дские манеры и привычки? Но речь не о них.
Бертольд забрался на кровать и слушал не дыша рассказ дварага. Жуга молчал.
– Наша кровь застоялась, – продолжал Рагнур. – Но не все подались на поверхность. Есть ещё выродки. Они называют себя свободными, говорят, что наш уклад и наша жизнь пусты, бессмысленны, но сами могут только разрушать. Они остались под землёй, живут в заброшенных туннелях, владеют магией, порой настолько извращённой, что мы не можем с нею смириться. Многие из них слабы, уродливы, но много других, нормальных с виду гномов. Вот только в сердце у них лишь пустота и злоба. Это они украли меч Хриз и отдали его смертному. Ты оказал нам неоценимую услугу, принеся его обратно. Надеюсь, государь вознаградит тебя, Жуга с прозваньем Лис.
– Этот меч… – Жуга помедлил. – Почему он вам так дорог?
Гном протянул ладонь, коснулся ножен.
– История его длинна, – начал он, – и много надо рассказать, чтобы ты её понял. Готов ли ты?
– Готов.
Рагнур помолчал, сосредоточенными движениями набивая трубку. Прикурил от пламени свечи. Маленькое помещение наполнилось запахом крепкого табака. Жуге припомнился Милан: «Я энтих турок нюхом чую…»
– Что ж. Хорошо, – сказал гном. – Слушай же. Наш род происходит от тех Девяти, что явились первыми, прорастая из костей Имира, и мастерство наше за бессчётные века достигло высот невероятных. Это мой предок Брокк помогал Синдри, когда Великий Хитрец столкнул их в споре с сыновьями Ивалди. Это он помогал ковать живого вепря Гуллинбурсти, он сделал первый Драупнир, и это они сковали Мьёльнир…
– Мьёльнир?! – вскинул голову Жуга. – Тот самый молот Тора?
– Да, – кивнул Рагнур. – Но прошли века, многое забылось. Былое мастерство ушло. И вот однажды… – Здесь Рагнур замялся и умолк, но после паузы продолжил: – Однажды трое мастеров, поспорив, решили повторить работу великих кузнецов прошлого, притом не просто так, но с намерением их превзойти. А чтобы легче было сравнивать, решено было отковать мечи, благо и заказ на них… уже был сделан.
Первый мастер, Хульдре, взял за образец меч Турфинг, который некогда сковали Дурин и Двалин для Свафрлами, и так же, как и Турфинг, будучи обнажённым, он не мог вернуться в ножны, не согревшись в чьей-нибудь крови. Но только не было на нём заклятия Трёх, ведь он ковался не для мести. То был Хиор.
Вирофилт решился повторить Калибурн. То был нелёгкий труд, ведь этот меч снискал себе невиданную славу в руках великого короля по имени Артур с Британских островов. И он получился столь же сильным и верным, и имя ему было – Хейтон.
Третий мастер, Родарин, пошёл по стопам нибелунгов и выбрал меч Балмунг, вручённый некогда юному Зигфриду. И он сумел не только повторить работу древних мастеров: тазхар, живое серебро и тяжёлый урган придали лезвию невиданную лёгкость и тонкость. Но это было ещё не всё: меч, получивший имя Хриз, в руках владельца мог становиться любым оружием. И все признали его наиболее дивным творением из трёх мечей Серой Стали.
Так завершился этот спор.
– И где сейчас те мастера? – спросил Бертольд, молчавший всё время, пока двараг рассказывал эту историю.
– Они ушли, – сказал Рагнур.
– А… а мечи?
– Мечи хранятся здесь, у нас. Раньше мы много торговали с людьми. Многих пытались обучать и кузнечному делу. Но человеческий век недолог, и когда мастер достигает высот своего искусства, уже приходит пора умирать. Немудрено, что последний клинок оружейника – самый лучший. – Гном помолчал. Поднял взгляд. – Теперь вы понимаете, что за меч сходит с наковальни мастера, чей возраст пара тысяч лет, перед его уходом? Вот поэтому мы так их ценим. А сейчас давайте спать.
Он выколотил трубку о каблук, дунул на свечу, и наступила темнота.
– Государь…
Король Лаутир обернулся. В дверях стоял Отрар.
– Что случилось?
– Клепсидра, Государь…
– Я знаю, – вздохнул тот. – Знаю…
Обширная пещера, отведённая под склад, была забита бочками, мешками и морожеными говяжьими и бараньими тушами. На многочисленных крюках ровными рядами висели связки копчёной рыбы. Было холодно и сыро, с потолка свисали белые сосульки сталактитов. Жуга постоял у входа, убеждаясь, что за ним никто не следит, и задёрнул тяжёлый кожаный занавес.
– Эй! – позвал он вполголоса. – Есть здесь кто-нибудь?
Одна из бочек шевельнулась, и в слабом свете чуть мерцающих стен замаячила физиономия Орге.
– Лезь сюды, – прошептал он. – Только быстро.
Лаз оказался донельзя узким. Помедлив, Жуга расстегнул перевязь и влез в отверстие, нащупывая путь мечом. Наткнулся пару раз на что-то мягкое. Гном ругнулся: «Эй, полегче там!» – и резво пополз вперёд.
Ползти пришлось долго. Туннель змеёй вился в граните, Жуга два раза застревал в его узких извивах, и если б не уверенность провожатого, впору было впасть в панику. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем каменная нора расширилась и оба оказались в обширном зале с низким потолком. Здесь тоже было сыро, зато тепло. Стены светились словно бы вполсилы, дальние края зала тонули в темноте. В кровь обдирая локти и колени, Жуга извернулся и спрыгнул на пол вслед за дварагом. Огляделся по сторонам.
– Эй, Хагг, – позвал негромко Орге. – Мы пришли.
Золтан выступил из темноты, сопровождаемый лёгким шорохом, причину которого Жуга понял чуть позже: за парой глаз, блеснувших в полумраке, возникла вторая, третья, четвёртая… Они подходили один за другим, эти гномы, выбравшие мрак и неизвестность, подходили и замирали неподвижно за спиной Зууба, молча глядя на травника.
– Ну что ж, – помедлив, сказал Золтан. – Спасибо, что пришёл.
– Не твоя в том заслуга, Зууб. – Жуга покачал головой. – Я пришёл, чтобы наконец разобраться во всём. – Он повернулся к столпившимся гномам и поднял руку: – Аой. Меня зовут Жуга.
По неподвижным рядам пронеслось шевеление, затем один из гномов выступил вперёд.
– Хлейн, – назвался он.
Почти тотчас вслед за ним шагнул другой, худой и жилистый, с мосластыми шишками суставов.
– Вольпер.
Коренастый, гладкокожий, смахивающий на отполированный ветром старый пень.
– Ругер.
Два близнеца, по пояс Хаггу ростом, неотличимые лицом и телом.
– Глюм.
– Тингер.
Поток имён не иссякал.
– Хёг.
– Манол.
– Спелле.
– Реган.
– Кримбл.
– Гассенпфеффер.
– Зинбар.
Жуга стоял недвижный, молча слушая, как гномы доверяют ему свои Имена. Их было двадцать шесть. Разновеликие, одетые как попало и вооружённые кто чем, грязные, давно не видавшие нормальной пищи, все из разных кланов и разных мест, насторожённые, злые, угрюмые…
Выродки.
Свободные.
Жуга поднял голову, взглянул Золтану в глаза. Губы его шевельнулись. «Зачем?» – прозвучал еле слышный вопрос.
– Они с поверхности, – ответил тот. – Их тоже выгнала война. Они…
– Я знаю, – остановил его Жуга. – Мне рассказывали те, в пещере…
– Вот как? Хм. Ладно.
– Мне надоела эта болтовня, Зууб. Где он?
– Кто?
– Четвёртый меч.
Золтан с шумом втянул воздух. Помолчал.
– Как ты догадался? – спросил он наконец.
Жуга пожал плечами.
– Это несложно. Явно чего-то не хватало в тех легендах. Сам посуди. Стихий четыре, а способов закалки только три: воздух, земля… кровь означает огонь, так? А как насчёт воды?
Зууб молчал.
– Потом, ты говорил, что Хриз – «клинок вечерних сумерек». Ночь и день, конечно, Хиор и Хейтон. Где же утро? И потом… Зверей-то четверо. Я даже знаю, как он выглядит. Чёрный клинок, белая рукоять, так? Где он, второй меч-на-грани, меченный собакой, из-за которого весь сыр-бор?!
Некоторое время царила тишина.
– Хануд. Клинок-предатель, проданный султану за долги, – нарушил наконец своё молчание Золтан. Поднял взгляд на травника, облизал пересохшие губы. – Это он начал войну.
– Докажи.
Хагг не ответил. Вместо этого темнота за его спиной шевельнулась и показался ещё один двараг. Заметно выше остальных Свободных и чересчур широкоплечий даже для гнома, он казался старше их. В его курчавой бороде белела седина.
– Я Севелон, – помолчав, сказал он. Смерил травника взглядом. – Я был подмастерьем у Родарина. Я ковал Хануд. Чего ты хочешь услышать? Спрашивай. Я отвечу.
– В те годы мы работали вдвоём, – медленно роняя слова, рассказывал двараг. – По меркам нашего народа я был молод и потому оставался в тени Родарина. На всём, что выходило из мастерской, стояло его клеймо. Меня никто не принимал всерьёз. Я же хотел работать сам. Когда случился тот спор, я понял: вот мой шанс доказать всем, что я и сам чего-то стою! И я принялся за работу.
Мы вместе ковали Хриз, на нём лежат и мои заклятия тоже. Мой молот оставил не один след на его клинке. И это я в ту ночь закаливал его у моря – Родарин не решился выйти на поверхность.
Хануд я ковал в одиночку. Мне не хотелось повторять любой меч, как бы хорош он ни был. Наконец пришла пора показывать работу. Я тоже принёс на суд свою работу. И знаешь что? Они посмеялись надо мной! Они не захотели даже выслушать меня. Родарин победил в этом споре. Хануд никто не принял всерьёз.
Три меча поместили в сокровищницу и окружили почётом.
Мой клинок положили на склад.
С тех пор минули годы. Ушли и Вирофилт, и Родарин, и Хульдре. Я уже давно признанный мастер. Но меч… Меч так и не признали. И вот недавно, расплачиваясь с людьми, король Лаутир принял решение отдать им Хануд. Я был против, но государь молод и упрям. Почти так же упрям, как я когда-то. Меч отдали, и случилось то, чего я опасался, – снаружи началась война. И тогда я выкрал Хриз. Конечно, не один. – Севелон оглянулся на Золтана. – Мне помогли Свободные. А Хагг… нашёл достойного.
Двараг умолк.
– Какое заклятие несёт Хануд? – спросил Жуга.
Севелон поднял голову.
– Одерживать победу.
– Всегда?