— В первый раз... — Жуга вспомнил, как резвился вчера некогда безутешный Балаж, и в голову ему пришла неожиданная мысль. — Ч-черт...
— Что?
— Как же я раньше не подумал об этом?! — Жуга заметался, подобрал котомку, вытащил кошель. «Не надо...» — начала было Влана, но тот лишь махнул рукой. Высыпал деньги на одеяло — менок сорок — отобрал себе две-три монетки, остальное оставил.
— Бери, не перечь, — сказал он, подхватил Сажека, задержался на миг у дверей. — Помоги тебе бог, Вланка, — сказал он. — Мне пора.
— Может, еще свидимся, — грустно улыбнулась та. — Будешь в Маргене — заходи к Ладошу.
— Все может быть. Жизнь долгая, — он улыбнулся тоже, поднял посох. — Прощай.
— Прощай.
Внизу было тихо. Двое-трое ранних посетителей закусывали жареной рыбой. За столиком в углу сидели Балаж и Реслав, опохмелялись после вчерашнего. Балаж выглядел невыспавшимся, моргал красными глазами. Реслав обзавелся роскошным синяком под глазом. Кошели у обоих были пусты.
— Говорил я, — укоризненно сказал Реслав, когда Жуга спустился вниз, — не надо было сюда идти. Уж больно вино у Ладоша крепкое...
— С чего вы драку-то вчера затеяли? — спросил Жуга.
— Эт' разве драка! — ухмыльнулся Реслав. — Ты скажи спасибо, что Бертольд Шварц не пришел — тот бы до утра шуровал. Эх, где-то он сейчас, морда немецкая... Деньги есть, Жуга?
Оба с надеждой посмотрели на него. Тот покачал головой.
— И этот — туда же... — неодобрительно заметил Реслав. — Все менки — псу под хвост... Э-э, дурни! Че дальше делать-то будем?
Жуга кликнул хозяина, спросил кружку молока и жареной рыбы на всех. Отлил молока котенку в миску, бросил рядом рыбью голову. Реслав вынул засохший ломоть хлеба. Принялись за еду.
— Вот что, Балаж, — хмуро сказал Жуга, когда с рыбой было покончено. — Ответь-ка мне, девка Ганка, или нет?
Тот захлопал глазами:
— Ты что, Жуга, глаза потерял?! Вестимо, девка.
Терпение Жуги лопнуло.
— Я тебя спрашиваю, кобел бесхвостый! — рявкнул он, — девка Ганка, или уже нет?!
Балаж совсем растерялся.
— Причем тут это? — спросил он и покраснел до кончиков ушей. Промолчал.
— Не успел, стало быть! — удовлетворенно кивнул Реслав. — Ай да Ганка, молодчина, не далась дураку... а... правда, причем тут это?
Жуга уже думал о чем-то своем. Посмотрел в окошко.
— Сегодня что, опять базарный день?
— Так ведь базар всю неделю будет, — пояснил Реслав, вздохнул грустно. — Денег только вот нет...
В углу кто-то зашевелился. Жуга обернулся: с брошенного в закутке одеяла поднялся невысокий белобрысый паренек, зевнул, нахлобучил на голову черную катаную шляпу с лентой. Вытащил из ниши потертую скрипку, любовно сдул с нее пыль. Видно, это был один из вчерашних музыкантов, заночевавший прямо тут. Жуге вспомнилось, как лилась вчера, словно густое вино, плачущая вазурская дойна; он встал и подошел к нему.
— Здоров будь, хлопец, — начал он. — Как звать тебя?
Паренек с некоторой опаской оглядел долговязого рыжего незнакомца и улыбнулся, не почуяв угрозы.
— Здорово, коль не шутишь. Иваш я.
— Меня Жуга зовут... Подзаработать хочешь?
— Кто ж не хочет! А что делать-то надо?
— Слыхал я твою скрипку вчера. А повеселее можешь?
Тот заулыбался. Кудрявые волосы выбились из-под шляпы.
— Шутишь? Конечно, могу!
— Кто вчера играл с тобою? Можно сейчас кого сыскать?
— Владек-цимбалист тут, вроде, оставался ночевать наверху... а больше — все. К вечеру, разве что.
Жуга кивнул:
— Годится. Тащи его сюда. Что заработаем, третья часть — ваша.
— Да что делать-то надо? — не отступал Иваш.
— Вам? — Жуга поднял бровь, рассмеялся. — Играть! Инструменты захватите.
Вернувшись к столу, он подхватил свой заплечный мешок, поднял посох. Реслав и Балаж вопросительно смотрели на него.
— Сколько мы задолжали? — спросил Жуга.
— Тридцать шесть менок, — ответил Реслав.
— С полушкой, — добавил Балаж и почему-то покраснел.
На базаре было людно. Реслав и Жуга шли первыми, волоча за ручки большую жаровню. Сзади раскрасневшийся Балаж тащил вязанку дров. Последними шли Иваш и дородный чернявый Владек со своими цимбалами.
Реслав начал смекать, что к чему, когда Жуга отыскал ровное место и разжег жаровню. Балажа услали за второй вязанкой, а когда вернулся — за третьей. Народ останавливался, с любопытством поглядывал на них, проходил мимо.
— По углям ходить будешь? — тихо спросил Реслав. Жуга кивнул:
— А что еще остается?
— Ну... покудесничать малость.
— Мало тебя, дурака, били...
— Все не могу взять в толк, как это у тебя получается, — задумчиво сказал Реслав. — Наговор, что ль какой?
— Да какой там наговор... — Жуга поворошил угли, подбросил еще дров. — Тут все просто. Главное — не бояться, и ногу поплотнее ставить, чтоб воздух не попадал.
— Гасить их, что ли?
— Вроде как... Еще мыть не надо ноги, ни до, ни сразу после. А то еще плохо, если железки в костер попадут. Вот они обожгут, так обожгут...
— Это что ж, — опешил несколько Реслав, — и я бы так смог?
— Отчего нет? только потом как-нибудь попробуешь... Помнишь, как ты вчера за петухом лазал? Зазывай народ, чем ты хуже того мужика? Сможешь?
— Попробую...
Жуга оттолкнул пару-тройку любопытных и опрокинул жаровню. Угли рассыпались, развалились мерцающей горкой. Захваченной заранее кочергой разровняли правильный круг сажени в три. В жаровню подложили новые поленья — на добавку. Жуга скинул царвули, повернулся к музыкантам, улыбнулся.
— Давайте что-нибудь побойчее. Эх, жаль, что светло!
— А мне что делать? — спросил Балаж.
— От тебя толку мало. Возьми вон барабан...
Стал скапливаться народ, привлеченный необычным зрелищем. Владек с Ивашем заиграли потихоньку, и когда собралось побольше людей, умолкли. Реслав заробел было, да вспомнил, как в глаза обжуливал торговок на рынке, как складно врал вчера дядька с петухом, и начал:
— Ай, честной народ, чего стоишь, под ноги глядишь? Раздай, расступись, а не то погоришь... — Он замешкался было, но на выручку пришел Жуга:
— Вишь, угли пылают, жаром пугают, а приметишь грош, так и по углям пойдешь! — Он обошел круг, длинный, рыжий, словно и сам выскочил из огня, осклабился весело. — Бросайте менки, берегите коленки — огонь не велик, да стоять не велит!
Снова вступил Реслав:
— Али вправду говорят, будто ноги не горят? — Он тоже двинулся вкруг углей. — Эй, добры молодцы, девицы красные, гляньте на диво! Все повидали, всякого-разного, лишь по углям не ходили, глянь, как красиво!
Жуга подмигнул музыкантам, Иваш поднял смычок.
Грянула плясовая. Глухо, сбивчиво бухал барабан. Жуга притопнул, всей пятой ступил вдруг на угли и — вперед, вперед, шажками мелкими, как горох, двинулся по кругу в лихом переплясе!
Народ ахнул, загомонил. Кто-то под напором людской толпы оступился на угли, ругнулся и отскочил назад. Все засмеялись, захлопали в ладоши.
Жуга спрыгнул на землю. Музыканты сделали паузу.
— Еще! — крикнул кто-то. В подставленную шляпу полетели менки, полушки, пятаки. — Еще! еще!
— Во, народ, застояться не дает! — веселился Реслав. — Кто не верит, пускай проверит, да потом все одно никто не поверит! Эй-эй, посмотри на нас, раскрой глаза да уши, смотри да слушай веселый пляс!
Ударили по струнам.
Жуга разошелся вовсю, угли так и летели во все стороны. Реслав ощутил вдруг веселую дрожь в груди, сел, стянул единым махом сапоги и, забыв, для чего он тут, припечатал босой ногою горячие угли. Припечатал и пошел, разбрасывая тлеющие огоньки, выгоняя из башки пьяную дурь, засмеялся от нахлынувшей радости — «Могу!» Поймал веселый взгляд Жуги — тот подмигнул лукаво — знай, мол, наших! «Эх, эх, жги!»
Было жарко и больно, но на удивление терпимо. Реслав вприпрыжку пересек огненный круг, постоял на холодных камнях и двинулся сызнова. Кое-где в угли упали медяки, Реслав, памятуя наставления Жуги, старался обходить их стороной, Жуга же нагибался, выхватывал их руками, пока не нагрелись, скалился весело.
Угли почти погасли. Реслав подскочил к жаровне: «А ну, берегись!» — опрокинул. Толпа подалась назад. Свежие угли были горячее, мерцали красно, вспыхивали бегущими огоньками. Реслав заробел было, но Жуга уже махнул рукой: «Давай!» — и первым выскочил на круг. И вновь плясали оба, крича шутки-прибаутки, пока не растоптали угли в пыль, в мелкую золу...
...Толпа разбрелась. Владек оборачивал свои цимбалы в чехол. Реслав сидел на земле, рассматривая попеременно свои босые ступни: ожогов и впрямь не было, лишь краснели две-три царапины, да пахло копченым.
Жуга вытер ноги тряпицей, надел царвули. Посмотрел на Реслава.
— Ну, молодец! — одобрительно сказал он. — Не ожидал я. Эй, Иваш, сколько там?
— Три сотни, сорок две! — объявил тот. — Хоть на серебро меняй — почти четыре талера. Ну, вы и задали жару! Отродясь такого не видывал. Как это у вас выходит? Держите, — он протянул кошель и Сажека (кота на время прятали в мешке, чтобы не попался под ноги). Жуга взял, хотел что-то сказать, но тут послышался грохот, цокот копыт — запряженный четверкой лошадей, проехал и свернул на улицу богатый экипаж. Мелькнуло морщинистое лицо старика, вислые усы, копна седых волос.
— Ишь, поехал! — пробормотал Иваш. — На четверке...
— Кто это? — спросил Балаж.
— Михай Пелевешич, вельможный пан... Поместья у него тут и замок за городом. Да и в самом Маргене он большую власть имеет.
Сзади послышался непонятный шум. Все обернулись: Жуга стоял, глядя вослед экипажу. Сажек в диком страхе повис у него на рукаве, расцарапав руку до крови.
Жуга повернул голову. Взгляд его был страшен.
— Жуга! — всполошился Реслав. — Ты чего, Жуга?!
— Сколько ему лет? — хриплым голосом спросил он. Все молчали, и Жуга, не дождавшись ответа, закричал: — Сколько ему лет?!!