Осеннее небо — страница 9 из 48

немедленно извинившись, что бросила нас в такое тяжелое время. Заверили ее, что время было не столь уж и тяжелым. Вид с тех пор у няни стал жутко довольный и секретный, но спрашивать я не стал — может, ездили куда-то с мужем и хорошо отдохнули.

Дед, как обычно, был в кимоно, а Хэруки — в джинсовой юбочке чуть выше колена и зеленой однотонной футболочке. На голове — коса. Дед тоже взял чемодан, который, спустя пару минут уговоров, покатил батя.

Взяв Хэруки за ручку свободной рукой, я попросил:

— Я очень мало знаю о сумо, можете рассказать?

— История сумо насчитывает почти две тысячи лет! — Откликнулся на мою просьбу батя. Мы отправимся на стадион Когукикан, посмотрим на финал турнира за титул якодзуны запада.

— Быть якодзуной — значит нести огромную ответственность! — Подключился к ликбезу дед, — Он должен строго соблюдать подобающий этикет. Плохой человек не сможет стать йокодзуной, и неважно, насколько он силен! Этим сумо отличается от других видов спорта, — Важно поведал дед. Как много общих слов и как мало конкретики.

— Сумо — не только вид спорта, но и представление, отражающее стиль эпохи Эдо! [1603–1867 г. н. э.] — Не менее важно добавил батя.

— А почему у них такие прически? — Спросила Хэруки.

— Чтобы стать парикмахером-суматори требуется минимум десять лет, и только потом будет дозволено прикасаться к волосам сумоиста высокого ранга! — Начал издалека дед, — С помощью масла и веревок связывают пучок и придают волосам форму листа гингу…

— Это голосеменное реликтовое растение! — Перебила деда Хэруки, — Значит, прическа сумоистов похожа на сложенные вместе утиные лапки! — Засмеялась она, продемонстрировав это ладошками мне. Милаха!

— Это — хорошее сравнение, — Совсем не обиделся Ринтаро-сенсей, — Прическа не только защищает голову бойца от повреждений, но и символизирует неприкосновенность его положения в мире сумо!

— Невозможно не восхищаться решительностью бойцов сумо. Они отказываются от многих радостей жизни, много лет занимаясь только тренировками. Во время обучения сумоисты живут вместе, строго соблюдая распорядок и этикет, — Продолжил батя рассказывать о сущности сумо.

Как джедаи, получается.

— Существует легенда, что когда у богов возникали территориальные споры, они решали их в поединках сумо, — Добавил дед. Неплохой дуэт у них получился.

Когда сели в электричку, батя отобрал у меня чемодан и достал отпечатанный в типографии черно-белый лист формата А3, плотно исписанный красивыми, разного размера иероглифами. Чьи-то имена.

— Это — бандзуке, рейтинговые листы, — Пояснил батя, протягивая листочек нам с Хэруки, — Писать их — большая честь, и этому тоже надо учиться минимум десять лет. Составляют их за две недели до турнира, и в них — все имена, связанные с миром сумо — от борцов и тренеров до парикмахеров и судей. Борцы самого высокого ранга — само собой, сверху. Впервые их начали использовать более двухсот лет назад.

К моменту выхода на нужной станции я уже жалел, что спросил. Самое важное я усвоил: сумо — ОЧЕНЬ серьезная, важная и древняя штука. Надо бы сделать поход на него ежегодным. Я же не бака-гайдзин, а коренной японец, который глубоко чтит традиции своей страны.

Покинув поезд на какой-то станции метро, вышли на поверхность и поймали такси. С удовольствием глазея в окно, наблюдал одетых в «ретро» (это для меня, а для местных — последний писк моды) жителей Токио, деловито снующих по улицам туда-сюда. Застройка — многоэтажная, в Уцуномии такой не так много. Спустя минут пятнадцать, проехав расположенный на углу улицы полицейский участок, свернули за него и покинули машину спустя пару домов, оказавшись у семиэтажной «панельки». Отражающая хромом вечернее токийское солнышко надпись около стеклянной двери сказала нам, что это «Hotel Brillio Asakusabashi». Никакого люкса для Иоши — батя решил сэкономить. А заодно выбрал отель рядом с полицейским участком.

На самом деле мне без разницы где ночевать, клопов нет — и хорошо. Претензия у меня совсем другая — почему у нас с батей комната на двоих, а у Хэруки — отдельная? На глазах у бати покидать номер среди ночи будет очень нагло и, если честно, стыдно. Обстановка нормальная, две кровати, телевизор, совмещенный санузел, все чисто и приятно пахнет. Вот такие у меня критерии хорошего сервиса. Мы с батей переоделись в парадные кимоно — традиция же! — то же самое сделал и дед, сменив «дорожное» кимоно на «нарядное». Хэруки в стороне тоже не осталась, нарядившись в свою зеленую юкату. Какая прелесть!

Усевшись в такси, отправились к совсем недалеко расположенному стадиону Кокугикан, оказавшимся крытым зеленой крышей ареной. Снаружи выглядит совсем небольшим, несмотря на заявленную вместимость в 11 тысяч зрителей.

В стадион потихоньку втягивался народ, и нам пришлось отстоять небольшую очередь. Билеты батя достал такие, что билетер с глубоким поклоном вызвал специального человека, который, постоянно кланяясь, привел нас мимо трибун почти к самой арене, усадив в третьем ряду от нее. «Шоу» еще не началось, но народа на трибунах уже было полно. К старту турнира они заполнятся целиком. Над ареной висела прикрывающая прожектора похожая на балдахин конструкция из красного бархата, украшенная по углам разноцветными полосками ткани.

— Отличные места! — Похвалил я, — Как и ожидалось от лучшего в мире отца! — Добавил я, заставив батю иронично хмыкнуть.

— Прямо перед вами, в первом ряду, сядет Окада Сеиджи, он отвечал за изготовление дохё! — Услышав мое одобрение, «усилил» впечатления приведший нас сюда сотрудник и откланялся.

— Дохё — это ринг? — Спросил я на свою беду, потому что в как раз в этот момент со стороны арены к трибунам двинулся одетый в кимоно лысый старик.

— Дохё — это не какой-то там ринг! Я посвятил искусству изготовления дохё сорок три года, и не позволю низводить труд жизни многих тысяч людей до какого-то там никчемного «ринга»! — Оскорбленно высказал он. Ну хоть не орет, и на том спасибо.

Тут же, вместе с батей, Ринтаро-сенсеем и Хэруки поклонились мужику, и я извинился за свою неотесанность. Мужик сменил гнев на милость и снизошел до объяснений:

— Над земляной основой дохё упорно работают много дней, чтобы она стала достаточно плотной для проведения поединков. Пойдем, я тебе покажу! — Вдруг махнул мне рукой Окада-сан (хотя, раз он занимается «искусством», значит, лучше будет «сенсей»). Батя подтолкнул меня, и пришлось пойти со стариком.

Он подвел меня к дохё, и я ощутил тысячи направленных на себя с трибун любопытных взглядов. Желудок ухнул куда-то вниз, сердце забилось. Никогда на меня не пялилось столько людей одновременно. Глубоко вдохнув, попытался успокоиться и подошел поближе к остановившемуся сантиметрах в двадцати от дохё Окаде-сенсею.

— Смотри! — Указал он на край дохё. И вправду земляной, — Над каждой частью дохё работают вручную, используя только традиционные, передаваемые из поколения в поколение инструменты. Отличный дохё делается только из земли, пота и умения ёбидаси! И мои умения — достаточно велики для изготовления дохё, способного выдержать три сотни поединков за пятнадцать дней! — Гордо поведал он, — Как и само сумо, дохё — это крепкая основа, которая выдержит всё! — Подвел он итог.

— Огромное спасибо за урок, Окада-сенсей! — Глубоко поклонился я, — Теперь я вижу, насколько велика была моя ошибка. Я только начинаю постигать величие сумо, поэтому еще раз прошу прощения! — Еще один глубокий поклон. Свалился же ты блин на мою голову! Впрочем, конструкция ринга и вправду впечатляет — очень много человеко-часов ручного труда.

Окада-сенсей удовлетворенно кивнул, вернул меня напряженно следящим за нами взрослым, извинился за свою резкость и сказал бате, что он воспитал очень вежливого и любознательного мальчика. Отцу было очень приятно, а вот Хэруки изо всех сил сдерживала смех. Везет мне на чудиков. А что поделать? В Японии каждый второй — фанатик чего-нибудь.

Наконец, трибуны заполнились, и началось «представление в стиле эпохи Эдо». Одетый в белую рясу и потешную черную шапку главный судья (большая честь и ответственность!) обошел вокруг ринга и потряс каким-то похожим на банный веником, кланяясь всем. Все вставали и кланялись в ответ. Далее он помолился у какого-то оклеенного бумажными талисманами небольшого деревянного алтаря. Ох уж этот синтоизм. Закончив шаманить, главный судья при помощи двух судей рангом поменьше (но все еще — большая честь и ответственность!) кинули в квадратное отверстие в центре дохё рис, орехи, водоросли, сыпанул земли из мешочка, залил водой и засыпал солью. Теперь злые духи не помешают борцам. Отверстие, само собой, закрыли.

Вышел мужик в кимоно и с веером, сказал пару напутственных слов и объявил выход первой пары бойцов. У сумоистов — особое, «бойцовское имя». На сцене появились двое толстяков (на самом деле под слоем жира у них — стальные мускулы, это мне батя объяснил). Они посыпали арену солью («После второй мировой войны, ради экономии, в сумо вместо соли несколько лет использовали песок!» — Тихонько прошептала мне на ухо Хэруки нашептанное ей дедом) и начали готовиться к схватке, усаживаясь на корточки и подбирая свисающие с повязки прутья.

Судья в серой, расписанной серебряными кругами рясе и потешной вытянутой черной шапке с веером смешно орал, но я сдерживался. Ощущения, когда две мясные горы мощно влетают друг в друга буквально на расстоянии полутора метров — непередаваемые! Казалось, сам стадион трясется. По окончании схватки сумоисты сняли «палки» с повязок, проигравший покинул ринг, а победитель встал на корточки и сделал рукой ритуальный жест, потом наполнил водой стоящий неподалеку от дохё ковшик, предназначение которого выяснилось, когда следующая пара бойцов прополоскала водой из него рот.

Вторая пара, кстати, была гораздо интереснее, ибо на дохё против настоящего мастодонта (боевой вес — 180 килограммов! — пояснил конфераньсе) вышел не столько толстый, сколько накачанный боец на голову ниже и намного легче.