Кондуктор поднялся и с небрежным видом занял свое привычное место, то есть сзади и слева, у шнура, однако боль в животе не позволяла ему принять до конца величественную позу. Амадис с легкостью пробежал по проходу и спрыгнул с подножки. Здесь он столкнулся с водителем, который вылез из кабины, чтобы выяснить, что происходит. Тот посмотрел на Амадиса.
— Наконец хоть кто-то решился позвонить! Сколько же времени для этого потребовалось!
— Да уж,— сказал Амадис.— Проехали мы немало!
— Черт побери! — не унимался водитель.— Каждый раз, когда я за рулем 975-го маршрута, никто никогда не звонит, и я всегда еду, ни разу не остановившись. По-вашему, это — работа?
За спиной водителя Амадису подмаргивал кондуктор и хлопал себя по лбу, давая знать, что продолжать разговор бесполезно.
— Может быть, пассажиры забывают об этом? — сказал Амадис, заметив, что водитель ждет его ответа.
Водитель проворчал:
— Как видите, нет. Вы же позвонили! Вся беда...
Он склонился к уху Амадиса. Кондуктор почувствовал себя лишним и с напускным пренебрежением отошел в сторону.
— ...в этом кондукторе,— пояснил шофер.
— Неужели? — удивился Амадис.
— Он не любит пассажиров. Делает все, чтобы мы ехали пустыми, и при этом никогда не звонит. Я-то уж знаю!
— Верно,— заметил Амадис.
— Понимаете ли, он — сумасшедший,— сообщил водитель.
— Пожалуй...— пробормотал Амадис.— Мне он тоже показался странным.
— В Компании они все ненормальные!
— Меня это ничуть не удивляет!
— Но только я выше их! — сказал водитель.— В стране слепцов и одноглазый — король! У вас есть нож?
— Перочинный.
— Одолжите!
Амадис протянул ему нож. Водитель, открыв большое лезвие, с силой всадил его себе в глаз. Затем повернул лезвие. Ему было очень больно, и он громко кричал. Амадис испугался и бросился наутек, прижав локти к туловищу и как можно выше поднимая колени: не стоило в этот момент пренебрегать возможностью заняться зарядкой. Отбежав за деревья, он оглянулся. Водитель сложил нож и сунул его себе в карман. С места, где стоял Амадис, было видно, что кровь перестала течь. Все было сделано очень аккуратно, и на глазу уже красовалась черная повязка. По автобусу взад-вперед расхаживал кондуктор, и Амадису было видно, как он посматривал на часы. Водитель сел на свое место. Кондуктор, выждав несколько секунд, опять посмотрел на часы и несколько раз подряд дернул за шнур; его напарник понял, что автобус полон, и тяжелая машина отъехала под рев мотора; Амадис увидел искры, рев мотора стал затихать и вскоре вовсе умолк; к этому времени автобуса уже не было видно, а он добрался до Эксопотамии, не истратив на дорогу ни единого билета.
Он пошел дальше, не решаясь задерживаться на остановке — ведь кондуктор мог вспомнить, что он не оплатил проезд, а ему очень уж хотелось сберечь свои деньги.
Б
В комнату прокрался капитан жандармерии, бледный как смерть (он опасался получить пулю).
Сквозь сон до Клода Леона[1] долетел звонок будильника, и он проснулся, чтобы внимательно выслушать его. Осуществив задуманное, он тотчас же уснул и окончательно проснулся пять минут спустя. Взглянув на светящийся циферблат будильника, он понял, что уже пора, и сбросил с себя одеяло; оно сразу же заботливо прикрыло ему ноги и принялось опять обвивать его тело. Было темно, и даже треугольник окна не выделялся на фоне стен. Клод приласкал одеяло; оно прекратило всякое движение и позволило ему подняться. Он сел на край кровати и протянул левую руку, чтобы зажечь лампу на тумбочке; в очередной раз убедившись в том, что она находится от него справа, он протянул правую руку и, как всегда по утрам, ушиб ее о спинку кровати.
— Я ее когда-нибудь отпилю! — процедил он сквозь зубы.
Однако зубы неожиданно разомкнулись, и голос прозвучал во всю мощь.
"Черт! — подумал он.— Так я разбужу весь дом!"
Прислушавшись, он все же обнаружил, что ничего не произошло, и равномерное дыхание пола и стен успокоило его. За шторами уже начинал сереть рассвет... Наступало бледное зимнее утро. Клод Леон вздохнул, а его ноги нащупали тапочки у кровати. Он с трудом поднялся. Сон тяжело выходил из расслабленных пор его тела, издавая при этом очень тихий, похожий на писк мыши во сне, звук. Он подошел к двери, но прежде чем повернуть выключатель, развернулся лицом к шкафу. Вчера вечером, скорчив зеркалу гримасу, он резко выключил свет, и теперь, прежде чем идти на работу, ему хотелось увидеть это отражение. Он решительно включил свет. Вчерашнее отражение было еще на месте. Увидев его, Клод громко расхохотался, а отражение медленно растаяло при свете, уступив место новому, сегодняшнему Леону, который, повернувшись к своему отражению спиной, пошел бриться. Он торопился, чтобы прийти на работу раньше шефа.
К счастью, он жил недалеко от Компании. Зимой — к счастью. А летом дорога становилась чересчур короткой. Ему надо было пройти ровно триста метров по улице Жака Лемаршана[2]. В 1857—1870 годах он инспектировал контрибуции, а прославился тем, что геройски защищал воздвигнутую от пруссаков баррикаду. В конце концов они ее взяли, подойдя с тыла; бедняга, не имея пути к отступлению, дважды выстрелил себе в рот из винтовки Шаспо, кроме того, при отдаче ему оторвало правую руку. Клод Леон обожал подобные истории и в ящике своего рабочего стола прятал полное собрание сочинений доктора Кабанеса[3], переплетенное в черный коленкор, придававший ему вид бухгалтерских книг.
От холода красные ледышки потрескивали на тротуарах, а женщины пытались спрятать ноги под короткие юбки из бумазеи. Проходя мимо, Клод бросил вахтеру "Здравствуйте!" и боязливо приблизился к решетке лифта производства "Ру-Консилибюзье", у которой уже ожидали три секретарши и один бухгалтер. Клод приветствовал всех вежливым жестом.
— Здравствуйте, Леон,— сказал шеф, открывая дверь.
Клод вздрогнул и поставил большую кляксу.
— Здравствуйте, господин Сакнуссем[4]! — пролепетал он.
— Разиня! — проворчал тот.— Постоянно кляксы!..
— Простите, господин Сакнуссем, но...— произнес Клод.
— Сделайте так, чтобы она исчезла!..— приказал Сакнуссем.
Клод склонился над кляксой и принялся усердно ее вылизывать. Чернила были на вкус горькими и воняли тюленьим жиром.
У Сакнуссема было превосходное настроение.
— Вы читали сегодняшние газеты? Веселые времена готовят нам конформисты, верно?..
— М... да... господин,— пробормотал Клод.
— Вот мерзавцы! — воскликнул шеф.— Ох, пришло время быть настороже... Вы ведь знаете, они все вооружены!
— А?..— выдавил Клод.
— В дни Освободительства все это видели,— сказал Сакнуссем.— Они вывозили оружие просто грузовиками! А порядочные люди, вроде нас с вами, безоружны.
— Конечно...— подтвердил Клод.
— У вас тоже нет оружия?
— Нет, господин Сакнуссем,— сказал Клод.
— Вы могли бы достать мне револьвер? — ни с того ни с сего спросил Сакнуссем.
— Ну...— замялся Клод,— может, через двоюродного брата домовладелицы... Ох... не знаю...
— Отлично! — провозгласил шеф.— Значит, я могу рассчитывать на вас? Только не очень дорогой и с патронами, ладно? Эти проклятые конформисты... Нужно быть начеку, верно?
— Безусловно! — подтвердил Клод.
— Спасибо, Леон! Я надеюсь на вас. Когда вы можете его принести?
— Необходимо узнать...— сказал Клод.
— Естественно... Можете располагать временем... Если хотите раньше уйти с работы...
— О нет!..— ответил Клод.— В этом нет необходимости.
— Ладно,— сказал Сакнуссем.— И потом, никаких клякс, хорошо? Следите за своей работой, черт побери, вам платят не за то, чтобы вы ничего не делали!
— Буду следить, господин Сакнуссем,— пообещал Клод.
— И не опаздывайте на работу! — в заключение добавил шеф.— Вчера вы опоздали на шесть минут.
— Но при этом я все же пришел за девять минут до начала работы...— заметил Клод.
— Да, но обычно вы приходите на пятнадцать минут раньше,— уточнил Сакнуссем.— Так что уж постарайтесь, черт возьми!
Он вышел, закрыв за собой дверь. Пораженный, Клод взялся за перо. Руки у него так дрожали, что он поставил еще одну кляксу. Она была огромной. У нее был вид оскаленной морды зверя и вкус очищенного керосина.
Клод заканчивал ужин. Сыра остался только один кусок, правда, довольно большой. Желтый, с сиреневыми дырочками, он лениво ворочался в тарелке. На десерт Клод налил себе полный стакан окиси лития с карамелью и прислушался, как тот спустился по пищеводу в желудок. Пузырьки, поднявшиеся от этого потока, с металлическим звуком лопались у него в глотке. Прозвенел звонок. Он поднялся, чтобы открыть. Вошел двоюродный брат домовладелицы.
— Здравствуйте! — сказал гость, честная улыбка и рыжие волосы которого выдавали его карфагенское происхождение.
— Здравствуйте! — ответил Клод.
— Я принес! — сказал гость. Его звали Жеан.
— Ах, да...— сказал Клод,— этот...
— Этот...— подтвердил Жеан и достал его из кармана.
Это был красивый револьвер системы "вальтер", модель "пик", эбонитовое основание магазина превосходно гармонировало с рифлеными накладками рукоятки, сделанными по форме руки.
— Классно сделан! — оценил Клод.
— Ствол фиксирован! — ответил тот.— Бьет точно!
— Да,— подхватил Клод.— И целиться удобно.
— В руку так сам и ложится! — добавил Жеан.
— Продумано все до малейших деталей! — произнес Клод и прицелился в цветочный горшок, который отклонился в сторону от линии прицела.