— Если верить Алексу, все началось как раз из-за отбытия твоих родителей. Ребята разозлились на Джо, но их гнев обрушился на Симона.
— Значит, можно сказать, что мой отец… — Лиза помолчала. — Ну то есть Джо… был отчасти виноват в случившемся? Все началось с того, что он полез к Карине?
— Может быть. Но насколько я поняла из слов Алекса, четверо других бесились из-за Симона весь вечер. К тому же они курили, некоторые — впервые, пили спиртное, так что причин было много. Так сказать, цепочка печальных обстоятельств.
Они миновали крутой поворот, на котором съехали с дороги всего два дня назад, и какое-то время молчали.
— Ужасно, — сказала Лиза. — Пять человек, близкие друзья, которые так хорошо друг к другу относятся, однажды разругались вдрызг. Всю их дружбу сломал один-единственный вечер. Как прийти в себя? От сознания, что ты причастен к чьей-то смерти? Смерти человека, которого любишь?
Вопрос был риторическим, но для Анны он имел смысл, и она сочла себя обязанной ответить.
— После такого прийти в себя невозможно.
Анна поставила машину во дворе и помогла Лизе донести сумку до комнаты Агнес. Тело все еще болело, и, хотя сумка не была тяжелой, Анне потребовалось небольшое усилие.
Они совершили экскурсию по дому — сначала по первому этажу, потом поднялись в зал для проповедей. Анна специально спускалась по крутой лестнице медленно, опираясь на вытертые до блеска перила, где все еще был виден отпечаток пальца Карла-Юхана Видье. Лиза долго любовалась видом. Небо над панорамой за окном наливалось свинцом, и деревья внизу гнулись под ветром, сбрасывая те немногие листья, которые цеплялись за ветки до последнего.
— Так вот она, та знаменитая картина? — Лиза подошла к торцовой стене и остановилась перед фреской. — Я не вижу тела.
Анна включила лампу, которую смонтировала Агнес; как бы ей хотелось, чтобы дочь сделала это сама. Поток света, как и в прошлый раз, заставил тело Симона Видье проступить из воды. У Лизы перехватило дыхание. Анна еще немного постояла рядом и решила оставить Лизу созерцать фреску в тишине и покое, а самой пока заняться ужином. Повернувшись, она кое-что заметила на полу, недалеко от левого угла.
Черные штрихи на белых досках. Как будто кто-то шаркнул толстой подошвой резинового сапога. Анна не помнила, чтобы они здесь были. Наверное, она сама их оставила?
После ужина она усадила Лизу перед телевизором, а сама разложила копии дел на кухонном столе. “Только еще раз гляну — и брошу с ними возиться”, — уговаривала она себя.
Анна перечитывала изложение событий, пытаясь увязать их с рассказом Алекса. Снова никаких противоречий. Джо лезет к Карине, начинается ссора, Симон встает на защиту Тани и Джо, Таня и Джо уезжают. Все набрасываются на Симона. Пять человек, которые на самом деле так хорошо друг к другу относятся, как и сказала Лиза.
Самые жестокие ссоры выходят с теми, кого любишь.
Анна вычитала это вскоре после развода. Она тогда решила, что речь о романтическом чувстве, но теперь, став старше и умнее, понимала: утверждение применимо ко всем разновидностям любви. Между друзьями, братьями и сестрами, между родителями и детьми.
Анна вскрыла конверт, который забрала из своего почтового кармана в участке. В нем оказалась пачка писем, стянутая коричневой резинкой. Все письма адресованы Юакиму Рюландеру; Анна припомнила плаксивый голос отчима Рюландера, его звонок неделю назад. Формально письма теперь принадлежали Лизе, но Анна все-таки решила открыть конверты.
Почта Рюландера, как оказалось, состояла из счетов, напоминаний насчет условно-досрочного освобождения и пары полицейских повесток. Реклама кредитных компаний, которые, похоже, не особо интересовались, кому предлагают свои деньги. В стопке выделялся один конверт. Письмо от американской компании под названием “Regeneration”. Содержавшийся в конверте лист был наполовину занят таблицей с разными графами; вторую половину занимал текст на английском языке. Анна быстро просмотрела его.
Уважаемый мистер Рюландер,
предоставленный вами биологический материал принадлежит двум людям, которые с вероятностью 99,99 % не состоят в родстве друг с другом.
Анна попыталась осмыслить текст. Похоже, Джо Рюландер посылал материалы в США на сравнительный анализ ДНК. Результат теста оказался отрицательным.
Анна посмотрела на даты в таблице. Нашла графу “sample date[31]”, и мысль начала обретать форму.
— Лиза! — крикнула она в гостиную. — Ты не помнишь, какого числа к тебе приезжал отец?
— Где-то двадцатого сентября, а что?
Анна посмотрела в графу. Анализ произведен 25 сентября. Сердце забилось сильнее.
— Ты не помнишь, из дома ничего не пропало?
— Нет.
— Может, что-то, чего ты потом хватилась или не могла найти? Тебе ничего не показалось странным?
— Не-ет. — На этот раз Лиза потянула с ответом. — Или… да, припоминаю — была одна необъяснимая пропажа.
— Так?
— Моя зубная щетка.
В голове у Анны что-то щелкнуло.
— Лиза, когда ты родилась?
— Двадцать четвертого апреля девяносто первого года, а что?
Анна быстро прикинула на пальцах. Не прошло и восьми месяцев после случая на каменоломне. Восемь месяцев, поэтому связи никто не заметил. Эта связь проявилась лишь двадцать семь лет спустя, когда Джо Рюландер получил письмо от Элисабет Видье и сложил два и два. Анна наконец поняла, что произошло той ночью.
— Ты родилась раньше срока, да? — спросила она.
Какое-то время было тихо, потом Лиза появилась в дверях. Лиза, которую назвали так не случайно. Лиза. Элисабет.
— Как ты узнала? — нахмурилась Лиза. — Как ты узнала, что я родилась раньше срока?
— Твой отец не Джо Рюландер, — медленно проговорила Анна. — Твой отец Симон Видье.
Глава 59Осень 2017 года
Анна сама не понимала, как проглядела связь. У Лизы светлые волосы, как у Симона, музыка — ее работа. К тому же она харизматична и сразу располагает людей к себе — совсем как Карл-Ю. Добавим сюда кассету Симона, которую Таня хранила все эти годы.
И Кайя Бьянка, и Элисабет Видье сказали, что Лиза кажется им знакомой, и все же Анна упустила этот момент, что теперь сильно ее задевало.
Несколько минут Лиза молчала. Лицо белое, в голове явно хаос. Анна принесла ей стакан воды, и Лиза залпом выпила его. Лицо немного порозовело.
— Но мы ведь не знаем наверняка, что Джо, когда заказывал тест, сравнивал со мной себя, — сказала она.
— Не знаем, но это более чем вероятно. Кого еще он мог сравнивать?
Лиза отмахнулась от вопроса.
— Я имею в виду, откуда у нас такая уверенность, что Симон — мой отец?
— Нам придется провести еще один ДНК-анализ, сравнить тебя с кем-нибудь из близких родственников Симона. А значит, придется объяснить Элисабет Видье, что она, по всей вероятности, твоя бабушка.
Лиза со стуком поставила стакан.
— Я понимаю, что это странно, но можем ли мы поговорить с ней сегодня вечером? Я завтра утром уезжаю, а мне хотелось бы присутствовать при разговоре. — Вид у Лизы был взволнованный и решительный одновременно.
Анна чуть приподняла бровь и посмотрела в окно. Уже успело стемнеть, дождь стучал в стекло, а ветер поднялся такой, что скрипели стропила.
— Наверное, лучше подождать, — сказала она.
— Зачем? — Лиза встала. — Если уж мы решили поговорить с Элисабет, то зачем откладывать. Время еще не очень позднее.
Может, сослаться на непогоду? Разумно было бы подождать, успеть обдумать, что все это значит. Но в глубине души Анну, как и Лизу, подмывало поделиться открытием. Чтобы дописать к трагедии Симона Видье если не счастливый, то сколько-нибудь хороший конец. К тому же присутствие Лизы, когда Анна будет рассказывать обо всем Элисабет, более чем правильно.
— Хорошо, — сказала она и пошла за ключами.
Под рев ветра они добежали до машины. Лобовое стекло залепили мертвые листья. Анна завела машину и медленно поехала по темной лесной дороге. Обе женщины молчали, атмосфера была напряженной и в то же время полной предвкушения.
Они уже добрались до аллеи, ведущей к Энглаберге, когда увидели между деревьями синие проблески. У сторожки Клейна им навстречу попалась “скорая помощь”, и Анна прижалась к обочине, чтобы пропустить машину. Место рядом с водителем пустовало, и видно было, что “скорая” торопится. Анна и Лиза еще какое-то время постояли на обочине, глядя друг на друга.
— Поедем назад? — встревоженно спросила Лиза.
— Поднимемся и узнаем, что стряслось.
В усадьбе горел весь свет. Анна поставила машину во дворе, и они медленно пошли к дому. Входная дверь оказалась приоткрыта. Анна постучала и вошла в огромный, словно бы опустевший дом. Они с Лизой переглянулись. Из курительной, где Анна на днях сидела с Элисабет, доносились звуки, и женщины медленно двинулись туда.
— Есть кто-нибудь?
Одно из тяжелых кресел было опрокинуто. На полу валялись пустые пластиковые упаковки, какие оставляет после себя бригада скорой помощи, когда медики торопятся.
Когда Анна и Лиза вошли, им навстречу поднялась с кресла Мари Сорди. Лицо бледное, губы сжаты.
— Что стряслось? — спросила Анна. — В аллее нам встретилась “скорая”.
Мари пыталась совладать с лицом.
— Тетя Элисабет, — тихо сказала она. — Я нашла ее здесь, на полу.
— Она жива?
— Да, но все плохо. Клейн уехал с ней на “скорой”. Я тоже поеду, только сначала… — Мари указала на мусор на ковре и стала поднимать опрокинутое кресло.
Анна помогла ей. Она знала Элисабет Видье всего несколько недель, и отношения у них не всегда были ровными, но все же слова Мари поразили ее. Лиза тоже казалась потрясенной.
— Кстати, а что вы здесь делаете? — спросила Мари, когда им удалось наконец поставить тяжелое кресло на ножки. — Уже начало девятого.
— Хотели навестить Элисабет. — Анна повернулась к Лизе, давая ей понять, чтобы молчала, но та уже рассматривала фотографии на каминной полке.