и сверчки в полях.
Лишь печаль поры осенней
в сердце будет жить.
Вдоль реки Ёсиногава горная тропинка.
Грустно над рекой склонились
розы ямабуки,
будто дум тяжёлых бремя
ветки их пригнуло.
Вот уже благоухает
дикий померанец.
Раскрываются бутоны
на кустах уцуги.[172]
Нотой звонкою кукушка
возвещает лето.
Я бреду в чаду любовном
через мост Навета.
Пояс-оби повязала,[173]
что любви длиннее.
Соткан пояс мой в Хитати,[174]
в стороне восточной…
Листья жёлтые с павлоний
ветер обрывает,
над Мияги[175] завывает,
осень накликает.
В сумерках туман холодный
над лугами бродит.
Нелегка Любви дорога —
вечная тревога.
На зиму и дуб могучий
с листвой расстаётся —
милый больше не вернётся,
больше не вернётся…
Хвоя с сосен облетает.
Вечер наступает.
В полутьме за дымкой скрылся
склон горы Мацути.[177]
Будто в иней превратился
на ветру осеннем
над дорогою Хигата
крик утиной стаи.
За холмом Эмон ударил
колокол в часовне.
Ясная луна восходит
в небе над полями.
Разум от тоски мутится.
Как слезам не литься!
В зарослях поблекших хаги
злобный вихрь ярится,
буйствует в хмельном задоре,
клёны оголяет,
то утихнет, то взметнётся —
покоя не знает.
В рукавах озябли руки,
промокают ноги.
Я с фонариком зажжённым
бреду по дороге.
Мне места эти знакомы.
Всё-то здесь я знаю.
Песенку о бедной дзёро
тихо напеваю:
«Хороши порой осенней
пурпурные склоны,
где сквозь дымку на закате
проступают клёны.
Радуга мостом прозрачным
тянется за горы,
и спешит к мосту добраться
молодая дзёро».
Поздние побеги риса
полегли под градом.
Сотрясают ураганы
мыс Касивадзаки…
Долго ль тешиться сравненьем
цветов запоздалых?
Долго ли с Восточным краем[178]
сравнивать столицу?
Я в скитаньях бесконечных
до смерти устала.
Ах, куда бы мне прибиться,
где остановиться?
Та, что украшеньем Тика[179]
столько лет считалась,
ныне странствует по свету
перекати-полем,
позабыта, одинока —
как судьба жестока!
Вот бреду неверным шагом
к придорожной чайной.
«Эй, ворота отворите,
странницу впустите!
На минутку подойдите,
в оконце взгляните!..»
Прибежал на зов хозяин
халат поправляет.
Видит, что явилась дзёро —
сразу уговоры…
С ним ли на ночлег остаться,
с жизнью ли расстаться?
Может лучше заколоться,
чем ему отдаться?
Ах, не знаю, то ль заплакать,
то ли рассмеяться…
Плоть не вечна в этом мире.
Наша жизнь — роса.
Без следа в земле истлеет
пышная краса.
Ту, что прелестью пленяла,
услаждала взор,
обратит во прах бездушный
рока приговор.
Кости, брошенные в поле,
ливнем окропит,
выбелит студёным ветром,
зноем опалит…
Мы к горнилу преисподней
вместе побредём
под осенним хмурым небом,
под косым дождём.
Не роса порой вечерней
увлажняет путь —
грешных слёз поток струится,
стон стесняет грудь.
Знаменье нам предвещает
муки в двух мирах:[181]
боль, обиды, холод, голод,
нищету и страх.
Суждено все сферы ада[182]
нам пройти с тобой —
стала нам любви отрада
смертною тропой…
Ты прохлады захотел —
Ветерок прошелестел
И на наше изголовье
Свежестью дохнул
В спальне, где забылись мы
Под покровом летней тьмы,
Ветерок повеял нежный,
Свежестью дохнул.
Ах, как долго длится ночь!
Злой тоски не превозмочь.
Плачет, плачет надо мною
Горная кукушка.
В изголовье рукава[183]
Просушила я едва —
Больше слёзы лить не станем,
Горная кукушка!
Ночь осенняя темна.
В небесах плывёт луна.
Как обидно до рассвета
Плакать здесь одной,
Горько, горько в час ночной
Под блуждающей луной
За окно глядеть в думать
О судьбе иной…
Будто вновь пришёл ко мне
В ясный полдень по весне
Самый первый мой, желанный
Ненаглядный мой.
Он, любви моей под цвет,
В яркий пурпур был одет,
Самый первый мой, желанный,
Ненаглядный мой…
Вот и колокол рассветный
Говорит: «Пора!»
Всё равно не будет завтра
Лучше, чем вчера.
Так учил великий Будда:
Жизнь — всего лишь сон.
Прозвучал удар последний,
А первый — был ли он?..
Пусть в ином перерожденье
Буду я иной,
А сейчас любовь земная
Властна надо мной.
Что мне проку от учений,
Данных на века,
Если жизнь моя — росинка
В чашечке вьюнка!..
В ночь случайной нашей встречи —
Колокольный звон.
Ах, в душе прошедший вечер
Воскрешает он!
Я б ещё тебя любила,
Во сто крат нежней,
Но пора, — иди, мой милый,
Возвращайся к ней…
До чего же горько мне,
До чего обидно!
Ведь ворчуньи-узорчаткя
В комнате не видно,
Только всё бранится кто-то:
«Кйра-кйрэ-кйра!»
Ох, не будет нам с тобою
Ни любви, ни мира…
И в счастливые минуты
Мне покоя нет.
Вместе горше почему-то
Ожидать рассвет.
Вот в полях запели птицы.
Манит зелень трав.
Жемчуг на шёлку искрится,
Увлажнив рукав.
Пусть на твой вопрос ответом
Будет: «Блеск росы!» —
Так в жизни в мире этом
Сочтены часы.
Ночь весенняя на ложе,
Твой горячий шёпот…
Ах, любовь, утраты множа,
Умножает опыт.
Как тоскливо стало в спальне,
Пусто, одиноко.
Сон без милого печальней
Прошлого урока
Я уткнулась в изголовье,
До зари проплачу:
Снова, снова мне с любовью
Не было удачи!..
Предрассветною луною
Берег озарён.
Над излучиной речною
Рдеет старый клён.
Много ль проку в укоризне,
Если всё равно
От любви к любви но жизни
Плыть мне суждено…
К перевозчице Сороке
Обращусь с мольбою —
Так давно минули сроки
Наших встреч с тобою!
Будто становлюсь я, право,
Той Ткачихи тенью.
Для души одна растрава
Звёзд соединенье.
Первый ливень над полями —
Осени примета.
Скоро, скоро сбросят горы
Всё убранство лета.
Жизнь бесследно испарится
Утренней росою.
Ах, зачем так страшно воет
Ветер за стеною?..
Воды Ёсино умчали
Вешних вишен цвет.