Зерги словно нож вклинилась между спорщиками.
— Не время ругаться! — вскричала она. — Если сами с парусом управиться не можете, так моряка спросите — все равно ведь без толку в каюте валяется.
— Как же я раньше не догадался! — Жуга хлопнул себя по лбу и поморщился — свежая рана напомнила о себе. — Снимайте пока чехол, я сейчас вернусь!
И он скрылся за дверью.
Ганзеец появился, растирая затекшие руки, посмотрел на небо и сразу переменился в лице.
— Donnerwetter! — вскричал он. — Что ж вы все еще стоите?!
И первым схватился за веревку.
Парус поднимали все — и Курт, и Яльмар, и Жуга, и даже Зерги в меру своих слабых женских сил. Не дожидаясь, пока большой квадратный парус наполнится ветром, Курт продел конец каната в бронзовое кольцо, в момент завязал его каким-то хитрым путаным узлом и проделал то же самое со вторым канатом, после чего метнулся на корму и навалился на руль, разворачивая корабль по ветру.
— Что делать будем? — крикнул он. — В море не выйти — ветер!
— Правь к берегу! — распорядился Яльмар.
— Там же скалы...
— Правь, говорю, морда немецкая! Вон туда, где маяк! Берег там песчаный, да и волна не такая крутая. Сядем на брюхо — все лучше, чем если утонуть...
Ветер крепчал. В вихре пены и брызг корабль мчался к берегу. Тяжелый и неповоротливый, когг тем не менее, оказался на редкость устойчивым судном. Жуга пробрался на нос и там, ухватившись крепче за веревку, молча смотрел, как вырастает прямо по курсу черная громада маяка. «Слишком быстро!» — мелькнула беспокойная мысль, и в этот миг тугое, полное ветра полотнище вдруг хлопнуло оглушительно, послышался громкий треск, и почти сразу — крик ганзейца: «Парус! Порвали парус!» Корабль развернуло боком. Оставив руль Яльмару, Курт бросился отвязывать канаты. Бешеный порыв ветра повалил корабль на бок, в трюм хлынула вода, а еще через мгновение страшный удар сотряс когг от киля до клотика. Обледенелая веревка выскользнула из пальцев, и Жуга полетел в темноту.
Холодная вода обожгла не хуже огня. Жуга всплыл, крича и задыхаясь, и снова скрылся в волнах — плавал он из рук вон плохо. Тяжелая туша корабля ворочалась совсем рядом, Жуга еще успел заметить, как что-то темное мелькнуло в воздухе, прежде чем очередная волна накрыла его с головой, и рев прибоя поглотил его последний крик.
Темнота.
Долгий, пристальный взгляд. Лицо худое и очень длинное. Короткий жесткий ежик стриженых волос. Темные, в глубоких впадинах глаза. Сурово сжатые губы.
Жуга впервые в этом сне был самим собой. Он смотрел в эти темные холодные глаза, и прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он нашел в себе силы сделать первый шаг.
— Кто ты? — спросил Жуга.
Молчание.
— Ты... Веридис?
Лицо дрогнуло.
«Нет.»
— Чего ты хочешь?
«Я возвращаюсь. Меня одолели в нечестном бою. Я должен был вернуться.»
— Зачем ты приходишь ко мне?
«Мне нужно тело. Мне нужен ты. Ты или девчонка. Или вы оба.»
— Вот значит, как... — пробормотал Жуга. — Огонь в порту, и дом волшебника, и та сгоревшая цыганская кибитка — все только для того, чтобы мы с ней встретились?
«Не с ней. Со мной.»
— Ты жесток.
«Я должен был вернуться.»
— Цыгане, волшебник и дюжина гребцов вместе с ладьей — не слишком ли большая цена за твое возвращение?
«Все части света могут гореть в огне, меня это не затронет. Я должен был вернуться.»
— Меня ты не получишь.
«Тогда я заберу ее.»
— Зерги сможет за себя постоять.
Тонкие губы искривила улыбка.
«Ты уверен?»
Жуга промолчал.
«Ты сам позовешь меня», — сказал голос и исчез.
Жуга открыл глаза и долго не мог понять, где находится.
Он лежал в тепле и тишине, глядя вверх, на черные потолочные балки, откуда мягким пологом свисала ветхая рыбачья сеть. Пахло дымом. Потрескивал огонь в очаге. Слышно было, как за окном завывает ветер.
Жуга пошевелился, и вдруг понял, что в кровати он не один — чье-то теплое тело тотчас же теснее прижалось к нему, тонкая рука поправила латаное одеяло. Жуга повернулся и замер, увидев совсем рядом знакомые серые глаза.
— Зерги?! — Он сел, порываясь встать. Голова закружилась. — Я...
— Лежи, дурачок, лежи, — улыбнулась та. — Мы одни. Яльмара и цыганенка я услала — пусть до рынка сходят, может, хоть поесть чего-нибудь купят.
— Но почему... ты...
— Иначе бы ты не отогрелся — море, оно не шутит.
— Где мы?
— В рыбачьей хижине.
— А что ж хозяева?
— Нет хозяев, — девушка помрачнела. — И видно, уж давно нет.
Жуга вздохнул и откинулся на подушку. Его знобило.
— Сколько времени прошло? — спросил он.
— С тех пор, как мы разбились? Ночь и еще полдня.
— А с кораблем что?
— Нет больше корабля.
— А немец?
— Не знаю, — Зерги пожала плечами. — Сбежал, наверное. Когда на берег вылезли, он еще с нами был, а после пропал куда-то...
Жуга помолчал.
— Как вы меня вытащили?
— Волны выбросили. Считай, что второй раз родился.
Левое запястье все еще чесалось. Жуга выпростал руку из-под одеяла. Браслет был на месте.
— Я не стала его снимать, — перехватив его взгляд, пояснила Зерги. — Хотя все остальное — пришлось.
Жуга покраснел. Близость юного девичьего тела опьяняла, исподволь, потихоньку разжигая огонь желания. Зерги улыбнулась:
— Ну, я гляжу, ты совсем уже оттаял.
— Извини, — Жуга сел и принялся выпутываться из одеяла.
— Глупый, — легкая рука легла ему на плечо и потянула обратно. — Иди сюда...
Когда Яльмар, навьюченный как ишак, сквозь дождь и ветер добрался наконец до хижины, то обнаружил дверь запертой изнутри, и, поразмыслив, решил не стучать.
— Как же тебя все таки зовут?
— А тебя? — вопросом на вопрос ответила Зерги. — Или хочешь, чтобы я поверила, будто так и звать тебя — Жуга?
Жуга пожал плечами.
— Когда-то звали по-другому, а потом... Я сам так решил.
— Опасная эта вещь — прозванья всякие, — девушка нахмурилась. — Нельзя с ними играть — как назовешься, так и жить будешь.
— На себя посмотри. Зерги — а! о! куда бежать... Тоже мне, имечко...
— Молчал бы уж, дурак.
— Уж и сказать нельзя... И все таки, почему — Зерги?
— Просто так... — Девушка села, обхватив колени руками, и зябко поежилась. Покосилась на очаг — поленья в нем почти прогорели. — Вообще-то это Веридис придумал. Я часто раньше под мальчишку рядилась, если куда-нибудь идти надо было — все безопасней. Попробуй по имени разбери — парень или девка... Вот. — Зерги вздохнула. — Арбалет жалко. Для меня сработан был, особо, на заказ. Веридис за него двести талеров отдал...
Жуга нахмурился.
— Ты говоришь о нем, как говорят об отце. Или — о любимом.
— Ну, как сказать... — Зерги огляделась. — Я родилась в семье рыбака. Вот в такой же хижине росла. А потом... Отец как-то раз в море ушел, да так и не вернулся. Я его почти уж и не помню. Сколько-то лет мы с матерью пробавлялись тем, что море выбрасывало. Потом и мать померла. А Веридис... он был для меня всем. Понимаешь? Отцом, братом... Всем.
Тряхнув головой, она встала и подбросила дров в очаг. Пощупала сохнущие на веревке свои куртку и штаны, поморщилась недовольно: «Сырые!» — пробежала на цыпочках обратно, юркнула под одеяло и завозилась там, устраиваясь поудобнее. Жуга придвинулся ближе и подложил руку ей под голову.
— Брр! холодина... — Взгляд ее упал на браслет. — Помнишь, ты говорил мне, будто он меняет тебя? Расскажи мне, как.
— Да мало ли, как... — пожал плечами Жуга. — По-разному. Сразу даже и не поймешь, а может, и вовсе — только кажется мне. Нюх, вон, острее стал, раны быстрее заживают... А то еще, вроде как наговоры легче творить стало. Раньше, бывало, слов не напасешься, а сейчас сами на место так и лезут, — Жуга задумался на секунду и прибавил с усмешкой. — Глядишь, и вовсе скоро станут не нужны. Да, кстати! Все хотел спросить... Не трудно тебе было мальчишкой притворяться?
— Не очень, — уклончиво ответила та.
— А труднее всего что?
— Ругаться!
Они глянули друг на друга и рассмеялись.
Дверь вздрогнула от мощного удара — похоже было, что там, снаружи этот смех кому-то очень не понравился.
— Эй, вы! — грохотал Яльмар. — Ну может, хватит там? Холодно ведь, зашиби меня Мьельнир!
— Черт! — Зерги подпрыгнула и ошеломленно посмотрела на Жугу. — Мы же про него совсем забыли!
Она прыснула, и оба снова покатились со смеху.
Ближе к вечеру Зерги обнаружила в куче хлама большущий, со сколотым краем горшок и тотчас загорелась идеей вымыться целиком, вытолкав вон ради такого дела уже обоих; что до цыганчонка, то он как ушел вчерашним вечером проведать своих, так и не воротился до сих пор.
Продрогнув на холодном ветру, Яльмар и Жуга решили пройтись.
— Совсем с ума сошла! — ворчал викинг, шагая вдоль кромки прибоя и поддавая сапогом мелкие камни. — Только-только из моря — и снова мыться! Делать ей нечего... А ну, как еще сварится в этом своем котле?! Хоть бы ты присматривал за ней, что ли.
— Присмотришь за ней, как же... — усмехнулся Жуга. — Она сама за кем хочешь присмотрит. И чего ты, Яльмар, на нее так ополчился?
— Ничего я не ополчался, — хмыкнул тот. — Баба — она баба и есть. Что с нее взять? ее дело — дома сидеть, детей нянчить, да мужа из похода ждать. И нечего тут командовать.
— Слушай, Яльмар, — спросил вдруг Жуга, — а тебе лет-то сколько?
— Двадцать третья мне зима идет, — ответил тот и почему-то покраснел.
Некоторое время они шли молча. Ветхая лачуга скрылась из виду, и вскоре впереди неясным силуэтом замаячил выброшенный на берег остов ганзейского корабля — без мачты, без руля и носовой башенки, разбитой в щепки.
— А вообще-то боевитая девчонка, — несколько неохотно признал вдруг Яльмар. — И стреляет здорово, и плавает... Это ведь она тебя, дурака, из воды вытащила, когда ты искупаться решил.