— Вы меня не поняли, — с мягкой улыбкой и стальным взглядом перебила мать Элеонора Эдуардовна. — Мальчику нужен один-единственный, самый верный друг. Который не предаст…
Слова о предательстве отрезвили его родичей. Они устыдились и купили ему Чарли — милого вислоухого кокер-спаниеля. Они так привязались друг к другу, что дела родителей вовсе перестали его волновать. Ну вообще! Пусть творят что хотят.
— Знаешь, еще неизвестно, какими мы будем взрослыми, — резонно заметила Светланка Липатова — самая красивая девчонка их класса. — Моя мать, к примеру, каждый год меняет мужей. Такое ощущение складывается, что они с подругами обмениваются ими по договоренности. Дурдом! Бабка говорит, что так раньше не было. Раньше это было стыдно. А сейчас с двенадцати лет с мальчиками целуются. И даже спят!
Она пыталась сделать страшные глаза, но выходило смешно и неубедительно.
— Так что твои родичи еще нормальные, — утешала его Светланка. — Они хотя бы договорились не превращать твою жизнь в кошмар. А моей мамаше пофиг! Ей все пофиг, понимаешь?
Он не понимал, но кивал, соглашаясь. С ней нельзя было спорить. Липатова была самой красивой девочкой в их классе. Лучше всех одевалась. Мать привозила ее в школу на дорогой машине и выглядела при этом как кинозвезда. Это тоже добавляло авторитета Светланке в глазах одноклассников.
Ее уважали. А некоторые даже побаивались, поскольку Липатова давно и успешно занималась восточными единоборствами. И даже показала ему несколько несложных приемов.
— Всегда может в жизни пригодиться, — уверяла Светланка. — Ты очень умный, Егор. Очень! Но сила ума не всегда побеждает…
— Егор! — истошно заорала откуда-то из глубин их огромной квартиры мать. — Ты доел? Мы через пять минут выходим. Иначе опоздаем!
Он поманил Чарли, подставил ему тарелку с кашей. Тот мгновенно вылизал тарелку досуха. Стряпню матери Чарли обожал. Егор поставил тарелку в раковину, вымыл руки.
— Я уже готов! — крикнул он в ответ. — Обуваюсь.
Он обул кроссовки, хотя физкультуры у них сегодня не было. Но для того, что он на сегодня запланировал, модные стильные туфли не подойдут. Только спортивная обувь. Он бы с радостью и вместо школьного костюма надел спортивку, но тогда мать прицепится. Еще и класске вздумает позвонить, чтобы узнать: на уроках он или нет. А на уроках его сегодня не будет точно. Поэтому вызывать подозрения нельзя.
— Давай, Чарли, не скучай тут без меня. — Присев на корточки, он потрепал собаку за уши. И шепнул: — Я скоро за тобой приду. Очень скоро.
Мать выпорхнула в прихожую невозможно нарядной.
— У тебя мероприятие? — покосился на нее Егор, усаживаясь в машину.
— С чего ты взял?
Она игриво рассмеялась и поправила локоны новой прически.
«Смеется, как дура, — неприязненно подумал Егор и погнал вдогонку первой мысли вторую: — Как влюбленная старая дура!»
О том, что у матери появился любовник, Егор узнал одним из первых. Может, он и оставался бы единственным носителем информации, если бы не Светланка, увязавшаяся однажды с ним на опасную прогулку.
— Я с тобой, — заявила она и вцепилась в рукав его тонкой рубашки.
Было это…
Было это перед самыми летними каникулами, точно. Именно тогда он заподозрил мать в интрижке и решил за ней проследить. Проследил, удостоверился. Пошел вторично за ней, решив снять все на видео, а тут Липатова увязалась. Ну и тоже все видела. Как мать встретилась с молодым мужиком в сквере. Как целовалась с ним при встрече. Как потом они пошли прогуляться, зашли в кафе и просидели там почти час.
Снимать репортаж он передумал. Если есть свидетели, интриги уже никакой. Потому что нет тайны.
Было это перед самыми летними каникулами. Сейчас конец сентября. Прошло целых три с лишним месяца, а роман матери, кажется, не теряет своей актуальности. Она продолжает активно изменять отцу и не очень прячется, что главное.
Интересно, что на этот счет сказала бы Элеонора Эдуардовна?
— Взрослые люди просто сумели договориться…
— Они приняли такое решение ради тебя, и это надо уважать, Егор…
— Они решили сохранить семью ради тебя, Егор, ты не вправе их осуждать…
Такую приблизительно хрень и выдала бы Элеонора Эдуардовна, задай он ей напрямую жесткий вопрос: как так?
У нее на все вопросы находились ответы. На все! Она с важным умным видом рассказывала ему и его родителям, как надо правильно, как необходимо разумно и что не подлежит обсуждению.
А Егору все это время хотелось рассмеяться ей в лицо и предложить разобраться в своих собственных проблемах.
Они же у нее были. И еще какие! Пока его родители сидели в коридоре и нервничали, он сидел в кабинете Элеоноры Эдуардовны и старательно изображал равнодушие, когда она выходила в смежную комнату ответить на срочный звонок.
Чему она могла учить его предков, если в своей жизни запуталась?! У нее же там был полный абзац! Ее кто-то обижал, бросал, презирал. Она кого-то умоляла дать ей время.
О! Он мог бы многое рассказать своим наивным родителям, решившим, что именно эта женщина призвана помочь спасти их семью.
То, что все зависело только от них, а не от Элеоноры Эдуардовны, как будто не приходило в их взрослые головы!
Егор, которому на тот момент было всего десять лет, смотрел на них и силился понять: когда, в какой день и час его родители свихнулись? Почему они слушают чужую тетку?
— Это модно сейчас, Егор, — просто ответила на его вопрос Светланка Липатова. — Если ты не идешь к психологу, значит, ты лузер. У тебя либо нет денег на психолога, либо не хватает мозгов, чтобы к нему отправиться. Во втором случае психолог уже не поможет. Нужен доктор посолиднее.
Удивительно, но Светланкины ответы на многие вопросы его устраивали гораздо больше. Они казались мудрее и правдивее. Не то что фальшь Элеоноры Эдуардовны.
В том, что она фальшивит, он убедился совсем недавно. И был поражен настолько, что готов был броситься на нее с кулаками. Хорошо, что не мог этого сделать, а то была бы беда.
Причин, которые его остановили, было две.
Первая — он подглядывал за ней. И бросься он на нее с кулаками, это вызвало бы вопросы.
Вторая — он прогуливал два последних русских. И бросься он на нее с кулаками, это вызвало бы вопросы посерьезнее.
— Кулаками тут не поможешь, Егор. — Светланка принялась рассматривать облака, когда он ей открыл свою тайну. — Тут как раз твой ум и пригодится. Подумай, что можно сделать. И это… Я с тобой!
Сегодня он ее с собой не брал. Сегодня по алгебре должна была быть контрольная. У Светланки были проблемы с училкой. Прогуляй Липатова контрольную, училка поднимет шум. И тогда всем бросится в глаза и его отсутствие.
Нельзя. Все должно было пройти незаметно — его исчезновение из школы, слежка за детским психологом. И еще кое за кем. А уж потом он шум поднимет!
Будьте уверены, Элеонора Эдуардовна!
Она была настолько безупречно красивой, что временами ее красота вызывала в нем ненависть. Нельзя быть такой безупречной! Нельзя быть настолько неуязвимой! А именно такой она ему и казалась.
Она жила очень правильно, с ее слов. Каждое ее действие было тщательно продуманным. Необдуманность, спонтанность поступков — это не про нее.
— Поэтому я и не попадаю в скверные истории, милый, — шептала она, нависая над ним и целуя его лицо. — Все всегда надо тщательно обдумывать. Все! Всегда!
— А варианты? — возражал он слабеющим с каждой минутой голосом.
— Варианты в том числе. И их тоже надо просчитывать. И только это убережет тебя от ошибок. Только это…
Вот когда она так говорила, он верил ей. И все казалось правильным и совершенным, как ее красота.
Их отношения казались правильными, потому что они были тайными и не причиняли никому вреда.
Их стремление избавиться от неугодных людей в клинике казалось единственно верным, потому что это избавление не несло в себе физического насилия. Интриги не преступны!
Их планы на будущее казались радужными и вполне выполнимыми, ведь они все подготовят. Всех подготовят без изъяна. Пострадавшие исключаются.
Сколько лет было их отношениям? Два, три года? Он уже со счета сбился. И точно не помнит, когда стал ее любовником, перестав быть просто исполнителем.
Да, он был исполнителем ее воли. Добровольно! Она не принуждала никогда, ни к чему. Он просто принял ее условия. Она предложила шутки ради. Он принял. И за эти годы неплохо обогатился. Съехал от матери в отдельную квартиру, долг за которую погасил в прошлом месяце. Поменял машину. Перестал посещать распродажи, одеваясь в модных бутиках.
— Разве этого мало? — воскликнула она недавно, когда он из-за чего-то закапризничал. — Феликс! Ты… Ты просто неблагодарный мальчик!
Вообще-то его звали Федором, Федей. Это она звала его Феликсом, считая его имя неподходящим ему. Он не спорил. Ему нравилось.
Ему вообще многое нравилось. И он — да, да — был ей очень благодарен. Они стали неплохой командой. Они проворачивали такие дела!..
И при этом совершенно не нарушали законы. Почти не нарушали.
— Если нас возьмут за наши прекрасные задницы, Феликс, то ничего, кроме административки, предъявить не смогут. Ничего! Мы ни у кого ничего не отобрали. Все, что нам отдают, отдают добровольно.
Тут поспорить тоже не представлялось никакой возможности. Деньги, которые они зарабатывали, клиенты им тащили сами.
Кому-то нужно было сохранение тайны. И они за это платили.
Кому-то нужна была услуга по выдворению второй половины из дома. И за это тоже платили.
Кто-то жаждал мести или просто хотел кого-то довести до дурдома. И тут платился щедрый гонорар.
Она была сильным психологом. Очень! У нее виртуозно выходило загонять людей в угол, а потом помогать им оттуда выбираться — за их же деньги.
По каждому клиенту составлялся план, тщательно продуманный, проверенный, отрепетированный. Каждый план стоил своих денег. Не было какого-то прайса. Был просто уровень, ниже которого они не могли опускаться. И все.