Точно так же и в нашем мире!..
«Пора уж вставать», —
размышляю утром в постели,
да невмоготу!
Отодвину прочь изголовье[143] —
и опять на ладонь прилягу…
Сквозь ветви сосны
лучи заходящего солнца
пробились к окну —
и впервые багряный отблеск
запылал на стекле, заискрился…
Ничего не свершив,
ничего не начав и не кончив,
коротаю досуг
под окошком в своей лачуге
и старею себе понемногу…
Бывает и так,
что тигр покажется кошкой…
Досада берёт,
когда об ином человеке
превратно по внешности судят!
От посторонних
таить свою боль и обиды,
жить в нищете,
на невзгоды глаза закрывая, —
до каких же пор эта мука?!
Я нужды не страшусь,
но вот о житейских заботах
мне напомнили вновь
вздох жены да слёзы детишек
над пустой обеденной миской…
Издалека ли
цветами подолгу любуюсь
или вблизи —
всякий раз исполнены вишни
несказанного очарованья…
В безлюдных горах
близ хижины уединённой
под самой стеной
разрослись кусты ямабуки,
заслонили собою окошко…
Не пойму я, зачем
любоваться луною с друзьями?
Ведь луна-то одна
путешествует по небосводу —
вот один и любуйся ею!
Мне не нужны
ни чины, ни высокие званья —
здесь, на земле,
я б возродиться хотел тем же,
кем был до сих пор…
Желанной прохладой
под вечер дохнул ветерок —
и в сладкую дрёму
погрузился я, не заметив,
как осыпался белый лотос…
Знаю одно,
что бы люди ни говорили, —
жизнь позади,
на исходе мой век, и всё же
для себя остаюсь непознан…
На цветущем лугу
над раскрытым зонтом пешехода,
ничего не страшась,
беззаботно и дерзко порхают
легкомысленные стрекозы…
Лущу я стручки
и не устаю удивляться:
один в одному,
до смешного схожи обличьем,
подравнялись бобы рядами…
Не успел залатать —
и снова, глядишь, прохудился
мой истлевший наряд…
За такими-то вот делами
пролетели весна и осень.
Нет у меня
ничего своего в этом мире,
кроме тех гор
и морей, что собственноручно
на картинах изображаю…
Сквозь туманную мглу,
возвестив приближение ночи,
шестикратно звучит
голос колокола[144] в часовне —
и луна восходит над лугом…
Друзья за пирушкой
сидят, оборвав разговор,
и слушают молча,
как по крыше с яростной силой
барабанит ливень осенний…
Пытаясь умчать
луну, потонувшую в бездне, —
сомкнулись над ней
и несутся вдаль, обтекая,
поздней ночью волны речные…
В тусклом свете луны
дверцу хижины приотворяю, —
посмотрю-ка ещё,
как под сенью осенней ночи
мелкий дождь без устали сеет…
Ночь всё темнее,
всё крепче мороз на дворе.
Печально слышать,
как в жаровне трещит, догорая,
мой последний кусочек угля…
Щека на ладони,
не знаю уж сколько дремал —
и вот просыпаюсь.
Призывая ко сну округу,
раздаётся звон колокольный…
Что знают они
о боли души одинокой —
все те, кто весной
приходит сюда с друзьями
любоваться цветеньем вишен?..
Лютый мороз.
Большая дорога безлюдна —
и до конца,
насколько хватает взгляда,
всё залито лунным сияньем…
Спускается вечер.
Крестьяне с окрестных полей
бредут восвояси,
до земли тяжело склоняясь
под снопами сжатого риса…
Ночь провалявшись
и веки с трудом разлепив,
соображаю,
что хватил сакэ накануне
до полнейшего непотребства…
Когда за вином
со старым знакомцем сойдёшься
и пьёшь без конца, —
неизвестно, в чём больше хмеля:
то ли в чарках, то ли в беседе…
Опавших цветов
давно уже нет и в помине,
но чудится мне —
до сих пор пропитана спальня
ароматом цветущей сливы…
Смотрю я на птиц,
что над вишней цветущей резвятся
весенней порой —
и не верится, что лишь о корме
все их помыслы, все заботы…
Соловьиная трель
прозвучала под сводами леса —
все дела позабыв
и дороги не разбирая,
наугад бреду по тропинке.
Мотоори Норинага
Поистине дивны
растенья заморских земель,
но ни ароматом,
ни цветом нельзя их равнять
с японскою вишней в цвету…
Напрасно дерзают[145]
о сути вещей толковать
китайские старцы,
когда не дано им постичь
Неисповедимого суть!..
Ты спросишь меня:
как выявить душу Ямато,
Страны островов? —
Посмотри на горные вишни
и вдохни аромат цветенья!..
Выйдя в сад поутру,
я заметил: на чёрном торфе
распустились цветы.
Удивительно, как доныне
я не знал об этих фиалках!..
С той самой поры,
как утром услышал впервые
напев соловьиный,
я жду от весны одного —
чтоб вишня скорей зацвела!..
Куда ни посмотришь,
белеют в горах облака,
и благоуханье
над Ёсино вишни струят, —
но как мне узнать, где цветы?!
В изменчивом мире
я снова с приходом весны
любуюсь цветами…
Чего же ещё и желать?
Воистину, жизнь хороша!
НАРОДНАЯ ПОЭЗИЯ
Коута [146]
Больше пей да громче пой!
Чем нас встретит мир иной?
Нынче будем веселиться
под вишнями в цвету.
Рассвело едва-едва —
петухи: «ку-ка-ре-ку!»,