В бокале была кровь.
Все повторялось.
Он шел сквозь лес, как уже было много раз за эти дни и ночи, шел в никуда, петляя, сдваивая след, пока погоня не отстала, и пока в лесу не воцарилась прежняя тишина. Усталость брала свое — травника шатало. Он брел все медленней, едва не засыпая на ходу, и наконец настал миг, когда он почувствовал, что не в силах больше сделать ни шагу. Остановившись, сбросил с плеч котомку и огляделся окрест.
Поспешное бегство завело его в самую глубь лесной чащобы. Сквозь голые ветви светила луна. Вокруг было тихо, и травник, поколебавшись, решил заночевать прямо здесь — в конце концов, это место было не хуже любого другого.
Он отыскал большую старую ель и влез под ее широкие лапы, где не было снега, лишь палая хвоя и шишки с корой. Достал из мешка кресало и трут, запалил маленький костерок из сухих веток и, перекусив гобушкой хлеба, улегся отдохнуть.
В холодном сне он продремал остаток ночи, то и дело просыпаясь в тревоге; но нет — все было тихо и спокойно, и встав на следующее утро, он двинулся дальше.
И здесь, посреди глухого леса, вдруг повстречал людей.
Их было трое. Травник замер, стиснув крепче посох. На графских слуг они явно не тянули: три мужика, по виду — самые обыкновенные крестьяне из местных, может, разве что несколько более оборванные и заросшие, чем другие. Двое были с топорами, один — с рогатиной.
— Ты, парень, здесь откуда? — хмуро, с подозрением спросил тот, что с рогатиной, — высокий и плечистый бородач. Шагнул вперед. — Чего тебе надо в лесу?
— А вы сами-то кто будете? — вопросом на вопрос ответил тот.
— Ты, рыжий, брось мне тут хитрить. Тоже мне, лис выискался... Я первый спросил. Кто ты?
Драться не хотелось. Травник уже понял, что негаданно набрел если и не на лихих людей, то уж точно — на беглых крестьян, и решил не перечить.
— Странник я.
— Гм! Странник... Что ж ты тут делаешь тогда?
— Бежал я. Из графской темницы.
— Будет заливать-то! — усмехнулся тот. — Чем докажешь?
Тот молча показал запястья. Троица переглянулась.
— Цепи не только у графа есть, — хрипло сказал второй и поправил за поясом топор. — Да и шапка на тебе уж больно знакомая — как раз вот в таких и расхаживают графские приспешники.
— Шапку я украл, — признался рыжий, — и это все, что я могу сказать о ней. Не хотите — не верьте. Я устал спорить. Хотите драться, так давайте, а нет, так пропустите.
— Ишь ты, прыткий! — предводитель усмехнулся в бороду. — Куда идешь?
— Куда глаза глядят... — буркнул тот. — А как дойду, там видно будет.
— Ну-ну... Как зовешься-то хоть?
Странник поколебался.
— Лисом назвал, Лисом зови и дальше, — сказал он.
— Ну что ж... пошли... Лис. Расскажешь, что и как, а там уж мы решим, что с тобою делать.
— Ладно, — кивнул тот, опуская посох. — Будь по-вашему. Пойду.
Дорогою разговорились. Старший из троих — высокий кареглазый мужик с рогатиной, звался Шандор. Два других были братья-близнецы — Габор и Тамаш. Их легко было различить — левое ухо у Тамаша было разодрано надвое плетью, он носил, прикрывая шрам, длинные волосы и все время молчал. Габор нехотя рассказал, как однажды с их сестрой решили поразвлечься графские молодчики. Тамаш выскочил на двор, заслышав сестрин крик, расшвырял двоих-троих, одного бухнул в колодец — тот так и не выплыл, да остальные навалились скопом и чуть не забили парня плетьми. Досталось и Габору тоже. Сестру все равно снасильничали, парней же повязали и бросили в сарай, намереваясь увезти назавтра в замок. А ночью те распутали веревки и ушли в леса.
— Вот и молчит он с тех пор, — вздохнул Габор. — Все понимает, а сказать ничего не может... А ты, говоришь, значит из темницы удрал? Расскажи.
— Расскажу, как придем.
— Промышляешь-то чем? — спросил Шандор.
— Травник я.
— Ишь ты! А не врешь?
— Чего мне врать-то? — пожал плечами тот.
— А вот, к примеру взять, у Дюлы вчера живот скрутило. Съел видать чего-то не того. Кишки расклеились. Смог бы помочь?
— Попробую...
Помянули брата Леонарда.
— Как же, знаю, — кивнул Шандор. — Добрый человек, хоть малость и чудной. Шел летом куда-то по делам своим монашьим, да прихворнул. Все лето пролежал, а когда на поправку пошел, зима-то и нагрянула. Он и решил пока тут пожить. Благо, местные не забывают старика, помогают, чем могут...
— А ты сам откуда будешь?
— Я из Местякэна, а вон они, — он кивнул на братьев, — из Верешмарта. Остальные — кто откуда. Много нас тут таких, без дома, без земли... Многих этот Цепеш по миру пустил.
— А чем живете? Грабите что ль кого?
— Всякое бывает.
За деревьями замерцал костерок, и вскоре все четверо вышли на поляну. На взгорке, у развесистой березы темнел провал землянки. Человек семь или восемь сидели вкруг костра, где жарился на вертеле, роняя капли жира, большой кабаний бок. Слышались голоса.
— ...Вот я и говорю, — продолжал кто-то свой рассказ. — Были мы с братом богатыри, каких поискать. Пошли мы как-то в лес. Глядь — а навстречу медведь. Бурый такой, с зубами. Как заревет! Ну, брат шапку наземь и — ну бороться. С медведем, значит. А во мне как будто два сердца. Одно говорит: «Силу покажи!», другое кричит: «Беги!». Ну, думаю, послушаю того, что «беги» кричит. А через день, значит, дай думаю, посмотрю, чем там дело кончилось, в лесу.
— Ну и что?
— От брата одни царвули остались.
— А от медведя? — ахнул кто-то.
— Ни волоска!
Дружный хохот сотряс поляну и смолк при появлении Шандора и двоих близнецов. Половина сидевших вскочила, схватившись за оружие, но все тут же уселись обратно. Кто-то повернул жаркое над костром и ругнулся, обжегшись.
— Эй, это кто там с тобой, Шандор? — окликнул кто-то.
— Да так, один лис забежал, — усмехнулся тот. — А вы опять сторожей не выставили?
— Да ладно тебе, — махнул рукою говоривший — высокий чернявый парнишка лет восемнадцати, который, похоже, и рассказывал потешную басню. — Садись вон лучше. Лайош с Иштваном сегодня, вишь, какого кабанчика на рогатину взяли.
— Уж не у Дароша ли на дворе взяли-то?
Все рассмеялись. Парнишка залился багрянцем:
— Ну, что ты... Ты малость этого... того... Хватил!
— Ладно, мы тоже не с пустыми руками вернулись, — сказал Габор, полез в мешок и вынул большой пузатый мех с вином, появление которого было встречено шумным одобрением. Травнику тоже освободили место у костра, он сел, глотнул терпкого кисловатого вина и передал мех дальше по кругу.
— Ну, рассказывай, — потребовал Шандор.
— Погоди, — тот поднял руку. — Где там этот ваш... Дюла?
— Лежит, где ж ему еще быть! — развел руками паренек-насмешник. — Ежли не в кустах, то стало быть, в землянке...
Все снова засмеялись, один лишь Шандор остался серьезен.
— Помолчи, Тодораш, — сказал он и кивнул Габору. — Принеси воды. — Повернулся к страннику. — А ты не так-то прост, Лисенок... Ладно. Выкладывай, за что в темницу угодил.
«Все повторяется...» — опять подумалось страннику. Он вздохнул и в который уже раз начал свой рассказ.
Прошло два дня. Жизнь в этом странном разбойничьем убежище тянулась размеренно и неторопливо. Кто-то охотился, кто-то промышлял в других местах, больше воровством, чем грабежом. В котелке бывало пусто, но бывало и густо. Странник как-то незаметно для себя расслабился, подрастеряв за эти дни свою всегдашнюю настороженность, и расплата не замедлила прийти.
Они ехали молча — четырнадцать всадников, скользили в мягких сумерках между дерев, как будто тени. Не ржали лошади, не звякала сбруя. Здесь, в глухом лесу, никто их не ждал.
Вдалеке послышались голоса, и предводитель поднял руку. Повинуясь молчаливому сигналу, все остановились. Всадник покосился на браслет у себя на запястье, где мерными красными сполохами вспыхивал и гас плоский камень, и удовлетворенно кивнул.
— Так я и знал, — пробормотал он и показал браслет всаднику, что ехал рядом. — Взгляните, мой граф — я был прав. Этот пес где-то рядом. Эй, вы! — тихо окликнул он остальных. — Не отставать. Скоро позабавимся. Помнится, где-то тут водилась шайка Шандора-косого... Уж не с ними ли он снюхался?
— Тем лучше, — отозвался граф. — Давно пора было ими заняться. Накроем всех разом.
Они двинулись дальше, и вскоре впереди замаячил огонь.
— Ну, так и есть, — кивнул Кришан. — За мной, ребята!
Отточенная сталь зашелестела, покидая ножны.
Всадники налетели внезапно, как вихрь, разметали костер. Небольшая поляна наполнилась свистом, гиканьем и разноголосыми криками. Мелькали тени в круге света от костра, блестели клинки. Кто-то яростно рубился посреди поляны. Другой — большой, высокий, схватил рогатину наперевес и с криком бросился вперед, выбив всадника из седла, но тут же сам упал с разбитой головой. Кто успел — скрылся в лесу. Через пять минут все было кончено. На истоптанной поляне осталось лежать семь неподвижных тел.
Травника средь них не оказалось.
— Черт! — выругался Кришан, перевернув кверху лицом последний труп. — Опять удрал... — Он покосился на браслет и покрутился вкруг себя. — Ну, ничего. Теперь он от нас не уйдет. Эй, вы! По коням!
— Йожефа и Хубера убили, господин Кришан! — крикнул кто-то.
— Черт с ними.
— И Фалош ранен... Как бы кровью не истек...
Кришан обернулся. Глаза его холодно блеснули в свете луны.
— Добей, — коротко приказал он и двинулся вперед.
Два дня, два пеших перехода травник потратил на то, чтоб добраться до пещеры брата Леонарда — единственного места, где он мог бы получить совет и хоть какую-то помощь. Погоня шла по пятам, и не было никакого смысла идти в деревню к Збыху — он лишь навлек бы на кузнеца графский гнев. Веревка, посох — вот и все, что он успел спасти. Мешок остался в разбойничьем лагере.
Он вышел к холмам и тут вдруг остановился, почуяв неладное. Здесь снова пахло дымом, но то был дым какой-то злобный — кислый и тревожный запах разоренного жилья. Травник поднялся вверх по крутой тропе и замер.