кто не мог произнести имена этих городов, и обычно их называли так: Юрвиль, Масон, Ле Пюи, Сент-Машин.
Лампа раз за разом выплевывала пламя, и Брис уменьшил его силу. Затем передал лампу Раймону и поставил чемоданчик на землю.
— Сделаем последнюю попытку? — осведомился Раймон.
— Да,— ответил Жак и, наклонившись над Сатурном, спросил: — Вы едете до Хонострова?
Сатурн открыл один глаз и тут же его закрыл.
— Мерзавец! — воскликнул взбешенный Брис.
Теперь он сам присел перед Сатурном на колени и приподнял одну ногу, не уточняя какую.
— Если вы сожжете сначала ноги,— пояснила Коринна,— то будет лучше — дольше заживает.
— Дайте мне лампу,— сказал Брис Раймону.
Тот протянул ему лампу, и Брис прогулялся пламенем по двери купе, чтобы проверить, нормально ли лампа греет. Лак тут же начал плавиться, купе наполнилось дурным запахом.
Загоревшись, носки Сатурна запахли еще хуже, и Гарамюш сразу определила, что это была шерсть. Коринна не присматривалась, она взялась читать книгу. Раймон и Жак замерли в ожидании. От ноги Сатурна поднимался дым, слышалось потрескивание, смердело горелой кожей, на пол падали черные капли. Брис держал ногу Сатурна в своей вспотевшей руке, ему становилось дурно. Коринна отложила книгу в сторону и опустила немного оконное стекло, чтобы прогнать вонь.
— Хватит,— решил Жак.— Попробуем еще раз.
— Вы играете в карты? — приветливо спросил Раймон, поворачиваясь к Сатурну.
Рот у него был сжат немного сильнее обычного, лоб наморщился. Он улыбнулся и прикрыл веки еще плотнее.
— Все впустую,— сказал Жак.— Не хочет говорить.
— Ну и негодяй! — возмутился Брис.
— Очень плохо воспитанный тип,— выразил свое мнение Раймон.— Нормальные люди в купе, где еще пять пассажиров, отвечают, когда к ним обращаются.
— Или забавляются,— сказала Гарамюш.
— Заткнитесь, вы! — почти выкрикнул Брис.— И так понятно, чего вы хотите.
— Можете попробовать поработать щипчиками,— заметила Коринна.
Она подняла свое красивое лицо, и ее веки забились, словно крылышки бабочки.
— На ладонях вы найдете интересные места,— добавила она.
— Ну что, выключим? — предложил Брис.
— Но почему? — удивилась Коринна.— До Хонострова еще далеко. Продолжайте по очереди.
— Заговорит — никуда не денется,— сказал Жак.
— Черт бы его побрал! Ну и морда! — возмутилась Гарамюш.
На овальном лице Сатурна Лямьеля появилась мимолетная улыбка. Брис снова взялся за лампу и приступил к обработке стопы другой ноги. Раймон тем временем рылся в чемоданчике.
Голубой огонек горелки вошел в пятку. Раймон тем временем искал нерв. Жак подбадривал его.
— Попробуйте под коленом,— посоветовала Коринна.
Они положили Сатурна, чтобы было удобнее работать.
Лицо у Сатурна было совершенно белое, веки больше совсем не приоткрывались. В купе был сильный сквозняк: запах паленой кожи становился уже почти невыносимым, и это Коринне не нравилось.
Брис погасил лампу. С ног Сатурна стекала на испачканную полку черная жидкость.
Жак вытер лицо обратной стороной ладони. А Раймон дотронулся пальцами к губам. Ему хотелось петь.
Правая рука Сатурна была похожа на раздавленный инжир. С нее свисали куски кожи и сухожилий.
— Стойкий парень,— отметил Раймон и подскочил, увидев, что рука Сатурна сама упала на лавку.
Они не могли сесть все вместе на одной лавке; Раймон решил выйти в коридор, чтобы размять ноги. Он прихватил в чемоданчике лист наждачной бумаги и напильник.
В результате от окна до двери расположились: Коринна, Гарамюш, Жак и Брис.
— Ну и рыло! — сказал Жак.
— Не хочет говорить — и все,— удивилась Гарамюш.
— Это мы еще посмотрим! — воскликнул Брис.
— Я предложу вам сейчас кое-что другое,— начала Коринна.
Поезд тем временем все еще ехал по заснеженной степи. За окном мелькали толпы нищих, возвращавшихся с подземного базара города Голдзин.
Уже совсем рассвело, и Коринна разглядывала пейзаж за окном — тот об этом догадался и скромно спрятался в кроличьей норке.
У Сатурна Лямьеля оставались лишь одна нога и полторы руки, но поскольку он все еще не проснулся, нельзя было серьезно надеяться на то, что он заговорит.
Проехали Голдзин. До Хонострова оставалось всего лишь шесть верст.
Брис, Жак и Раймон были истощены, но их моральный дух держался еще на трех зеленых веревочках, по одной на каждого.
В коридоре прозвенел теологальный[41] звонок, и Сатурн дернулся. Брис выпустил из рук иголку, а Жак чуть не сжег себя электроутюгом, который он держал в этот момент в руках. Раймон с усердием продолжал определять точное местонахождение печени, но рогатке Бриса не хватало точности.
Сатурн приоткрыл веки. Он с трудом сел, поскольку отсутствие левой ягодицы, по идее, не должно было позволять ему удерживать равновесие, и натянул свой шотландский плед на оставшуюся ногу, с которой свисали лоскуты кожи. Туфли попутчиков чавкали кровью.
Сатурн встряхнул своими золотистыми волосами и приятно улыбнулся соседям:
— Я не болтлив, так ведь?
Как раз в этот момент поезд въезжал на хоностровский вокзал. Из вагона вышли все.
ДОХЛЫЕ РЫБЫ
Как всегда, дверь вагона заклинило. На другом конце поезда начальник при фуражке давил на красную кнопку, нагнетая по трубам сжатый воздух. Помощник изо всех сил пытался раздвинуть створки двери. Было жарко. По лицу, словно мухи, ползли серые капли пота. Из-под пиджака торчал грязный воротник рубашки из бронированного зефира.
Поезд уже двигался, когда начальник взял и отпустил кнопку. Паровоз выдохнул воздух, тот крутанулся под вагоном, дверь спокойно раскрылась, и помощник едва удержался на ногах. Выходя из вагона, он споткнулся, зацепился сумкой за закрывающее устройство и порвал ее.
Поезд тихо набирал ход, и напором воздуха помощника приклеило к зловонным уборным, где два араба, пустив в ход ножи, завершали политическую дискуссию.
Помощника передернуло, он взъерошил волосы, которые прилипли к черепу, как жухлая трава к земле. От груди исходил пар — она взмокла, как у загнанной лошади. Из расстегнутой рубашки были видны выступающие ключицы и криво посаженные ребра. Тяжело ступая, он заковылял по перрону, вымощенному зелеными и красными восьмиугольниками кое-где с черными подтеками. После обеда начался ливень, казалось, ему не будет конца, а служащие вокзала посвящали непристойным занятиям время, в которое должны были в соответствии с Генеральной хартией железнодорожных служащих убирать перронные площадки.
Помощник пошарил в карманах. Пальцы нащупали прямоугольник из толстого гофрированного картона, который нужно было показать при выходе. У помощника болели колени и скрипели плохо подогнанные суставы: он целыми днями стоял по колено в воде.
Надо отметить, в сумке у него была очень даже примечательная добыча.
Он протянул билет безликому контролеру, стоявшему за решеткой. Взяв билет, тот внимательно посмотрел на него и злобно усмехнулся.
— Другого нет?
— Нет...— ответил помощник.
— Этот фальшивый...
— Но мне его дал хозяин,— дружелюбно сказал помощник, улыбаясь и разводя в недоумении руками.
Контролер ухмыльнулся:
— Тогда ясно: билет фальшивый. Он сегодня у нас десять таких купил.
— Каких — таких?
— Фальшивых.
— Но зачем они ему? — Улыбка на лице у помощника сдвинулась влево, начала куда-то исчезать.
— Зачем? А чтобы вам дать,— ответил контролер.— В результате: primo — вас можно поучить уму-разуму, что я сейчас и делаю, secundo — взять с вас штраф.
— Но за что? — растерянно спросил помощник.— Да у меня и денег почти нет.
— А за то, что стыдно ездить с фальшивым билетом...— парировал контролер.
— Так вы же сами их делаете!..
— А что остается? Есть же еще типчики вроде вас — без стыда и совести разъезжают с фальшивыми билетами. И вообще, думаете легко целыми днями делать фальшивые билеты?
— Вы бы лучше перрон почистили,— сказал помощник.
— Поразговаривайте еще! Платите штраф. Тридцать франков.
— А почему — тридцать? — возразил помощник.— За проезд без билета берут двенадцать.
— А за проезд с фальшивым билетом берут больше. Платите, или позову собаку.
— А она не услышит.
— Ну и что, что не услышит? Тем хуже — у вас барабанные перепонки лопнут.
Помощник вгляделся в мрачное и тощее лицо контролера, тот ответил ему ехидным взглядом.
— У меня почти нет денег,— пробормотал помощник.
— И у меня тоже. Платите штраф.
— Хозяин платит мне пятьдесят франков в день...— сказал взволнованный помощник,— и мне ведь нужно что-то есть.
Контролер опустил вниз синий козырек фуражки и, словно шторкой, закрыл им лицо.
— Я жду...— сказал он и потер большим пальцем об указательный.
Помощник вынул из кармана лоснящийся, старый, заштопанный кошелек, достал из него две десятифранковые бумажки в шрамах и одну пятифранковую, она еще кровоточила.
— Может, двенадцать?..— несмело предложил он.
— Тридцать...— Контролер показал три пальца.
Помощник вздохнул. Между пальцами ноги увиделось лицо хозяина. Он плюнул и попал прямо в глаз. Сердце забилось сильнее. Лицо хозяина потемнело и растаяло. Помощник положил деньги в протянутую руку контролера и вышел. Он услышал щелчок: козырек фуражки контролера вернулся на привычное место. Помощник медленно стал подниматься по тропинке в гору. Сумка терлась о его худосочные бедра, а бамбуковая ручка сачка билась в такт шагам по тощим бесформенным икрам.
Помощник толкнул железную калитку, и она, ужасающе проскрежетав, открылась. На крыльце зажглась большая красная лампа, в прихожей тихо прозвенел звонок. Помощник вошел быстро, насколько мог, и тут же закрыл за собой калитку, но его все равно ударило током: сработало электрическое охранное приспособление, переставленное с обычного места.