Жар привычным потоком ударил в ноги, заставил расправиться окоченевшее тело. Жуга выпрямился и двинулся по кругу, не спуская глаз с найденыша.
— Кто ты?! — еще раз хрипло крикнул он, и, не получив ответа, закрыл глаза. Почти сразу же пришло ощущение присутствия чуждой, непонятной силы. Жуга сглотнул и помотал головой, прочь прогоняя сторонние мысли. Здесь надо было пробовать иначе.
«Кто ты?» — беззвучно спросил он, не останавливаясь и не замедляя шага.
Робкий проблеск в темноте и снова — ничего.
«Кто ты?!»
Только пугающая темнота и холод там, где должна быть жизнь. Жуга вздрогнул — перед ним было всего лишь тело... Впрочем... Он двинулся дальше по кругу и снова вздрогнул: тонкая, почти неощутимая нить пуповиной тянулась в никуда, заставляя тело двигаться и жить странным подобием жизни.
Жуга застонал.
Дети не верят в собственную смерть!
Эта душа сумела удержаться рядом, день за днем теряя все человеческое, скатываясь к тупой животной жажде тепла в попытке вернуть утраченную жизнь...
Почему Ружена не сказала, что был еще один?!!
Боль в ногах прорвала невидимый барьер, выплеснулась наружу, и Жуга спешно двинулся дальше. Но было уже поздно: ноги горели. И в этот миг...
«Я... я...»
«Кто? Кто ты?!»
«Я иду к тебе... Я ищу тебя...»
Запах паленого мяса мешал сосредоточиться. Жуга стиснул зубы и задышал ртом.
«Кто ты?!»
Беззвучный плач в ответ.
«Мне холодно... холодно... и больно...»
Жуга больше не размышлял. Пальцы сами сложились лодочкой, он выкрикнул короткий наговор, и жидкий, бегучий поток огня метнулся вверх по ногам, ударил в руки и выплеснулся, обжигая ладони, туда, где в темноте зимней ночи плакал и метался брошенный всеми маленький одинокий человек...
Жуга не помнил, когда подкосились ноги, помнил только как он упал в холодный пепел костра и после долго полз на четвереньках, полз, пока не уткнулся головой в шершавый сосновый ствол. От запаха жженого мяса свербело в носу. Живот скрутило черной судорогой, Жуга сжался, свернувшись клубком, и через миг его вырвало на снег жгучей, кислой желчью. Потом — снова, и снова...
А потом накатила тьма.
Дуновение воздуха.
Шорох шагов.
Что-то шершавое и мокрое касается обожженной подошвы.
«Одиночка!»
Медленно, толчками пробуждается боль... Течет потоком...
«Очнись, одиночка!»
Жуга застонал и повернулся на бок. Открыл глаза, ахнул и поспешно подался назад, спиной ударившись о дерево: он снова был не один — пять пар глаз глядели в упор, не мигая. Пятеро волков, белых, как снег, сидели перед ним на снегу ровным полукругом.
Жуга молчал. Резкое движение разбудило спящую боль. Сопротивляться не было ни сил, ни желания.
Крайний справа зверь — матерый белый волк — встал и медленно двинулся вперед, низко пригнув к земле морду. Блеснул глазами.
«Привет тебе, одиночка.»
Жуга сглотнул. Запекшиеся губы едва разлепились.
— Кто... вы?... — выдохнул он.
«Волки. Волки зимы. Мы не причиним зла.»
— Зачем... вы здесь?
Вожак поднял голову.
«Ты звал — мы пришли.»
Мысли еле ворочались в голове, тяжелые, медленные, скованные болью. Каждое слово давалось с трудом. Вспомнились слова бабки Нисы — «Пятерка найдет одного»... Жуга поднял голову. Волков было пятеро.
— Тот... мальчишка...
«Мы знаем, одиночка. Его отдали нам в начале зимы.»
— Зачем он... вам?
Белый волк отвернулся. Десны его приподнялись, обнажая клыки.
«Мы не просили, — был ответ. — Приходит новая вера, и про старую говорят: „Зло“, но забывают ее не скоро. Думают, жертва поможет. Люди хотели снежной зимы. Люди ее получили.»
— Я... могу его забрать?
«Ты можешь его забрать, одиночка.»
Жуга облизал пересохшие губы.
— Как?
Волк поднял взгляд.
«У тебя есть Кольцо. Ищи человека.»
Жуга напрягся, вспоминая. Кольцо... Кольцо...
Браслет!
«Сорви человека с девятого места», — сказала бабка Ниса. Девятой по счету подвеской на браслете была человеческая фигурка.
— Только одного? — спросил он.
«Одного.»
Жуга помолчал, собираясь с силами.
— Что вам нужно от меня?
«Мы — волки. При встрече нам нечего с тобой делить. Берегись, когда придут псы дождя.»
Вожак повернул голову. Прислушался.
«Сюда идут. Прощай.»
И прежде чем Жуга успел еще что-нибудь сказать, все пятеро повернулись и, словно тени, неслышно растворились между деревьев.
Ружена и Збых нашли его, когда рассвело, идя по лыжному следу. Жуга лежал, скорчившись, под большой сосной, тихий и недвижный, но живой. Полушубок и рубашка его были залиты рвотой. Ноги обгорели — подошвы были словно две печеные картофелины. Неподалеку, у погасшего костра валялись задубевшие от мороза башмаки. Снег вокруг был изрыт и истоптан, но разобрать что-либо во всех этих следах не было никакой возможности. Брат и сестра подобрали брошеный мешок, закутали травника в одеяло, положили его на лыжи и волоком потащили домой.
— Ты думаешь, нам это поможет? — с сомнением произнес Збых, вертя в руках браслет тускло-зеленого металла. Посмотрел на Жугу. Тот кивнул:
— Думаю, что да. Ляг на кровать.
Збых заколебался. Покосился на свой оберег.
— Что, прямо сейчас?
— Чем раньше, тем лучше.
Морщась от боли в обожженых ступнях, Жуга опустил ноги на пол и проковылял к столу, рядом с которым стояла Ружена. Девушка только что сняла с плиты горшок с горячей водой и теперь с беспокойством наблюдала, как рыжий паренек развязывает свой мешок. Он насыпал в кружку горстку мелких черных семян, добавил пучок травы и залил кипятком. Накрыл тряпицей и отставил в сторону. Перехватил тревожный взгляд Ружены и пояснил, не дожидаясь вопроса:
— Сонный настой.
— А его обязательно пить? — забеспокоился Збых.
Жуга протянул руку и взял у него браслет. Посмотрел кузнецу в глаза, пожал плечами.
— Будет лучше, если ты заснешь.
Збых вздохнул.
— Ну, ладно, давай, что ли...
Он взял кружку, помедлил в нерешительности, прежде чем выпить горячий, пахнущий банным веником отвар, и откинулся на подушки. Отдал кружку сестре, покосился на Жугу. Помолчал, глядя, как тот надел на руку свой браслет и сдвинул его подальше на запястье. Мелькнул в просвете рукава неровный белый шрам.
— Жуга...
Тот поднял взгляд.
— Что?
Збых сглотнул.
— Как думаешь, у тебя получится?
Жуга помедлил с ответом, отвел взгляд. Закусил губу, посмотрел виновато, словно нашкодивший мальчишка. Кивнул.
— Получится, Збых... — Он улыбнулся. — Обязательно получится.
— И знаешь еще что, Жуга, — сонно пробормотал Збых. — Ты извини меня... ну, за то... что я тогда, в церкви...
Не договорив, он умолк на полуслове. Веки его сомкнулись, дыхание замедлилось — кузнец уснул.
Жуга и Ружена переглянулись.
— Ты правда сможешь это сделать? — спросила она.
Жуга не ответил. Хромая, подошел к столу и опустился на лавку. С силой, до хруста размял пальцы. Покосился на запястье. Темный камень браслета мягко светился в полумраке избы. Ружена вздохнула, поправила брату одеяло и села рядом.
— Ты можешь ИХ разделить? — снова спросила Ружена.
— Могу.
— И Збыху не будет хуже?
Жуга помолчал. Взъерошил волосы пятерней.
— Видишь ли, Руженка... — Он замялся. Девушка терпеливо ждала продолжения. — Слова ведь тоже имеют свою силу. Слово может убить, а может и спасти, это уж — как повернешь... Я владею этим, но Вайда — он... — Жуга наморщил лоб и прищелкнул пальцами, подыскивая нужное слово. — Он рифмач. Он это дело знает совсем с другой стороны, и чем все может обернуться, ума не приложу... — Он посмотрел на спящего кузнеца и вздохнул.
— Они слишком долго были вместе, Ружена. Збых никогда больше не будет прежним.
Девушка некоторое время сидела молча, кусая губы.
— Ты думаешь, он будет чувствовать себя... ущербным?
Жуга поднял взгляд.
— Он не сможет больше сочинять стихи... даже если захочет.
— И только-то? Так ведь он и раньше их не сочинял...
— Но раньше он и не хотел, понимаешь?! — Жуга вскочил, охнул и тут же снова сел. Поскреб пятерней босую пятку, скривился.
— Болит?
Жуга помотал головой:
— Нет.
Ружена вздохнула. Раны на рыжем пареньке заживали на удивление быстро — еще вчера он не мог не то что ходить, но даже стоять, а сегодня из-под черной коросты ожогов уже проглядывали розовые пятна молодой здоровой кожи.
— Всяк на свете должен свое дело знать, — сказала она. — Збых свое знает, а потому — не беспокойся. Делай, что должен, и — будь, что будет.
— Иногда я не могу понять, — задумчиво произнес Жуга, рассеянно теребя подвески на браслете, — что я с собой приношу — добро или зло. Вайда, а теперь вот — Збых. А еще мальчишка этот...
— Зденек?
— Да, Зденек... Когда, кстати, он пропал?
— Прошлой осенью... А откуда ты знаешь?
— Так, — Жуга пожал плечами, — слышал краем уха.
Ружена помолчала.
— Я не знаю, — наконец сказала она. — Наверное, все-таки зла в тебе нет. Другой бы просто бросил их обоих, и ушел себе спокойно... А ты ведь остался.
— Остаться-то остался, а что толку... Ну, ладно. Хватит об этом. — Он вздохнул и взял со стола нож. Тронул пальцем лезвие и протянул его Ружене.
— На, возьми.
Та поспешно отстранилась.
— Это еще зачем?
— Узел на обереге засох — тебе не развязать. Когда я скажу — срежешь ремешок.
— И что с ним потом делать?
Жуга подошел к кровати. Обернулся.
— Сожги. Так будет лучше.
Он перелез через Збыха и улегся рядом. Нащупал на браслете угловатую подвеску с человечком. Посмотрел на Ружену.
— Не боишься?
— Боюсь, — кивнула та. Нож в ее руке дрожал.
— Это хорошо, — кивнул Жуга. — Срезай.
Он подождал, пока нож не рассек кожаную полоску, стиснул зубы и сорвал подвеску.