е уроки творчества. Каждую секунду она ждала, что покажется когтистая лапка, покрытая серыми ворсинками, и яростно начнет отрывать злополучный скотч, закрывающий один из выходов на свободу. Спустившись вниз, Наталья долго мыла руки. Полюбовавшись работой, выходя из ванной, она на прощание показала фигу, на тот случай, если крыса наблюдает за ней.
Когда Наталья зашла на кухню доложить, что работа выполнена, она застала мать за странным занятием. На столе лежали березовые ветки, а маман в резиновых перчатках плела из них венок. Уже сплетенное чудо находилось у нее на голове, поверх платка и бигуди. Ветки с проклюнувшимися микроскопическими листиками торчали в разные стороны.
— Доктор из телевизора советовал венок из березовых веток при головной боли и давлении, — пояснила она, предупреждая вопрос дочери. — Голова с утра болит, Катерина сходила за ветками, вот, смотри, как замечательно получилось.
Наталья даже не стала спрашивать, помогает ли веник на голове, и зачем в таком случае маман делает еще один.
— Я там холодец приготовила, возьми, мне все равно столько не съесть.
Наталья извлекла из холодильника внушительных размеров поддон, служивший формой. От резкого движения его содержимое засобиралось прогуляться и оставить свой жирный след на стерильном полу кухни. Стабилизировав студень ценой нового пуловера, она перенесла продукт «сделай сам» на стол поближе к мойке.
Оценив ситуацию, маман дала новое указание:
— Доваришь и съешь. Ничего страшного.
— Мамуль, я его завтра заберу, — заныла Наталья. Выходной с довариванием холодца до полуночи не входил в ее планы. На секунду она даже позавидовала крысе, у которой вход в норку от мамулиных просьб и подарков замурован клеющей лентой.
— Почему завтра, ты разве не домой? — примадонна посмотрела на дочь строго и в то же время с интересом. — Свидание?
— Нет, я просто…
— Мужика завести тебе надо.
— Мам, а где у них заводный ключик? Я б завела.
— Все шутишь. Я смертна, а ты не пристроена. Подружки твои все при мужьях, а ты при них — Монморанси. Трое в лодке, не считая тебя. Ладно, не куксись, есть у меня на примете кое-кто, для себя придержала, но счастье дочери важнее личного.
Наталья хлопнула себя рукой по лбу, как будто вспомнив очень важную вещь.
— У меня же хрена нет! Я сейчас в магазин, а завтра с утра холодец заберу, он же вкуснее, если постоит.
— Хорошо, потому что принять тебя сегодня я уже не смогу. В половине третьего у меня назначен астральный сеанс. Ну все, целую тебя, и подумай над моим предложением, — говорила маман, закрывая за дочерью дверь.
Наталья выдохнула и побежала, как первоклашка, по ступенькам, игнорируя лифт.
Следующие три часа промелькнули незаметно. Городские комиссионки, которые не брали ни реформы, ни кризисы, содрогнулись от урагана «Наталья». Переворачивая и внимательно изучая тарелочки, чашечки, блюдечки, статуэтки и другие изделия, она пришла к выводу, что, в отличие от Москвы и Питера, а изученные утром сайты были столичные, у них на периферии «балерин» и «пастушек» налепили на три века вперед. Не говоря уже о тарелках с цветочками. Рассматривая один из симпатичненьких чайничков, который по ее бумажке проходил предположительно как «Розенталь», Наталья почувствовала радостную дрожь охотницы за сокровищами при мысли, сколько евриков она получит в Париже за эти осколки роскоши. Откуда-то появившаяся старушка, заметив Натальины манипуляции с посудой, заявила, что чайничек превосходный, и если девушка не в курсе, то это сам Розенталь. Наталья с видом знатока подтвердила, что именно поэтому его и приобретает. Тогда старушка цепко ухватила ее за руку и повела к другому стеллажу, демонстрируя пару старых сервизных тарелок с потертыми краями с намеком на позолоту и пару чашек, одна с отколотой ручкой, и тихо объяснила, что это тот самый Кузнецов, и если бы не кризис, то купила бы все и сразу. Наталья мило улыбалась и, подождав, когда старушка скроется из виду в пыльных закоулках комиссионки, схватила все, на что указал перст выпускницы Смольного. Домой Наталья поехала на такси, побоявшись доверить общественному транспорту две сумки и пакет с предметами «не кантовать». Ночью она спала плохо, перед глазами маячили буквы, цифры, короны и скрещенные мечи. Конфетницы с менажницами вертелись и кружились, обещая сладкими голосами большие деньги.
ГЛАВА 38
Илья рос послушным мальчиком, но вечно работавшая мать, жившая с чувством вины перед брошенным на государство чадом, сотворила из беспроблемного ребенка инфантильный продукт, оживающий лишь в случае нарушения привычного, заложенного с первым требованием «хочу черпалку» ритма жизни.
Появление в его однообразном мирке девушки с красивым именем Иванна и с прицепом в виде двух малышей не напрягло молодого человека. Наоборот, прыжок шириной в рождение, кормление, поповытирание он рассматривал как личную удачу, радуясь, как ему повезло. Волнение в ряды неожиданно внесла мать, Светлана Валерьевна, обнаружившая в преклонном, по мнению сына, возрасте существование жизни после пятидесяти. Ее походы по курсам, ресторанам, театрам, бредовая идея поездки в Париж воспринимались Ильей как второй переходный возраст, в народе именуемый климаксом. Болезнь прогрессировала. Сын тонко намекнул родительнице, что вещи странным образом перестали запрыгивать на свои места в шкаф. Что печка-СВЧ презентована для разморозки принесенного самцом куска мяса, а не для разогревания пиццы. Что любимая грязная кружка в посудомоечной машине лишает его завтрака. Без результатов. Однажды вечером он застал ее сидящей с тихой улыбкой в темноте кухни и гипнотизирующей кипящий чайник. На вопрос, почему она здесь, вместо привычного раздражения, она ласково потрепала его по волосам и предложила испечь блинчики с клюквенной начинкой, и это в двенадцать часов ночи. В другой раз, подпирая косяк двери его комнаты, она минут двадцать тарахтела о выставке то ли голубых, то ли зеленых, выдавая информацию, как Википедия, о мазках, палитрах, полутонах. Когда же он, устав ждать, что фонтан красноречия иссякнет сам собой, грубо оборвал ее просьбой о глажке к завтрашнему дню рубашки, Светлана на минуту исчезла в темноте коридора и вернулась с запечатанной сорочкой. Вручая сыну пакет, она уже вовсю трепалась с подружкой по мобильному. Прикрыв трубку рукой, пожелала ему хорошего вечера и выпорхнула за дверь. И тут Илья прозрел. Только пылкая любовь к мужчине закрывает материнские глаза на отсутствие глаженых рубашек у единственного сына. Только запоздалая страсть, нашептывая в уши матери нежные слова, заглушает требования повзрослевшего чада. И только жгучий стыд заставляет женщину бежать в ночь из собственной квартиры, чтобы не встречаться за ужином глазами с домашними.
Козла, посягнувшего на святое — работницу домашнего очага, он засветил мигом. Гулена, скорее по глупости, чем по неопытности, по мнению сына, встречалась открыто, не таясь. Искуситель располагал полным дьявольским набором: импозантной внешностью, оттененной дорогой одеждой вкупе с хорошими манерами, умопомрачительным авто, да не одним, а целым автопарком. В воздухе запахло разводом, что в планы Ильи никак не входило. Тогда, наугад, он сделал ход конем, приведя Иванну в дом. Бинго! Мать сразу образумилась и стала прежней тихой пожилой женщиной, мечтающей о внуках и счастье сына.
Оставался последний маленький нюанс — убрать копытного в другой огород.
— Подождите, — крикнул Илья, бросаясь наперерез собравшейся отъезжать машине.
— Вот клоун, — тихо сказал водитель, поворачивая ключ в замке зажигания. — Откуда он только взялся?
Один из респектабельных переулков в центре города был давно поделен исключительно между офисами. Отреставрированные особняки конца XVII века, кованые ограды, утыканные видеокамерами, редкие прохожие.
— Расслабься и дай отбой своим, — сказал Александр. — Сомневаюсь, что юноша совершит на меня покушение. Можешь пойти подышать воздухом, а мы поговорим.
Водитель улыбнулся. Рабочий день на сегодня был закончен, что означало возможность проявления человеческих эмоций, но в пределах разумного. Буркнув что-то в рацию, он вышел из машины. Мимо Ильи тихо прошуршал шинами «Хаммер» охраны.
К сыну Светланы Александр испытывал стойкую антипатию, чувствуя в нем соперника. Они много разговаривали со Светланой, и как только разговор заходил о сыне, ее голос теплел. Она обожала своего мальчика, не замечая, что он копия отца с поправкой на возраст. Из-за него она готова была забыть о том, что она женщина, оставаясь с мужем, боясь, что развод — «серьезная психологическая травма для ребенка в такой сложный период». Мало занимаясь сыном в детстве, она решила похоронить себя ради него в зрелом возрасте. На чувстве вины сынок играл, как профессиональный музыкант, без ошибок, периодически с грустью в голосе заводя: «А помнишь, как вы отправили меня в лагерь, и я неделю плакал, так скучал без тебя», или наоборот, с горящим взором бросал обвинения, что все одногруппники ходили в спецшколу, а его возить было некому и некогда, поэтому английский у него на троечку, а вот если бы мама больше думала о нем, чем о собственной карьере, то сын давно бы в Америке доллары зашибал. Светлана слушала и соглашалась, глядя на его капризы сквозь призму материнской вины.
— Здравствуйте, Илья, — обратился Александр к молодому человеку, выходя из машины.
Илья, провожавший завистливым взором автомобиль с охраной, дернулся при звуке собственного имени, уставившись на мужчину недоуменным взглядом.
— Вы меня знаете?
Александр великодушно улыбнулся.
— Как и то, что ты следил за мной и за своей матерью. Так о чем будет наша беседа?
— Зачем она вам? — раздосадованный Илья бросился с места в карьер. Старый козлина сбил его подготовленную речь. Откровенной грубостью приходилось прикрывать неуверенность, поэтому он добавил, глядя прямо в глаза: — Вы же все равно ее бросите. Куда она потом, когда надоест вам, и вы ее оставите? Отец не простит ей измены.