— Де-есяти мину-ток не простоим? Часы будем терять… Да что часы — недели. Кран-то переводить надо добрых четверть километра. Это сколько времени потребует? Ми-ну-ток! Полмесяца, не меньше провозимся… пока демонтируем, пока перевезем на машинах, снова установим.
У стены воцарилось молчание. Рабочие, уже собравшиеся было уходить домой, вновь сбились в кучу, а коренастый, невзрачный Миша Судариков опустился на пригретую солнцем землю. Лешка затронул больной для бригады вопрос. Башенный кран достигал сорока метров в высоту — с доброе десятиэтажное здание — и весил двадцать пять тонн. Действительно, меньше чем за две недели такую махину не перебросишь к новому объекту работ. А терять время очень не хотелось: стройка гремела на всю Российскую Федерацию.
— Что-то надо бы придумать, — подытожил общее мнение Миша Судариков. — Может, перенести кран на вертолете?
Никто не засмеялся.
Мимо бригады с грохотом проходили пятитонные машины, наполненные цементным раствором, кирпичом. Фукая дымом, паровоз тянул по рельсам платформы, на них, синевато сияя под солнцем, лежали рулоны — многопудовые свертки стали холодного проката, которые сюда, на Нововербовский завод, привозили с Урала — из Златоуста.
— А что, если двинуть кран своим ходом? — сказала Тоня. — Я бы взялась.
— Подъем слишком крутой, — покосился на нее слесарь-монтажник Владимир Еловкин, любивший говорить веско, авторитетно. — Если бы прямой путь, а то, считай, метр в гору лезть. Тормоза могут не выдержать — вот и авария. И кран угробим, да и ты костей не соберешь.
Все вопросительно поглядели на Ивашова, как бы ожидая, что скажет он. Бригадир легонько махнул рукой.
— Айда по домам. Вот завтра пойду к прорабу, управляющему — там решат.
Все гурьбой потянулись со строительной площадки. За проходной будкой открылись ровные городские улицы с аккуратными новыми кирпичными домами, выкрашенными в кремовый, розовый цвета, с высокими соснами во дворах. От тракторного поселка за реку, в город Вербовск, несся трамвай с прицепом. Бригадники припустились к нему, прощально замахали Василию Ивашову. Он жил на окраине, на «Зоях», — совсем в другом конце Нововербовского поселка. Лишь Тоня Постовалова не побежала со всеми.
— А ты чего? — спросил Ивашов. — Пешком решила?
— В больницу надо. Подругу проведать.
— Тогда пошли, — сказал он несколько удивленно. — Нам по дороге.
Отбежавшая уже шагов на двадцать Валя Косолапова внезапно повернулась и, сделав вид, будто ревнует, погрозила Тоне:
— Отбить Василька хочешь? Глаза выцарапаю.
Что-то крикнул Ивашову и Лешка Усыскин, показал кулак. Он даже заколебался: не вернуться ли к Тоне? Трамвай подошел к остановке, и вся задержавшаяся было кучка монтажников побежала к нему еще быстрее.
Ивашов покраснел совсем по-мальчишески и сделал вид, что не обратил внимания на выходку бригадников. Вдвоем с Тоней они свернули вправо к бору. Бор жадно впитывал солнечные лучи, нагретые сосны испускали пряно-восковой запах хвои. Хотя редкие березы, клены еще лишь томились набухшими почками, сосен было так много, что, казалось, будто в лесу все буйно зеленеет. В колеях стояла густая коричневая вода, и под нею блестел ледок. Затененная деревьями земля оттаяла только сверху, в чаще было свежо, сыро, но солнце на открытых местах сильно припекало, и уже тянуло скрыться в холодок. Через весь лес шла прямая, очень широкая песчаная просека с глубоко продавленными колеями от самосвалов, и посредине ее тянулись высоченные, еще не почерневшие железобетонные столбы линии высокого напряжения. Просека упиралась в асфальтированное шоссе, застроенное новыми домами. В этих домах жил с матерью Ивашов, немного в стороне стояла и новая больница.
Несколько раз Тоня бросала на бригадира вопросительные взгляды, ожидая, что он заговорит. Ивашов шел с таким видом, словно дал зарок молчать всю дорогу.
— Ты, Вася, доклад, что ли, на стройке делал? — наконец не выдержала она.
— Какой доклад? — не понял Ивашов.
— Да вот я смотрю: язык бережешь, — с наигранной простоватостью продолжала Тоня. — Думаю, может, он у тебя устал.
Ивашов вспыхнул: краснел он легко.
— Какие нам с тобой вопросы решать? Все вроде ясно. На стройплощадке договорились.
— А тебя только работа интересует? — В зеленоватых смелых глазах девушки заиграли лукавинки: так иногда вдруг блеснет рыбья чешуя из-под озерной воды.
Белесые брови Ивашова сдвинулись. Три года назад, вернувшись из армии, он поступил в Вербовский строительный трест слесарем-монтажником. Девушки ждали, что он станет с кем-нибудь встречаться, женится. Ивашов избегал их, словно высоковольтных проводов. Стал ходить в восьмой класс вечерней школы, оттуда перешел в техникум: его назначили бригадиром. Девушки в бригаде обращались с ним слишком вольно, кокетничали, называли Васильком. Особенно донимала его Валя Косолапова. Поэтому стоило им завести разговор о чем-нибудь постороннем, не относящемся к делам бригады, как Ивашов мрачнел, отмалчивался.
— Ну, если ты, Вася, только работу признаешь, — вновь заговорила Тоня, — то давай о ней вопрос поставим. Давай все-таки кран своим ходом передвинем. Заместо двух недель в полсуток уложимся. Рискнем?
— Ведь ясно было сказано: профиль пути не позволяет. Слишком опасный подъем, тормоза не выдержат.
— Поднимемся.
Это уже Тоня повторила упрямо, знакомым Ивашову волевым движением крепкой маленькой руки заправила подвитые волосы под косынку. Не только крановщики СМУ-6, но и руководители строительного треста знали выдержку, настойчивость Тони.
— А если твой жених в Обливской узнает? Иль… Усыскин Лешка. Убьешься — чего им ответим?
Вопрос прозвучал грубовато, не к месту, и бригадир покраснел. Тоня рассказывала всем знакомым, что в родной донской станице Обливской к ней сватался тракторист — одноклассник по десятилетке. В Вербовск на стройку девушка приехала в прошлом году осенью и всю зиму переписывалась с ним. Лешка Усыскин хвастался бригаде, что заставит ее забыть «станичную зазнобу». Тоня вновь мельком взглянула на Ивашова, вдруг улыбнулась.
— Выпьют за упокой сто грамм да и найдут другую. Особенно Лешка. Только ведь я пожить хочу… да еще получить премию за рационализаторское предложение.
— Тебе б все только смешочки, — пробормотал Ивашов.
Вдали сквозь сосны проступили железные, этернитовые крыши одноэтажных домов, что тянулись вдоль невидимого отсюда асфальтового шоссе. Между домиками все время с жиканьем проносились автомашины. Здесь и были «Зои» — Первая, Вторая и Третья улицы имени Зои Космодемьянской, расположенные рядом. В конце просеки перед шоссе Ивашов и Тоня расстались.
Она быстро пошла вдоль опушки.
Еще в прошлом году Тоня заметила взгляды, которые бросал на нее молодой бригадир. У Тони они сперва вызывали смех: Ивашов казался ей неуклюжим. За эти месяцы она ближе узнала Василия: нескладный, а в работе сметливый, ловкий; замкнут, малоразговорчив, зато никогда не соврет, всегда подставит плечо слабому, сторонится компаний, но ласков, почтителен со старухой матерью.
Потом в их бригаду пришел Лешка Усыскин. Это красивый, золотоволосый танцор, играет на гитаре, поет, да уж больно дурная слава по стройке. Две девушки поверили его уговорам, горячим поцелуям, а потом тайком ходили в больницу на операцию. Он деятельно стал ухаживать за Тоней, она делала вид, что принимает его ухаживания, но украдкой все ласковее посматривала на бригадира, заговаривала с ним, даже поощряла улыбками. Ивашов упорно хмурил белесые брови, отказывался принимать шутливые заигрывания, не догадался хоть раз в кино пригласить. Неужели она прошлой осенью обманулась? Может, ей лишь показалось, что влюблен? Иль у него другая есть на примете?.. Нет. В таких вопросах девушка никогда не ошибается. А что, если действительно… просто «юбки» боится? Вот не думала, что есть такие ребята!
И она решила выяснить. Сегодняшняя прогулка по лесу поставила Тоню в полный тупик. О чем бы ни завела речь — все на работу переводит. «Ну и не надо. Иль на одном свет клином сошелся? Ох, и смешной… да я…» Она оглянулась: бригадир давно исчез между соснами.
Впереди показалась заводская одноколейка, поселковые дома, и Тоня вдруг остановилась: она не заметила, как проскочила больницу. Ведь тут лежит подружка из общежития, у нее что-то с печенью. Но как зайдешь в грязном ватнике, в штанах? Да и с пустыми руками. Может, доехать на автобусе до общежития, переодеться и купить банку абрикосового компота? Действительно, пора навестить девчонку, давно собиралась, неудобно.
И Тоня побежала к остановке.
Над почерневшим письменным столом конторы СМУ-6 все еще горела электрическая лампочка, потерявшая блеск в свете давно наступившего утра. Энергично взмахивая карандашом, начальник управления Андреев объяснял Ивашову новое задание для бригады. Рядом, прикрыв рукой мембрану телефонной трубки, громко разговаривал главный инженер — совсем молодой, в клетчатой шелковой рубахе с короткими рукавами. Сбоку на скамейке сидел грузный, взъерошенный прораб в наглухо застегнутой кожаной куртке, просматривал свежую областную газету, густо дымил вонючей папироской.
— Поняли, что вам делать на новом объекте? — громко, звонко спросил Андреев, глядя прямо в глаза Ивашову своим ясным взглядом, и небольшой пухлой рукой отогнал облачко табачного дыма, пущенного прорабом. — И отлично. Значит, переводите башенный кран на шестнадцатый и семнадцатый фундаменты.
Он открыл ящик письменного стола, достал замасленную папку. Движения у Андреева были очень легкие, полные энергии; для своих сорока лет он выглядел весьма моложаво. Его загорелый двойной подбородок напоминал подрумяненную плюшку, опрятная спецовка, в которой начальник СМУ-6 всегда являлся на работу, была хорошо отглажена. Андреев быстро перелистывал, просматривал бумаги и в то же время всей позой показывал, что готов внимательно выслушать бригадира, если тому что непонятно.
— Ребята собрались, — переступив с ноги на ногу, сказал Ивашов. — Сидят у диспетчерской будки.