— Что у тебя с глазом?
— С глазом? Плохо. Не видит больше. А ты что, с девчонкой что ли поругался?
— С чего ты взял?
— Ты ночь не спал. Глаза у тебя красные. Я прав? — Жуга кивнул. — Не бери в голову. А ты молодец, Лис. И жив остался, и меч не потерял, да и плотину разломать не побоялся. Да... Не ожидал я от тебя, честно признаться.
— Да была б моя воля, черта с два бы я...
— Ну, ну, брось прибедняться. Так. Кажется, пришли.
Травник огляделся и обнаружил, что улицы жестянщиков и бондарей остались позади, и что находятся они у самой городской стены, в квартале оружейников и бронников.
— Зачем мы здесь?
— Поговорить. Уж здесь-то нас никто не сможет подслушать.
Жуга был вынужден признать, что Золтан прав — стук молотков стоял здесь преизрядный. В этом квартале даже селились из-за этого не очень-то охотно.
— Эй! — окликнул вдруг обоих коренастый бородач из оружейной мастерской, мимо которой они как раз и проходили. — Продай меч, рыжий!
— Нет. — Он повернулся к Золтану. — Говори, чего пришел.
Хагг помолчал. Подкинул на ладони медную монетку.
— Дошли до меня слухи, — неторопливо начал он, — что недавно к югу отсюда развалился некий замок...
Жуга сглотнул и промолчал.
А потом заговорил.
Когда Жуга закончил свой рассказ, они уже прошли всю улицу и начали спускаться к морю.
— Н-да, вот так история... — проговорил задумчиво Золтан, когда Жуга умолк и стало ясно, что продолжения больше не будет. — Больше ты мне ничего сказать не хочешь?
— А что бы ты еще хотел услышать?
Жуга еще не решил для себя, как ему теперь относиться к Золтану. Ожидать от него можно было чего угодно.
— Меня интересует один человек. Ему лет тридцать, он высокий, сухопарый, с серыми глазами. Хорошо стреляет, бьется на мечах, и еще люди говорят, что он чародей. Зовет себя Охотником.
Травник замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. У самых его ног плескалось море. Он посмотрел на Золтана.
— С чего ты взял, что я его должен знать?
— С того, что он уже неделю как в городе. Ищет, говорят, одну девчонку — маленькую такую, смуглую, с карими глазами...
Жуга почувствовал, как холодеет спина.
— ...а еще говорят, — невозмутимо продолжал тем временем Золтан, — что пару дней тому назад один тороговец побрякушками подрядился отыскать ему означенную особу, для чего... Э, да что это с тобой?
— Послушай, Золтан, — медленно сказал Жуга, — мне срочно нужно в корчму. Это важнее, чем ты думаешь.
— Не суетись. У Ванды она в безопасности, там мои люди.
— Что тебе о нем известно?
— Услуга за услугу, Лис. — Золтан усмехнулся. — Твой рассказ был неполным.
— Я думал, что он мертв.
— Ты, я гляжу, кучу народу в покойники записал. Где ты с ним встретился?
— У белых скал, на Яломице. Там были стражники Эшера, так он их вел. Помнится, Роджер как-то раз потом обмолвился, что старый граф сам его позвал. Он появился из менгира...
— Ты видел это сам? — быстро спросил Золтан. Уцелевший глаз его внимательно смотрел на травника.
— Я выгнал послед. Ну, просто — глянул, что там приключилось на поляне.
— Черт! — Золтан стиснул кулаки. — Ну почему, почему я не волшебник?! «Просто глянул»! Каково? Скольких бед мне удалось бы избежать. Это все? Ты точно больше ничего о нем не знаешь?
— Все. Хотя, погоди... — Жуга нахмурился. — Он, помнится, что-то говорил про себя, слово такое... Ор... Орден! Точно — орден. Вот теперь и впрямь — все. — Он посмотрел на Золтана. — Твоя очередь, Хагг.
Золтан помолчал. Нагнулся, зачерпнул горстку камешков и, размахнувшись, бросил самый крупный в набежавшую волну. Плоский камень шлепнул по воде раз, другой, и заскакал упругими «блинчиками».
— Его зовут Лонд. — Второй камешек отправился вслед за первым. — Мартин Лонд. По крайней мере, этим именем он однажды назвался, хотя я не поручусь, что оно настоящее. Я узнал о нем недели с две тому назад. Примерно в то же время в городе начали твориться странные дела. Я бы даже сказал — страшные.
— Что это было?
Третий камешек пропрыгал по воде и скрылся под волнами.
— Убийства. И особые при том. Тела разделывали, зачем-то вынимали потроха. Голов не находили. Жуткое зрелище, скажу я тебе. Мне удалось кое-что выяснить, опять же, Свободные помогли. Правда, это стоило мне четверых моих лучших людей. Спелле видел, как Вальтер-лавочник брал у него ожерелье, браслеты и деньги. Потом осталось только проследить за ним и вовремя устроить драку. Правда, я не ожидал, что это будешь ты. Кстати говоря, этому твоему Яльмару можно доверять?
— Можно. — Жуга ответил, не раздумывая.
— Тогда пускай приходит вечером. Сдается мне, подраться парень не дурак. Неповоротлив только.
— Ты что задумал, Золтан?
Четвертый камень бултыхнулся в воду.
— Один я вряд ли справлюсь, а городской гильдии воров известны большинство моих людей. Они боятся его и потому — помогут, но не нам. А ты ведун, и у тебя волшебный меч. К тому же, ведь это ты приволок на хвосте этого... Охотника. Втроем, я думаю, мы сможем его подстеречь и, если повезет, убить. И есть еще одна причина — твоя девчонка. Не забывай о ней.
На этот раз травник помедлил с ответом.
— Ты не оставляешь мне выхода, — сказал он наконец.
Хагг пожал плечами.
— Ты сам сел в эту лодку.
Жуга уселся на песок рядом с Золтаном и долго молчал, глядя, как раз за разом лижет берег набежавшая волна, затем заговорил.
— Когда-то мне пришлось оставить горы и уйти в долину, — начал он. — С тех пор и года не прошло, а мне порой кажется, что я за это время прожил целую жизнь. Сперва была одна лишь месть, потом тоска и пустота, потом вдруг снова появилась надежда, что все образуется. Знаешь, Золтан, — травник поднял взгляд, — а ведь когда-то я мечтал о том, чтоб исцелять людей. И что ж? Полгода не прошло, а я уже наловчился их убивать. Причем, без жалости. Всегда найдется оправдание. Война, несправедливость, помощь ближнему, людская злоба, или тупость, или что-нибудь еще. Противно... — он вздохнул. — А теперь вот и меч еще на мою голову. Осчастливил, можно сказать... Ну что вам надо от меня? Оставьте же меня в покое!
Браслет его мигал.
Хагг высыпал в воду все оставшиеся камни, вытер руки о штаны и сел, подобравши ноги под себя.
— Послушай, Лис, — сказал негромко он. — Единственный, кто не дает тебе покоя, это ты сам. Не знаю, кто ты, и куда идешь, но только кажется мне, что ты не так уж прост. Знаешь, меня когда-то звали Элидор. Еще мальчишкой я попал в пещеру гномов. Меня зазвали погостить. Так получилось, что я по детскому недомыслию украл у малого народа золотую безделушку — мяч. В отместку меня вышвырнули вон, как оказалось по времени — на двести лет вперед. Родители мои давно скончались, от моей деревни не осталось и следа. Там и теперь живут одни лишь турки. Так я впервые понял оборотную сторону добра. Мне тогда было семь лет. Или правильнее будет сказать — двести семь? Что мне было делать? Я был один, не знал ни их обычаев, ни языка. Но — выжил. Принял ислам, научился драться, странствовал, изучал науки у известных мудрецов. Не зря ведь меня прозвали аль Зууб — «аль» значит «ученый». Но эти войны... — Хагг вздохнул. — Османская империя просто бредит завоеваниями. Я ушел. Теперь я здесь, и не сказать, что я люблю свою работу. Хотя, однажды я, в компании с одним рыжим дураком, сумел остановить страшнейшую войну. Одного лишь этого достаточно, чтоб спать спокойно весь остаток дней. Хоть, может, я и не всегда могу различить добро и зло, но одно я знаю точно: ты — оружие, Лис, смертельное при том, да и к тому же, с головой. И пока ты остаешься оружием, я буду, черт возьми, тебя использовать, потому что горожане гибнут, и гибнут безвинно, в муках! Что мне делать? Я вовсе не тащу тебя в огонь. Ты сам танцуешь на углях.
Жуга покосился на Золтана и потупился. Проговорил негромко:
— Один ведьмак сказал мне как-то раз: «Я не умею быть злым, и не хочу быть добрым».
— Хорошо сказано, — одобрил Золтан. — Где он сейчас?
— Не знаю. Наверное, тоже ушел. Через менгир.
— Жаль. Я бы с охотой с ним поговорил.
— Золтан, скажи, у тебя есть семья? Жена, дети?
Тот помедлил, прежде чем ответить.
— Есть.
Некоторое время они молчали. Наконец, Жуга поднялся. Отряхнул одежду от песка. Поправил меч.
— Я согласен, — сказал он.
Золтан кивнул.
— Иного я от тебя не ожидал. Пошли.
— Постой, — травник тронул Хагга за рукав. — Скажи мне, те браслеты с ожерельем... Для чего он это сделал?
Ответ был короток:
— Понятия не имею.
Смех.
Огонь.
Отчаянный прыжок.
«Руби гаденыша!»
Корявые сильные руки хватают за плечи, он вырывается: «Пусти!» В ответ валашка — горецкий топорик — справа в спину под лопатку, с хрястом рассеченных мышц, и — кровь потоком, вдоль руки. Сдавленный хрип, чьи-то пальцы стискивают горло. Удар и кровь из раны на виске: «На, получи!» До боли стиснутые зубы... Удар! Теперь — рывок...
Вырвался! Бегом по склону — здесь уже не до разговоров...
Кровь течет. Уходят силы. Темнота в глазах.
Короткий свист, пронзившая колено боль, падение, кувырок, примятая трава. Стрела, застрявшая в ноге.
И яростный вой позади.
«А-аа! Ненавижу! Ненавижу!!!»
«Добей его! В огонь его! В огонь!»
Костер все ближе. Тащат. Нога бессильно волочится по земле — застрявший наконечник кованого серебра остался там, внутри, хоть древко и отломилось, но это уже никого не заботит... Колено вновь пронзает боль, на сей раз — от огня. И снова — чей-то крик: «Какого черта тащите в костер?! Забыли? он же по углям, как по траве гуляет! Вниз, со скалы его!»
Толпа восторженно орет и злобно воет, страшно воет.
Ужасна горецкая месть...
Подхватывают под руки, несут... Боль затопляет все вокруг... Край обрыва уже рядом... Последнее усилие, крик — слова приходят сами. В ответ опять удар, хотя толпа на миг смешалась. И вдруг — рывок, откуда только силы и взялись... Но путь остался лишь