– Норок, гяур, – недобро усмехнулся он, оскалив ряд ровных и белых зубов. – Думнявоастрэ ворбиць?
Жуга не сразу сообразил, что турок по непонятной причине выбрал для общения загорский диалект, который, хоть и правильно звучал в его устах, был в здешнем краю совершенно неуместен. Или другого не знает? Хотя… постой… Рубашку-то Жуга купил как раз в тех местах пошитую. А турок, гляди, заметил…
Жуга хотел ответить, но пересохшее горло отказалось повиноваться, и травник лишь облизнул растресканные губы.
– Пофтиць… дэ апэ… – прохрипел он и смолк.
Осман, однако, понял, кивнул и снял с пояса флягу. Жуга пил долго, жадно, проливая воду на рубаху. Горло заболело, вода холодным комом собралась в животе. Пробрал озноб, и опять зашумело в голове, хотя яду пора бы уж и выйти. «Да что ж это со мной?» – со страхом подумал Жуга.
– Вэ мулцумеск, – пробормотал он.
Турок вытряс из фляги остатки воды и вновь повернулся к травнику.
– Спунець кум пот сэ трек Копша-Микэ?
Жуга покачал головой:
– Ку пэрере, де рэу еу ну ворбеск молдовэ…
– Э? – не понял тот.
– Валах.
– Шайтан! – ругнулся осман и, коверкая слова, попробовал иное наречие, на сей раз местное.
– На Копшу-Микэ знаешь путь? – Он тронул саблю. – Если не скажешь – умрёшь.
Выбор был веселее некуда.
– Дорогу знаю, – помолчав, сказал Жуга. – Только идти не могу.
Турок сжал кулаки.
– Напился вина, неверная свинья! Лежи, а завтра, Аллахом клянусь, – сдохнешь, а пойдёшь. – Он потянул к себе трофейную сумку. Ткнул Жуге под нос рукоять меча. – Твой?
– Мой.
– Где взял?
– Не твоё дело, – буркнул травник.
Осман обнажил клинок, махнул им раз, другой, полюбовался гравировкой и спрятал обратно в ножны.
– Что будет с ними? – Жуга кивнул на Шварца и Милана. Предводитель красноречивым жестом провёл ладонью по горлу:
– Нам ни к чему батрак и имам неверных.
– Тогда я никуда вас не поведу.
Турок осклабился.
– Подохнешь с ними вместе.
Жуга пожал плечами. Мотнул головой:
– Пойди и поищи другого проводника.
На миг сердце травника замерло – он знал, что играет со смертью. Но как ни крути, а весь местный люд перебрался в города. Кого найдёшь? Поколебавшись, турок махнул рукой.
– Ладно, будь по-твоему, – сказал он и отвернулся.
– Эй!
– Чего ещё?
Жуга пошевелил руками.
– Ты забрал мой оберёг. Отдай обратно.
– Зачем он тебе? Молиться своим богам?
– Я же не спрашиваю, чьим именем ты клянёшься.
Лицо османа исказила гримаса. В следующий миг он очутился возле травника, и остриё кинжала кольнуло пленника под горло.
– Ты обнаглел, поганый кяфир! – процедил он сквозь зубы, тараща на него желтушные глаза. – Я – Назратулла ибн Хаким аль Хазри, и служу я в лучшей конной тысяче султана Мохаммеда, и скорее червь будет сосать мою утробу, чем какой-то неверный ставить мне условия!
Жуга смерил сотника пристальным взглядом и усмехнулся:
– А он тебя и так сосёт.
Турок замер, растерявшись, затем ударил пленника в бессильной злобе кулаком в лицо и направился к своим.
Лес погрузился в темноту. Костров османы разводить не стали. Прищурив битый глаз, Жуга угрюмо наблюдал, как всадники покончили с холодным ужином и принялись молиться, повернувшись на восход и опустившись на колени. Молились молча, не крестясь, при этом гладили ладонями лицо, будто умывались, а после выставили дозор и устроились ко сну. Пленников кормить не стали.
Очнулся Шварц, а вслед за ним Милан. Опухшие с дурного сна, оба долго не могли понять, что происходит. Крестьянин принялся ругаться, схлопотал по зубам и умолк.
– Эй, Лис! – вполголоса окликнул странника монах. – Что было-то? Мы где?
– В лесу, коль не видишь, – буркнул тот.
– А это кто? Неужто басурмане?
– Они, поганцы, – ответил за травника Милан. – Я энтих турок нюхом чую, по табаку по ихнему. Дрянь дело. Эх, закурить бы…
– Господи Исусе, спаси и сохрани!
На разговор явился караульный – высоченный мавр, увешанный оружием, как ёлка в Рождество, сунул саблю за пояс и сгрёб монаха за грудки.
– Молчать, ты, грязный собак! – прошипел он ему в лицо, сверкая в темноте белками глаз и тряся монаха, словно куклу. – Тихо здесь сидеть! Ты понял, да?
Шварц торопливо закивал, и турок, отпустив монашескую рясу, растворился в темноте, напоследок пригрозив кулаком. Привязанного к Шварцу со спины Милана он, похоже, вовсе не заметил.
– Святые угодники, ну и морда… – пробормотал Бертольд, со страхом глядя стражнику вослед. – Monstrum magnum! – Он вздохнул и обернулся к Жуге. – Слышь? Лис! А, Лис? Как нас вчера так угораздило набраться? Ведь выпили вроде всего ничего…
– Да ни при чём тут вино, – буркнул в ответ Жуга.
– А что?
– Грибы.
– Как грибы?
– Да тише ты! Обыкновенно, как… Набрал всякой гадости, а я не посмотрел.
– Да вроде все хорошие были. Маслята, мухоморы, белые…
– Мухоморы-то на хрена брал, дурило гороховое?!
– Так не красные же, розовые! Сколь помню себя, всегда собирал. Вкусные…
Жуга мысленно застонал. С этими грибами вечная проблема. Розовые мухоморы в немецких землях почему-то всегда без яда, а в других местах отравные. Но не объяснять же сейчас.
– Чего им, туркам, надо от нас? – спросил Бертольд. Ранние комары вились над ним толкучим облачком.
– Хотят, чтоб я им здешние дороги показал, а после, надо думать, порешат.
– И что делать?
Жуга пожал плечами.
– Попробуем бежать.
– Как? Как бежать, когда тут этакая морда…
– Посмотрим. Вы мне только не мешайте.
Прошло не меньше получаса, прежде чем Жуга откинулся обратно и глухо выругался сквозь стиснутые зубы.
– Чёрт… Не получается. – Он помотал головой, с трудом поднял ко лбу связанные руки и вытер пот. – Как будто не пускает что-то. Развернуться не даёт.
– Эх, ты, а ещё ведун называется… – в сердцах бросил брат Бертольд, поднял взгляд и осёкся. – Ой…
Комар был размером с хорошего воробья и крыльями уже не зудел, а еле слышно хлопал. Звук походил на трепет листьев у осины на ветру. Всюду над уснувшим лагерем порхали эти страшные и непонятные в своём громадье комары-кошмары. «Мошкары!» – мелькнула нелепая мысль. А турки продолжали спать как ни в чём не бывало, и даже часовой, похоже, ничего не заметил.
– Матерь Божья! – пробормотал Бертольд. – Жуга! Это откуда? Это чего?!
В голосе его слышались панические нотки.
Жуга, казалось, сам был ошарашен.
– Ничего не понимаю. – Он нахмурился. – Может быть, цвет…
Договорить он не успел. Трава зашевелилась, и вынырнувшая из неё безмолвная фигура заставила его прикусить язык. С молчаливым удивлением травник наблюдал, как нож в руках лазутчика рассёк ремни. Жуга поднял взгляд. На краткий миг свет луны вычертил профиль нежданного спасителя, и Шварц не сдержал приглушённого возгласа:
– Золтан!
– Ш-шш… – Тёмный силуэт мага исчез так же бесшумно, как появился. «Ползите к дороге!» – донеслось из травы, где, казалось, и мышке негде спрятаться.
– Вещи бы забрать. – Бертольд облизал пересохшие губы.
– Дело, – кивнул Милан и пояснил: – Леса кругом, а в деревнях, поди уж, не осталось ничего. Вот только разве их найдёшь сейчас? Жуга, тебе не видно, а?
Жуга помедлил в нерешительности, оглянулся. В темноте он видел едва ли не лучше, чем днём, и потому первым заметил сложенную турками под деревом их поклажу.
– Там. – Он указал рукой и спешно прижался к земле: поблизости замаячил часовой. Шаг, другой… Жуга напрягся, готовясь к прыжку, когда из травы блеснула молния меча, и турок захрипел, зажимая распоротое горло.
И тут же встрепенулся, почуяв беду, привязанный конь.
Дело было сделано. Лагерь пробудился. Забряцала сталь, донеслись отрывистые возгласы команды. Вспыхнули угли костра.
Жуга вскочил.
– Бежим!
Милан и Шварц сломя голову бросились к кустам, причём монах схватил-таки мешок. Из темноты на мгновение возник Золтан.
– Лис! Лови!
Жуга едва успел подхватить брошенный меч.
– Но я…
– Заткнись и слушай! А, чёрт… Сзади!
Жуга обернулся. Свистнула сталь, и прежде чем травник понял, что делает, меч словно сам собою вылетел из ножен. Рука легла поверх руки привычной горской хваткой, клинок скользнул по ятагану, отбил, поднялся, описал восьмёрку, и что-то круглое с глухим стуком упало на землю. Жуга остался стоять, оторопело глядя, как турок бежит дальше… без головы.
– Не стой столбом, дурак! – рявкнул Хагг, пинком придавая травнику начальное ускорение. – Скорее в лес! – Он поднял и швырнул ему отброшенные ножны.
– Потеряешь – убью!
Бежали, однако, недолго. Минуты не прошло, как маг остановился. Туркам, похоже, было не до них: с поляны доносились крики, топот, лязг железа. И страшно, попросту безумно ржали кони.
Жуга повернулся к магу, тяжело дыша.
– Что… это?
– Не догадался ещё? – угрюмо буркнул тот. Жуга нахмурился и вдруг понял. Понял и вздрогнул, словно наяву увидев чёрный земляной провал посереди поляны.
– На, возьми.
Травник снова обернулся.
В руках у мага был браслет.
Тяжёлый, чуть сходящийся к острию клинок с глубоким желобком по лезвию. Двойного хвата рукоять с гранёной шишкой снизу. Идеальный баланс, и никакой крестовины.
Совсем никакой.
Жуга опустил клинок и некоторое время растерянно молчал.
– Это что, другой меч? – спросил он, впрочем, уже зная ответ.
– Тот самый, – заверил его Золтан, – можешь не сомневаться. Взгляни на клеймо.
Возразить было нечего – безумный лис по-прежнему отплясывал свой жок на острие клинка. А был у рукояти. Жуга вгляделся. Сомнений не оставалось – рисунок был тот же.
– Я не я, и лошадь не моя, – задумчиво сказал он и вложил клинок в изрядно полегчавшие ножны.
Маг между тем потянул из к