На бок поворочусь,
чтобы лучше увидеть с постели
вишни там, за окном, —
и никак не могу надивиться,
что цветы на ветвях всё те же…
У закрытых ворот
с рукою, протянутой к дому,
старый нищий застыл —
лепестки цветов подаяньем
на ладонь тихонько ложатся…
Вот с цветами в руках
под покровом дымки вечерней
переходит ручей
стайка девушек из селенья, —
словно выписанная кистью…
Гнев и досада
на несправедливости мира —
всё позабыто,
и снова я улыбаюсь
под сенью вишен цветущих…
Всего лишь на сун[139]
дверь хижины приотворили
ночною порой —
и пахнуло в лицо из сада
ароматом цветущей сливы…
Забавно смотреть,
как плавают дикие утки
в речных камышах —
будто все себя возомнили
кораблями в открытом море…
Заслышав опять,
как много неправедных дел
на свете творится,
тайком до пота в ладонях
я кулаки сжимаю…
Словно проведав
о думах, что так тяготят
душу скитальца, —
запоздалых цветов головки
у дороги грустно склонились…
Сквозь густой снегопад,
все дороги надёжно укрывший,
вижу, как на мосту
встала перед сугробом лошадь,
отказавшись тащить телегу…
Да ежели взять
хоть картофелины, к примеру, —
и у тех под землёй
прижимаются ребятишки
поплотней к материнскому боку…
С окрестных полей,
насколько хватает взора,
свезли урожай —
одиноко стоять остался
только мой шалаш из соломы…
Отстав от ребят,
с которыми шёл из деревни
за первой травой,[140]
горько-горько малыш рыдает
посреди весеннего луга…
Малютки ещё,
и сами таких же малюток
готовы пригреть! —
Подобранных птенчиков нянчат
деревенские ребятишки…
С прогулки в горах
меня проводила до дома
и в щёлку ворот
за мною шмыгнула следом
луна, совсем расшалившись!..
На тропинке в полях
я застигнут ливнем осенним.
Тотчас зонтик раскрыл —
и сверкнули крупные капли
в замутнённом лунном сиянье…
До чего же смешно
снова слышать собственный голос!
И кричат, и кричат,
и опять кричат ребятишки,
а в ответ раздаётся эхо…
Ночью бессонной
Бывает уж вовсе невмочь
на жёстком ложе,
а повернёшься к стене —
и полегчает чуть-чуть…
Сегодня с утра
наблюдаю ручей возле дома,
где как напоказ
появляются и исчезают
отпечатки нечастых капель…
Невозможно смотреть,
как бабочка машет впустую
перебитым крылом! —
Побывав в руках у мальчишек,
снова хочет взлететь, бедняга!
От сосны до сосны
протянулись тончайшие нити —
и в закатных лучах
всеми красками заиграла
бесконечная паутина…
Прозрачной воды
зачерпнув из горной протоки,
в ладонях своих
вижу скверне мирской и тлену
недоступное отраженье…
Пожил здесь — и опять
одиночество гложет ночами.
Неужели же нет
в этом мире гор, чтоб навеки
захотелось там поселиться?..
Квохчет наседка,
скликает цыплят под крыло —
только напрасно!
Не жалея мать, без оглядки
кто куда птенцы разбежались…
До вчерашнего дня
под скорлупкой яичной сидела
вся цыплячья орда, —
а сегодня пищат, толкутся,
корм клюют у меня с ладони!..
Словно живое,
застыло в усмешке лицо —
трудно поверить,
что из дерева да из глины
вышло это изображенье…
Легковесен моя стих.
Пою лишь то, что поётся, —
и, по правде сказать,
стыдно мне за многие строки
пред извечной Душою песен…[142]
Да, как ни верти,
шестой доживаю десяток
на грешной земле —
много ль радостей и печалей
доведётся ещё изведать?..
Отгремела гроза,
И вот, как ни в чём не бывало,
горожане идут,
под зонтами снова укрывшись,
но уже не от ливня — от солнца…
Месяц больно хорош!
Спросил, не найдётся ли выпить, —
а служанки в корчме
все хихикают без причины
и ни слова не отвечают…
Гроза миновала.
Повсюду в просветах меж туч
колышутся блики —
нe иначе как там, в вышине,
притаилась сейчас луна!..
Осенней порой
под сводами горного храма
застыли в тиши,
грустно выстроившись по чину,
одинокие бодисатвы…
В горной роще бродя,
я порылся, пошарил немного
под опавшей листвой —
и набрал большую корзинку
превосходных спелых каштанов…
Где-то в доме моём
колокольчик на шее котёнка
неумолчно звенит —
только он один и тревожит
летних трав дневную истому…
Одинокий олень
уходит всё дальше и дальше.
Вот мелькнул меж стволов —
и, насколько хватает взора,
никого на горной тропинке…
Домишко к домишку,
приткнувшись в теснине меж скал,
ютятся по склону…
Нелегко, должно быть, живётся
в этом горном краю крестьянам…
Ведь никто никогда
слова доброго не проронит,
если бедный старик,
разуменье почти потерявший,
невзначай допустит промашку!..
Дряхлой плоти моей,
я знаю, теперь уж недолго
землю обременять —
в дальний путь без конца и начала
скоро, скоро тронется странник…
Ярчайшим сияньем
сегодня залит палисад —
укрывшись во мраке,
буду из дому любоваться
превращеньями лунных бликов…
Только с лица
на вышивке всё безупречно.
Переверни —
и увидишь грязцу с изнанки.