Жуга вздохнул, снял с огня котелок и вынул из котомки две ложки.
– На запад, – сказал он. – Туда, где я когда-то умер.
И повторил, помедлив:
– Хорошо, что ты пришёл.
За разговором они и уснули.
На новый день жара сменилась облаками. Путь до предгорий был неблизок. Шли два дня, дорогой обсуждая разные дела. Жуга рассказал Реславу про свой меч. Штуковина и правда оказалась удивительная, если не сказать чудесная: потребен был топор – Жуга вытаскивал топор. Нужна была пила – меч делался пилой. Сам Жуга, однако, был от него не в восторге.
– Слишком уж покладистый, – ответил он, когда Реслав спросил его об этом, – если иду куда надо… Как бы чего не вышло.
– У него есть имя?
– Есть. Его ковали гномы.
И всю дорогу, забегая вперёд, отставая, прячась в кустах, за ними неотступно следовала лиса.
Деревню Чедовуху обогнули стороной. Погостить у Реслава Жуга отказался.
На второй день с неба хлынул дождь.
На третий день Жуга сошёл с ума.
Во всяком случае Реславу именно так и показалось.
– Какого чёрта ты за мной увязался?! – срываясь на крик, наседал на Реслава рыжий ведун. – Я тебя не звал! Чем ты хочешь мне помочь? А? Убирайся к своей бабе! Она же в тягости, дурак!
Жуга ругался, швырял камни в лису, гонялся за Реславом, норовя огреть ножнами; Реслав убегал, чтоб возвратиться. Вспышки беспричинной ярости сменялись столь же внезапными приступами полного безразличия: Жуга, не оглядываясь, брёл по дороге, бессильно опустив руки и едва переставляя ноги. Иногда ходил кругами. Дважды оставлял меч и оба раза за ним возвращался. Грозил кулаками то небу, то земле, срывал мимоходом коренья, стебли, тут же выбрасывал. Подпалил зачем-то муравейник, спохватившись, сам потушил и долго сидел над развороченной кучей, глядя на обуглившихся мёртвых насекомых и не обращая внимания на укусы живых. Потом поднялся и медленно двинулся дальше.
Со стороны всё это могло бы выглядеть смешным, но Реславу было не до смеха. Он догнал Жугу, когда стемнело. Травник сидел у костра и молча смотрел в огонь. Меч был при нём. По другую сторону сидела лиса. При появлении Реслава она поднялась и бесшумно затрусила в сторону кустов. Растворилась во тьме. Реслав не без опаски приблизился и сел. Травник искоса посмотрел на него. Опустил взгляд. Глаза его были пусты.
– Прости, – сказал он негромко. Камень на его браслете светился. Реслав не нашёлся что ответить и лишь молча кивнул.
– Ты уверен, что надо туда идти? – спросил он.
– Туда нельзя идти.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю.
– Тогда какого чёрта?! – вскричал Реслав, глянул на травника и осёкся. Повернулся в сторону кустов. – Лиса сказала?
– Осень приближается, – устало произнёс Жуга.
Больше он не проронил ни слова.
К вечеру следующего дня они достигли гор.
Скала вздымалась вверх крутым отвесом локтей на двести. «Или на пятьсот», – подумалось Реславу. Попробуй измерь с непривычки. Особой разницы, впрочем, не было – лезть наверх они не собирались. Идти вдоль скал почти не пришлось, чему Реслав был до чрезвычайности рад – дороги сюда не вели, приятели без малого сутки шли по глухому лесу. Даже троп здесь не было.
Жуга наконец остановился и долго молчал, глядя вверх.
Деревья здесь стояли реже, а у стены и вовсе росли лишь несколько чахлых одиночных сосенок. Из земли на ширину ладони выдавалась почти квадратная плита замшелого камня со стороной в двенадцать стоп. Жуга не произнёс ни слова, но Реслав сразу уразумел, зачем они сюда пришли. Взгляд его скользнул вверх по сосне. Пара-тройка ветвей были сломаны и висели на полосках сорванной коры, рыжея увядшей хвоей.
– Рука, – сказал Жуга, подтверждая догадку Реслава.
– Что?
– Я распорол там руку, когда падал.
– Как это было?
– Не хочу рассказывать. Помоги мне.
Он скинул мешок и опустился перед камнем на колени. Потянул из ножен меч – серебристый клинок блеснул, растёкся, рукоять принялась расти в длину, и через миг в руках у травника оказалась лопата. Лезвие вонзилось в землю, с треском разрывая корни и мох. Реслав помедлил, вынул нож и начал рыть с другой стороны.
– Глубоко не копай, – буркнул Жуга.
– Угу.
Работа продвигалась споро. Земля оказалась податливая, и Жуга не собирался раскапывать всю глыбу, он просто хотел убедиться. Реслав и сам уже всё понял – прямые углы и грубо тёсанные грани каменного куба со следами давней обработки ясно давали понять, что здесь находится.
– Алтарь, – произнёс Реслав, внутренне холодея. – Жертвенник… – Он повернулся к травнику. – Тебя что, угораздило разбиться об этот камень?
Жуга кивнул и отложил лопату. Постепенно темнело.
– Разведи костёр, – сказал он.
И отвернулся.
«Что теперь?» – хотел спросить Реслав и промолчал. Также молча он смотрел, как травник снял с руки браслет, одним коротким движением оборвал последнюю подвеску и положил его на каменную плиту, в самую середину. Отступил. Разжал кулак.
– Времени почти не осталось, – сказал он. Взглянул на Реслава. – К осени я должен был уйти.
– Уйти? – нахмурился Реслав. – А… в смысле – умереть?
– Нет, – покачал он головой. Зеленоватого металла крохотный кораблик на его ладони распадался на глазах. – Я – лис. Осенний лис. Такой же, как она, – он кивнул на край поляны. Реслав глянул туда и еле различил во тьме неясный силуэт сидящей лисицы. – Она пришла за мной. Пришла, чтобы меня остановить. Я оборвал почти всё и теперь по осени должен был уйти к ним… навсегда.
Жуга стряхнул с ладони кучку серой пыли и поплотней закутался в мохнатую овчину. Помолчал. Лиса придвинулась ближе, вступила в колеблющееся пространство светового круга и уселась, словно желая послушать. Было тихо. Горел костёр. Мерцал браслет на алтаре.
– Почему?
– Так надо, – помолчав, ответил травник. – Так заведено. Она пришла, чтоб увести меня. Она была когда-то девушкой, и у неё тоже не было родных. – Он посмотрел Реславу в глаза, и тот вздрогнул от нечеловеческой тоски в глубине его зрачков. – Мы нелюди, Реслав, – сказал Жуга, – хоть и рождаемся людьми. В нас смешано четыре крови. Заранее не ясно, кто есть кто. У неё, – он кивнул на лису, – тоже был браслет. Хотя вру – не браслет. Ожерелье. Так же обрывалась бусина за бусиной, потом она поняла, что должна уйти. И ушла с охотой. В осень.
– А ты…
– А я не знаю. Не хочу.
– Она счастлива теперь? – спросил Реслав. Жуга пожал плечами. – Для чего мы здесь?
– Что-то пошло не так. Тот, в башне, помнишь? – Реслав кивнул. – Он меня предупреждал, чтоб я был осторожен, но это… Это… Я… – Жуга умолк и некоторое время сидел, нервно расплетая и сплетая пальцы. – Простого превращения не будет. Реслав, я перестану быть собой, – сказал он наконец. – Там, внутри… Не могу объяснить. В общем, я решил, что лучше самому пойти навстречу.
– А стоит ли?
Лиса отрывисто тявкнула. Жуга усмехнулся.
– Вот и она говорит, что не стоит.
Тем временем стемнело совсем. Костёр прогорел, рассыпался на угли. Приятели не сразу заметили, как перестал мерцать камень на браслете. И лишь когда лиса, ощерившись и прижимая уши, припала к земле и попятилась, оба вскинулись и повернулись к алтарю. Реслав нащупал в темноте ладонь Жуги и судорожно сжал.
– Слышишь?
– Да. – Травник осторожно, но решительно высвободил свою руку и встал. – Это ОНО.
От каменной громады потянуло холодом. Плита пошла трещинами. Бурая накипь лишайников рассыпалась в пыль, пыль эта заклубилась, серебрясь в непонятно откуда идущем прерывистом мерцании. Тьма сгущалась, постепенно облекая силуэт высокой фигуры. Засветились синим два глаза.
– Корабль должен кого-то возить, – не глядя на Реслава, медленно говорил Жуга. – А ковчег заключает в себе частицу Бога… Я так и думал. Так и думал…
«Ах-хх… – долгим выдохом раздалось в темноте. – Долго же я ждал».
– Господи Исусе… – выдохнул Реслав.
Это был лис. Огромный Чёрный Лис.
Зверь потянулся, словно разминая затёкшие после долгой спячки мускулы, и одним большим прыжком покрыл расстояние между камнями и странниками. Приземлился, разметав костёр, и замер, гибкий, чёрный. Головни вспыхнули, язычки пламени заплясали возле ног. Когти рвали мох. Пушистый хвост мёл белый пепел. Реслав заопасался, что и Чёрный Лис растрескается, в точности как камень до него, но, похоже, зверю было всё равно. Он глянул на Реслава, на Жугу и осклабился в усмешке.
«Ну что ж, – сказал он. – Хорошо. Я в тебе не ошибся».
Голос шёл как будто ниоткуда, гулко отдаваясь в голове.
– Кто ты такой, что строишь на меня планы? – спросил Жуга. Реслав предпочёл промолчать.
«У меня множество имён, – вновь ухмыльнулся чёрный Зверь. – Не вижу большой беды, если я и назову тебе парочку-другую. Хочешь знать? Пожалуйста. Земиал. Верверей. Локи…»
– Дьявол! – выкрикнул, не выдержав, Реслав.
«Можешь звать и так, я не обижусь», – ответил Чёрный Лис.
– Локи? – Жуга всмотрелся в морду зверя. – Вот как…
«Да. Хотя это не суть важно. Теперь благодаря тебе я смогу говорить, что некогда меня звали – Жуга. Ты доволен?»
Воцарилась тишина. Жуга молчал. В неровном красноватом мареве сверкающих углей лицо его казалось слепленным из гипса – бледное, с тёмными впадинами глазниц. Внезапно он поднял голову и усмехнулся:
«Я вижу, ты согласен?»
– Даже не надейся, – был ответ. – Я не предам себя в твои руки.
«Ты смеешь спорить с богом?!»
– Смею! – рявкнул травник и шагнул вперёд, к самому носу чудовища. Остановился, глядя глаза в глаза. – Да. Ты ждал меня. Подталкивал. Умело. Всю дорогу. Это у тебя неплохо получалось! И если б ты дождался осени…
«Зачем весь этот спор? Я – это ты, а ты всегда был мной. Мой меч признал тебя по праву. Осталось сделать последний шаг. Хочешь, чтобы я взял тебя силой?»