– На удачу, – объяснил Колесов. – Я всегда так делаю – помогает.
А Колесов не так прост, как я думал.
Дрондина пробурчала благодарственное.
– Да не вопрос, – Колесов пощелкал по зубному ковчежцу, зуб внутри звякнул. – Сам дотащишь?
Колесов покосился на Дрондину.
– Да, справлюсь.
– Ладно, мне еще на Восьмой сегодня ехать. Привет Шныровой!
Колесов пожал мне руку и отправился дальше. Я подумал, что, пожалуй, Дрондину не стоит сажать на мопед сейчас – свалится. Надо ее проветрить.
– Давай все же погуляем, – предложил я. – А то у меня голова кружится. Погуляем?
Дрондина покачала головой.
– Тогда… пойдем в парк.
Я повел Дрондину через дорогу, в парк.
Парк по полудню пустовал, дорожки были засыпаны рыжей хвоей, сосны качались, ловя высокий ветер. Мы прогулялись по парку, попробовали посидеть на качелях – но Наташку тут же повело – постояли у памятника олененку, потом Дрондина опять скисла, я довел ее до ближней скамейки и посадил на край.
– Все позади, – успокаивал я. – Это был старый зуб, молочный, вырастет новый.
Мимо пробежала бесхвостая собака. Дрондина расплакалась.
– У всех выпадает, – рассказывал я. – Зато теперь все нормально, можно спокойно спать…
Мимо прошла бабулька с сумкой на колесиках, зырканула ненавистью.
– Да это не я ее довел, – объяснил я. – Ей зубы просто вырвали…
Бабка обернулась и плюнула в мою сторону.
– Наташ, реви потише, – попросил я. – А то люди думают, что я тебя избил.
Обратно пробежала бесхвостая собака.
Дрондина не успокаивалась. А в парке было слишком тихо, так что плач ее разлетался достаточно, я испугался, что послеобеденные мамочки с колясками наверняка услышат и сбегутся, и станут меня укорять, что я тираню свою девушку. Хотя Дрондина никакая не моя девушка. А еще с ужасом подумал, что сейчас из-за дерева выскочит Шнырова с телефоном. И крикнет, что бивни у слонопотамов принимают за углом, на Типографской, там заготконтора «1000 тонн».
Но Шнырова не выскочила. И мамочки не спешили.
– Ортодонт – друг человека, – всхлипнула вдруг Дрондина. – Дюймовочка… должна умереть…
Она вздохнула и положила голову мне на плечо. Я не успел отодвинуться, Дрондина уснула. А я не смог ее разбудить. Подумал, пусть поспит. Пусть лучше сейчас поспит, чем потом уснет, на мопеде.
Дрондина спала, а я сидел, стараясь не двигаться.
Хорошо, что Колесов не увидел. А то бы рассказал, что я мучу с Дрондиной.
Хорошо, что Шнырова не видела, насочиняла бы разного.
Хорошо, что никто из знакомых не видел.
Не знаю, наверное, у нас был чрезвычайно умилительный вид. Поскольку мамочки, все же появившиеся после обеда и следовавшие с колясками мимо, приветливо и одобрительно мне улыбались. А одна даже сфотографировала нас и подмигнула. Я хотел сказать ей, что Дрондина – не моя девушка, но не стал. Какая разница. Хотя…
Я представил, что наша с Наташкой фотография появится на каком-нибудь форуме счастливых матерей в разделе «У них еще все впереди». Да ладно, вряд ли кто из моих знакомых в такие места заглядывает. Да и что такого…
А потом, сегодня день Дрондиной… Кажется. Я понял, что не помню, какой сегодня день, не выходные точно, поликлиника работала.
Дрондина спала. Мамочки с колясками замолкали, приближаясь к нам. Зожник, наматывавший по парку круги, старался, пробегая мимо, не пыхтеть, зожницы, устроившие на эстраде спортивные танцы, сделали музыку потише. Одинокий мальчик, терзавший ВМХ на рампе, стал падать молча.
А может, и казалось это. Может, я устал.
Так и сидели. Через час Дрондина проснулась.
– Что-то я устала, – сказала она. – Что-то устала…
Открыла жестяную коробочку, посмотрела на зуб.
– Под подушку положу, – сказала она. – Зубной фее.
– Зубных фей не бывает, – возразил я – Лучше носи в коробочке. На удачу.
– Угу. Поедем домой, а?
Мопед дожидался на месте, с запуском пришлось повозиться. Двигатель остыл, а подходящая горка в окрестностях отсутствовала. Минут двадцать я толкал мопед туда-сюда по улице Крутикова, только после этого «Дельта» зафырчала и кое-как раскочегарилась.
Поехали домой.
На переезде дежурил инспектор, махнул жезлом, остановил. Посмотрел на перекошенную Дрондину, потом на меня.
– Нарушаем? – печально спросил он. – Права надо получать, ты что, не понимаешь? Сейчас с этим строго.
– Я получу. Ситуация экстренная, она чуть не умерла от зубной боли…
– «Скорую» бы вызвали.
– У нас электричества нет, как «скорую» вызывать?
– Как нет?
– Линию обрезали.
– Кто? – удивился инспектор.
– Не знаю. Все провода срезали и столбы подпилили. Электричество кончилось.
Инспектор промолчал.
– А у человека зубы разболелись, что делать? Попуток в нашу сторону мало ездит, пришлось мопедом эвакуировать.
Молчал.
– Ей все зубы вырвали, – пояснил я. – Покажи, Наташ.
Дрондина открыла рот, инспектор отвернулся.
– Ладно, катись, – махнул рукой. – Еще раз поймаю – мопед отберу, а отца оштрафую.
Поехали дальше.
На обратном пути «Дельта» сдохла. Поршневые кольца, похоже, стерлись, компрессия исчезла, мотор рычал, визжал, тяги не давал, особенно в подъем. Кончилось тем, что заглохли, хорошо хоть успели проехать собачьи деревни.
Последние километров двенадцать до Туманного Лога мопед мы толкали. С двумя остановками. Вообще «Дельта» легенькая, пятьдесят килограмм и на первый взгляд ее толкать несложно. Если по асфальту. И не в гору. Но асфальт до нас уже почти слез, а горы остались. В горку «Дельта» толкалась с трудом.
Останавливались у ключа, пили воду, Дрондина пробовала воду на зуб и улыбалась. И у глиняной копи останавливалась, там Дрондина слепила неваляшку.
До Туманного Лога добрались к шести. Столкнули «Дельту» с главной дороги, пробрались через перелесок к мосту. Дрондина шагала первой, я отстал, увидел синего дятла. Показалось, то есть, увидел дятла, за рекой их много, видимо, показалось, что синий. После такого дня не то что…
Со стороны моста послышался нервный смех Дрондиной. Не очень нормально она смеялась, так что я поспешил, бросил мопед, подбежал к реке и…
Дрондина стояла на берегу и истерически хихикала. Моста не было. То есть оба рельса, переброшенные на наш берег Сунжи, исчезли. В песке отчетливо отпечатались следы машины, ГАЗ-66, скорее всего, с лебедкой или с краном. Подцепили рельсы, погрузили в кузов – и вывезли.
Дрондина смеялась и указывала на воду. Я выругался.
Давно подозревал, что рано или поздно мост украдут, но думал, что зимой. А они украли летом.
– И как нам теперь перебираться? – неожиданно легко спросила Дрондина.
Видимо, отпускало ее от наркоза, говорить начала разборчиво.
– Да запросто… Тут же брод справа. Погоди тут, я за мопедкой сбегаю.
Я сходил за мопедом, потом мы спустились к реке, прошли по берегу до брода. Вода холодная. А мопед, конечно же, утопили. Причем я.
Дрондина окончательно пришла в себя, и я поручил ей взяться за багажник, сам же ухватился за переднее колесо. Мы довольно легко добрались до середины реки, держали «Дельту» высоко, чтобы картер не заливало, ну, а затем я наступил на камень. Нормальный плоский камень, скользкий, на таких ручейник живет. Попытался удержать равновесие, но сделал лишь хуже – дернул колесо на себя. Дрондина выпустила багажник из рук, «Дельта» утонула.
Брод неглубокий, полметра хорошо если, но мопеду хватило. Залило картер, карбюратор, катушку, глушитель, все, короче. С катафотами. Теперь возни на неделю, а то и больше. Разбирать, сушить, смазывать, собирать, пробовать завести, опять разбирать.
Я подумал – не оставить ли мопед в реке, но решил вытащить, все-таки отцовский. Так что на берег мы «Дельту» выручили.
– Я тебе помогу чинить, – пообещала Дрондина. – У нас мотоплуг был, ты же помнишь, мы с папой всегда его чинили. И вдруг раз – и не починили. Это Шнырова сахара в бензин подсыпала, я знаю.
– Пойдем уж…
Она подталкивала мопед в багажник, но без особого КПД. Так что все на мне.
Мама Дрондиной, тетя Света ждала, сидя на гладкой сосне. Увидела нас, поторопилась встречать. Мне пыталась пятьсот рублей всучить, я отбился. Сказала, что принесет сала.
– Мост сломали, – через распухшую щеку прогундосила Дрондина.
– Нос сломали?! – с ужасом переспросила тетя Света.
– Мост! – поправила Наташа.
– Мост, – пояснил я. – Не сломали, а украли.
– Как?!
– Приехали, рельсы краном подцепили – и увезли. Скорее всего, в чермет.
– Теперь мы на острове, – улыбнулась распухшими губами Дрондина.
– Утром же еще были…
Мама Дрондиной растерянно потерла подбородок.
– Надо в полицию позвонить… – сказала она. – Как позвонить… Как теперь?
– Не знаю.
Пожал плечами и покатил мопед к дому.
Думал про мост. Вернее, пытался. Потому что ничего толковое не придумывалось. Если рельсы на самом деле украли, то когда их вернут назад сказать сложно, эти то еле положили, отец аж до губернатора доходил. Конечно, может, рельсы убрали, чтобы заменить на новые, такая вероятность имелась, но…
Короче, скоро увидим.
Перед тем, как разойтись, тетя Света сказала, что каждому зачтутся их добрые дела. Я не стал спорить. Показалось, что из-за тополя выглянула Шнырова, но, может, и показалось, Шнырова, скорее всего, спала, объевшись крыжовником.
Дома хотел на спиртовке ужин разогреть, но повело, свалился на диван, успел только будильник поставить. Проспал час, все, сон сбился.
Дом остывал от дня, скрипел, вздыхал, охал. Когда в доме не один, эти звуки не слышатся, не обращаешь на них внимания, когда один, все наоборот, в каждом звуке слышится гость. Знаешь, что никого нет, а все равно. Один.
Один.
Я провертелся до двух, а проснулся часа в три, с первым светом. Будильник задребезжал, словно в голову ведро гаек высыпали, я вскочил. Вышел на крыльцо, сел. Как люди раньше с такими будильниками жили?