— А ты не знаешь?
— Нет.
Ведун усмехнулся, затем его лицо вдруг посерьезнело.
— Ты ведь плохо различаешь цвета? — спросил он.
— Да... а откуда ты знаешь?
— Ты сам тогда сказал, что видишь в темноте, а это все связано... М-да... Значит, этих сполохов на камне ты не видишь.
— Вижу, но... Ага... Кажется, я понимаю.
— Думаю, со временем ты сам во всем разберешься.
Некоторое время они шли молча.
— А обо мне ты что-нибудь можешь сказать? — снова спросил Жуга.
Геральт покачал головой:
— Так, сразу — нет.
— Совсем-совсем ничего?
Тот задумался. Жуга терпеливо ждал.
— Не вся кровь в тебе человечья, — наконец сказал ведун. — Это все, что я знаю про тебя наверняка.
Версты три после этого ведьмак молчал, время от времени хмурясь и качая головой — словно бы отгонял какую-то назойливую мысль.
— Почему ты решился вернуться к мельнице? — спросил вдруг он.
Жуга пожал плечами.
— Толком не знаю. Мне просто пришло вдруг в голову. Ты сказал, что хочешь нас убить...
— И?...
— И — не убил. Хотя, мог запросто. Дал нам сбежать заместо этого.
Олег слушал в оба уха, забывая глядеть под ноги.
— Сам ты подойти к девчонке близко, видно, не смог, — продолжал между тем Жуга. — Тебе нужен был кто-то... Ну, как бы это сказать... робкого десятка, что ли... Чтоб побежали без оглядки. А колесо — я с самого начала понял — неладное там что-то. Неспроста этот мельник без помощников работал. Уж каким макаром он туда смог водяного загнать, ума не приложу... И главное — зачем? Золото он, что ли, с него требовал, или на дочь его глаз положил...
— Все может быть, — Геральт покачал головой. — Да... Про колесо я как-то не подумал. Руки не дошли. Надо было им заняться, да Моргун этот невовремя подвернулся.
Дорога сделала поворот, и вскоре все трое подошли к развилке. Геральт остановился, поправил меч за спиной. Повернулся к двоим друзьям.
— Мне туда, — он указал налево.
— Не по пути, — покачал головой Жуга. Олег кивнул, соглашаясь — и Марген, и другие знакомые земли лежали по правую руку от них.
Геральт помолчал. Поднял взгляд на Жугу.
— Если хочешь, — сказал он, — идем со мной. Граф обещал награду — две тысячи серебром — половина по праву твоя.
Жуга не ответил. Повел плечом — тугая повязка, пропитанная черным бальзамом ведуна неприятно холодила кожу, но боль уже не так досаждала, да и рана помаленьку затягивалась.
— Хорошее снадобье, — как бы между делом сказал он. — Поделись, подскажи, как такое сделать.
— Права не имею — цеховая тайна... Да и трав тебе таких не отыскать. Так ты идешь, или нет?
Тот покачал головой.
— Нет. Разные у нас дороги, да и не заслужил я денег этих. К тому же, и не дадут их мне — дураку деревенскому... Да и куда мне такую прорву деньжищ — тысячу серебром?
— С ума сошел! — поперхнулся Олег. — Куда девать? Да ты что! у кого деньги — тот и пан. Соглашайся!
— Не лезь, — хмуро оборвал его Геральт. Подумал, вытащил из-за пазухи кошель и протянул его Жуге. — На, возьми. Бери, бери, это — честные деньги. Ну, теперь мы, кажется, в расчете. — Он посмотрел на девушку — Ила с любопытством выглядывала из вороха своих одеял. — Может, попрощаться хочешь?
Жуга помедлил прежде чем дать ответ.
— Нет.
— Как знаешь... Она тебе многим обязана. С колесом у тебя хорошо получилось, но впредь будь осторожен со своими наговорами. Иначе...
— Иначе — что?
Геральт взял у Олега из рук поводья.
— Иначе какой-нибудь другой ведьмак придет за тобой.
— Злой ты, Геральт, — вставил вдруг Олег. — Пришел бы по-людски, разъяснил, что к чему, так нет — сразу с мечом... И вообще тебе на людей на всех наплевать. Вот за это вас, ведьмаков, и не жалует никто...
Ведун пожал плечами.
— Я не умею быть злым, — просто сказал он, — и не хочу быть добрым. А что касается людей... Вспомни лучше Моргуна. Прощайте.
И ведун двинулся в путь. Из одеял показалась рука, помахала на прощанье. Жуга улыбнулся, помахал в ответ.
Олег вздохнул и помотал головой.
— Жалко, — сказал он.
— Чего жалко?
— Девку жалко. И мельницу тоже жалко...
— Брось, — отмахнулся Жуга. — Все одно ничего путного из этого не вышло бы... Радуйся, что цел остался.
— Может, и так... — Олег поскреб в затылке. — Не по мне все эти колдовские штучки. Я в жизни ничего не боялся, а тут, когда он на нас с мечом попер, прямо душа ушла в пятки... А ловко ты меч-то его, посохом! Он что у тебя, заговоренный что ли?
— А? — Жуга поднял взгляд, покосился на расщепленную макушку посоха. — Нет, что ты... Вяз это, самый обыкновенный вяз. Повезло просто, да Геральт и убивать-то нас не хотел...
— Знаешь, — задумчиво сказал Олег, — не хотел бы я стать таким, как этот Геральт.
— Кто знает? может, он по-своему тоже прав... Ты куда сейчас?
— В город подамся. Хватит с меня этих лесов: холода идут. Айда со мной. Работу подыщем, а там — видно будет.
Жуга помотал головой.
— Нет. Не пойду. Был я тут недавно в городе одном... Что-то нет больше охоты. — Он подбросил на ладони приятно увесистый кошель, развязал, заглянул внутрь. — Серебро... На, держи половину.
Олег замялся.
— Ну ты это... зачем...
— Да ладно, чего уж...
Олег подставил ладонь, неловко сунул деньги за пазуху.
— Ну, так я пойду?
— Счастливо, — кивнул Жуга.
— Что ж, прощай. Заходи как-нибудь, если что — помогу, чем смогу...
— Прощай.
Олег потоптался, пожал протянутую руку и зашагал к Маргену, вскоре скрывшись за поворотом.
Жуга остался один.
Он долго стоял посреди дороги, глядя куда-то перед собой. Почему-то все время вспоминался странный, такой до боли открытый взгляд серых девичьих глаз. Эльза-Мария...
«Ила» звучало лучше.
Жуга усмехнулся грустно своим мыслям и вдруг нахмурился: впервые в жизни он не мог распознать, какое из двух имен девушки настоящее.
Что-то холодное вдруг коснулось его лица, кольнуло тонкой иголочкой и слезой сбежало вниз по щеке.
Жуга поднял голову.
Падал снег.
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ4
«Ах-р! Ведьмак! Я думал, их уж не осталось вовсе. Он что, и правда ехал через Каменный Круг?»
— Откуда же мне знать?
«Тогда тебе повезло. Тебе и твоему приятелю не стоило туда ходить — та мельница давно уже мертва. Мельники частенько повреждаются в уме — уж слишком много разных мыслей в голову приходит, когда крутится колесо и мелется мука. А если человек еще при этом и один... — Медведь поднял взгляд на травника. — А ты правда не различаешь цвета?»
— Только красное и зеленое.
«Этот браслет. Ты почти не говорил о нем. Покажи.»
Жуга приподнял руку:
— Я как раз собирался рассказать... Нет, извини, снимать не буду. Если хочешь, подойди поближе.
Маленькие глазки зверя холодно блеснули. Жуге на миг почудилась скользнувшая в их желтой глубине тень испуга.
«Ладно. Опусти. Мне кое-что понятно уже сейчас.»
— Вот как? И что тебе понятно?
«Вначале были смерть и колдовство. Потом ты встретился с детьми и существами ночи. А после — с девушкой и с тем, кто эти существа уничтожает. Убивает нечисть.»
— Я все равно не понимаю, кто прав, кто виноват. И почему вражда. А что до нечисти... Все то, что называют нечистью, меркнет порой перед тем, что таится в глубине людской души. Хотя, там есть и свет.
«Не бывает света без теней. Хоть это ты тогда уже понял?»
Травник медленно кивнул.
— Это — понял.
ТЕНЬ
— Можно ли о чем-нибудь жалеть, когда приходит зима?
— Что?
— Я говорю, как можно о чем-то сожалеть, когда приходит зима? Оглянись вокруг: весь мусор, канавы, сучья и буераки, все застарелые раны земли укрыты этой белой непорочной пеленой.
— Ну, не знаю... Слишком уж похоже на смерть.
— Ну и что, что похоже! разве это так важно? Мы все когда-нибудь умрем и все когда-нибудь воскреснем. Лучше представь, как по весне все здесь расцветет. Это ли не счастье — жить и видеть год за годом подобное чудо? Черт... Зуб болит...
— Потерпи до вечера, а там разведем костер, я тебе настой приготовлю.
— А поможет?
— Отчего нет? Дело нехитрое. Это он у тебя от холода ноет.
— Да, жаль, что сейчас не лето...
— Как можно о чем-то жалеть, когда приходит зима?
Собственные слова, вернувшись с тенью дружеской усмешки, произвели на путника странное впечатление: остановившись, он глянул озадаченно и вдруг расхохотался.
Он смеялся так звонко, легко и заразительно, что спутник его не выдержал и рассмеялся тоже.
Не в меру восторженному поклоннику зимы было лет двадцать, двадцать пять — трудно сказать точнее, потому как хоть и был он строен, и двигался по-юношески легко, но сложен был совершенно по-взрослому, бороду свою, густую и черную, носил уже далеко не первый год, да и голос имел что надо — глубокий, гулкий бас.
Спутник его казался помоложе и победнее, и если первый в своем зеленом жупане и мехом подбитом плаще выглядел этаким франтом, то второй был одет не так броско, зато добротно, как одеваются для дальней дороги местные крестьяне или горцы. Шел он, опираясь на посох и слегка прихрамывая, нес за спиной потрепанную котомку. Из-под черной, катаной, самого простецкого фасона шляпы выбивались спутанные пряди рыжих волос.
Эти двое, похоже, были в пути уже не первый день, пробираясь не то в Равенцы, не то в Галлен: дорога — укатанный санный проезд — могла завести и туда, и туда, и поскольку до развилки было еще далеко, то повстречавшись, оба шли вместе, сведенные зимой, судьбой и дальнею дорогой, да может, еще тем странным зудом, что круглый год уводит прочь из дома охотников, бродяг, поэтов и воров.
В это время года здесь было мало дичи и нечего было красть.
Жуга — так звали рыжего странника, или, по крайней мере, так он сам себя называл.
Поэт звался Вайда.