свое на уме.
— Оставьте нас в покое! — воскликнул Жак.
— Во времена инквизиции,— начала Коринна,— пятки таким подсмаливали, чтобы заговорили. Раскаленным железом либо чем-нибудь другим. Ногти вырывали... глаза выкалывали...
— А что? Нормально,— весело сказал Брис.— И мы так можем время скоротать.
Все встали, за исключением Сатурна Лямьеля.
Поезд въехал в туннель. С шумом отскакивал от полотна гравий — и вообще шум-вой-грохот был невероятный.
Когда поезд выехал из туннеля, Коринна и Гарамюш сидели возле окна, одна напротив другой. Рядом с Сатурном Лямьелем находился Раймон. Место между ним и Коринной было свободным. Напротив Сатурна сидели Жак, Брис и потом Гарамюш.
На коленях Брис держал совсем новенький чемоданчик из желтой колеи с никелевыми кольцами-ручками. На чемоданчике значились инициалы какого-то человека; его также звали Брис, но фамилия состояла из двух "П".
— Вы едете в Хоностров? — спросил Жак.
Он обратился непосредственно к Сатурну Лямьелю. Глаза у того были закрыты, дышал он ровно — очевидно, заботился о качестве своего сна.
Раймон надел очки в массивной оправе. Это был большой и сильный мужчина. Волосы — немного в беспорядке, пробор — обычный.
— Что будем делать? — спросил он.
— Пальцы ног...— предложил Брис и открыл чемоданчик.
— Надо ботинки снять,— заметила Коринна.
— Я бы предпочла китайский метод,— не согласилась Гарамюш.
Покраснев, она замолчала: все смотрели на нее с гневом.
— Вы думаете, что говорите? — спросил Жак.
— Ну и ну! Стерва! — оценил ее предложение Брис.
— Вы перебираете,— рассудила Коринна.
— А что это такое — китайский метод? — полюбопытствовал Раймон.
Теперь уже наступила просто мертвая тишина, тем более, что поезд проезжал по специальному, резиновому участку дороги, проложенному между Консидерметровом и Смогоголетами.
Это разбудило Сатурна Лямьеля. Его красивые глаза цвета лесного ореха открылись, и он подтянул сползший на колени шотландский плед. Затем снова закрыл глаза. Казалось, он опять заснул.
Раймон страшно покраснел и повторять свой вопрос не стал. Гарамюш что-то ворчала в углу. Потом достала из сумочки помаду и, манипулируя нижней частью корпуса, два-три раза украдкой выдвинула ее из тюбика, чтобы Раймон понял, что она имела в виду. Раймон покраснел еще больше.
Брис и Жак склонились над чемоданчиком, а Коринна смотрела на Гарамюш с отвращением.
— Ноги,— сказал Жак.— Снимите с него ботинки,— подсказал он Раймону.
Тот, счастливый от того, что может быть полезным, присел на колени возле Сатурна Лямьеля и попробовал развязать шнурки его ботинок. Но шнурки при одном только приближении его рук со свистом закрутились во всех направлениях. Разозленный неудачей, он сплюнул, словно кот во гневе.
— Ну давайте же! — воскликнул Брис.— Вы нас задерживаете.
— Я изо всех сил стараюсь,— оправдывался Раймон.— Не выходит ничего.
— Держите,— сказал Брис.
Он протянул Раймону блестящие острые щипчики. Раймон надрезал кожу вокруг шнурков, чтобы не повредить их, и после окончания операции намотал их себе на пальцы.
— Нормально,— сказал Брис.— Остается снять их.
За это взялся Жак. Сатурн Лямьель все еще спал. Сняв ботинки, Жак положил их в сетку.
— А если носки оставить? — предложила Коринна.— Горячее будет. И рану загрязнят. Это может вызвать инфекцию.
— Хорошая идея,— одобрил Жак.
— Согласен,— поддержал его Брис.
Раймон сидел рядом с Сатурном и играл со шнурками.
Брис достал из чемоданчика миниатюрную паяльную лампу, бутылочку и вылил ее содержимое в отверстие горелки. Жак зажег спичку, и бензин вспыхнул. Красивое желто-синее пламя с дымом взвилось и обожгло Брису брови. Пострадавший выругался.
В этот момент Сатурн Лямьель открыл глаза, но вскоре опять их закрыл. Его красивые ухоженные длинные руки покоились на шотландском пледе и были скрещены настолько сложным образом, что у Раймона даже голова разболелась за те пять минут, в течение которых он пытался постичь, что же это за скрещение.
Коринна открыла свою сумочку и взяла расческу. Она причесывалась перед окном: тьма снаружи это ей позволяла. В степи выл сильный ветер, волки скакали, чтобы согреться. Поезд обогнал путешественника-велосипедиста, тот из последних сил нажимал на педали, но его двухколесный друг увязал в песке. Было уже недалеко до Брискипотольска. Степь будет иметь тот же вид до самого Горнопутчика, что за две с половиной версты от Бранчачарновня. Ни