и ребятишки кричат:
«Ой, вкуснота, вкуснота!»
Как хорошо,
когда развернёшь наугад
древнюю книгу —
и в сочетаниях слов
душу родную найдёшь.
Как хорошо,
когда в долгую снежную ночь,
сидючи дома,
подогреешь остатки сакэ
и закусываешь у огня.
Как хорошо,
когда просидел целый день
дома за книгой —
и вдруг у ворот раздались
близких друзей голоса.
Как хорошо,
когда проникаешь один
в истинный смысл
книги, чью скрытую суть
прочим постичь не дано.
Как хорошо,
когда без гроша за душою
чахнешь с тоски —
и случайно зашедший знакомый
вдруг подбросит немного деньжонок.
Как хорошо,
когда помешаешь уголья,
чтоб разгорелись,
и глядишь себе на котелок,
где бурлит, клокочет вода.
Как хорошо,
когда со старинным дружком,
всласть насмеявшись
и поболтав просто так,
душу хоть раз отведёшь.
Как хорошо,
когда между делом вздремнёшь
после полудня —
и проснёшься от струй дождевых
в освежённом, влажном саду.
Как хорошо,
когда подливаешь чайку,
угли мешаешь
и степенно беседу ведёшь,
рассуждая о том да о сём.
Как хорошо,
когда, от дремоты очнувшись
в солнечный день,
слышишь бульканье и фырчанье —
песню чайника на жаровне.
Как хорошо,
когда, при своей нищете,
чашки расставив,
можешь спокойно сказать:
«Ешьте и пейте, друзья!»
Как хорошо,
когда заглянул на часок
старый приятель —
и в тыкве-горлянке нашлось
для обоих чуть-чуть сакэ.
Как хорошо,
когда все домашние в сборе —
и вот впятером
сидим себе живы-здоровы,
не кашляем, не чихаем.
Как хорошо,
когда, на станке поработав,
ловко скроив
и сметав, жена примеряет
домотканое ладное платье.
Как хорошо,
когда ненароком посмотришь
на малышей —
и заметишь, что повзрослели,
подросли и окрепли все трое.
Как хорошо,
когда беспокойные гости
рано ушли,
и никто тебе не мешает
с головой погрузиться в книгу.
Как хорошо,
когда к случаю вспомнишь примету:
«Коли цветы
зацвели на гвоздичных деревьях,[126] —
значит, завтра богатым будешь…»
Как хорошо,
когда одолжаться приходишь
и только начнёшь:
«Мне бы, знаете ли, того-то…» —
а слуга уже тащит свёрток!
Как хорошо,
когда вскипятишь себе чаю,
сядешь, ноги поджав,
и набьёшь полон рот вкуснющим,
ароматным, жирным пельменем.
Как хорошо,
когда угощают в гостях
лакомым блюдом —
например, подадут с пылу с жару
запечённый соевый творог…
Как хорошо,
когда на оставшийся рис
в утренней плошке
чаем горячим плеснёшь —
и пожалуйте, ужин готов!
Как хорошо,
когда посетитель докучный,
только присев,
сразу вспомнит о важном деле
и начнёт впопыхах прощаться.
Как хорошо,
когда на закате идут
с дальнего поля
ребятишки шумной гурьбою
и отцовские тащут мотыги.
Как хорошо,
когда, одеялом укрывшись,
у камелька
под напев старинного сказа
потихонечку засыпаешь.
Как хорошо,
когда сорванец малолетний,
кисть обмакнув,
призадумается, чтоб лучше
провести черту по бумаге.
Как хорошо,
когда новую славную кисть
где-нибудь купишь,
принесёшь домой, прополощешь
и наконец попробуешь в деле.
Как хорошо,
когда поторгуешься с толком —
и продавец
приглянувшуюся вещицу
уступает почти задаром.
Как хорошо,
когда созерцаешь в саду
ранней весною
или осенью поздней цветы,
для которых труда не жалел.
Как хорошо,
когда, верноподданный сын
края Ямато,
о великом Ученье Богов[127]
размышляешь, душой воспарив.
Как хорошо,
когда вспоминаешь порою,
что в мир пришёл
после мудрого Норинага[128]
и ученью его причастился.
Как хорошо,
когда после долгих трудов
книгу захлопнешь
и сидишь, любуясь громадой
переписанного трактата.
Как хорошо,
когда созерцаешь закат
в горном селенье
или в чистом поле близ храма,
где уж точно предложат: «Ночуйте!..»
Как хорошо,
когда в деревушке иной
подле дороги
обнаружится вдруг знакомый,
да ещё, глядишь, и накормит.
Как хорошо,
когда облюбуешь вещицу
и, где призаняв,
где на чём-нибудь сэкономив,
наконец-то её заполучишь.
Эх, на огонёк
заманю-ка я чертей,
в гости приглашу —
буду нынче до утра
вирши новые читать!
Слышу за окном
завыванья демонов —
ночью нынешней
им от счастья слёзы лить,
слушая мои стихи!
Нет, стихи мои
не для тех, в ком чую я
человечий дух, —
всколыхнуть им предстоит
душу Неба и Земли![130]
По порядку сложив
все свои немудрёные вирши,
отнесу их на суд
небожителей беспристрастных,
передам и вернусь восвояси.
Вот выберу день
и, лестницу к небу приставив,
взберусь поглядеть
на местечко, где обитают
боги гор высоких и низких…
Старуха-жена,
черпнув уполовником риса,
похоже, не прочь
запихнуть его без разговоров
целиком прямо в глотку мужу…
По лицу моему
догадавшись, что вскоре родится
замечательный стих,
суетится на кухне хозяйка,
собирает торжественный ужин…
В «барсучьей норе»,
в убогой моей комнатёнке
вплотную сидят
на обед приглашённые гости,
неуютно поджав колени…