— Оборотень? — переспросил Жуга.
— Ну. Вот псы и бегают — то за ним, а то — от него. Немудрено в полнолунье-то. Там...
— Постой-ка! — Дьердь вдруг поднял руку и прислушался.
— Чего ты? — с опаской покосился на него Атанас.
— Ходит вроде кто-то около хаты... Или кажется мне...
Он не договорил: снаружи что-то заскрипело, и вдруг, уже не где-то вдалеке, а здесь, на собственном его дворе забилась лошадь в стойле. Заржала страшно, заметалась, в кровь разрывая поводом губу.
— Что? Что это?! — Атанасова жена вскочила, как ошпаренная.
— Тихо, дура! Молчи! — шикнул на нее Атанас. Он был бледен, как мука. — Через ворота он перелез...
— Кто?
— Молчи, говорю!
А еще через миг в дверь постучали.
Все замерли, кто где стоял.
Стук повторился. Был он слабый, неуверенный, но все ж-таки — стук, а не какое-нибудь там царапанье, и Атанас приободрился.
— Человек стучит, — меж тем определил на слух Дьердь. — Волк так не сможет. Открой.
— Еще чего! — опешил Атанас. — Ты что задумал, душегуб? У меня жена, дети, чего это я среди ночи... А ну как злодей какой? Да не один?
— Один, — угрюмо буркнул Дьердь, не поднимая головы. — Не было других шагов.
— Дьердь дело говорит, — Жуга потянул к себе посох. — Мало ли что могло случиться. Открывай. А если что — я помогу.
Атанас приблизился к двери.
— Эй, кто там? — крикнул он, на всякий случай отыскав топор.
Ответа не было, лишь снова стукнули тихонько. Жуга отстранил хозяина, откинул засов и приоткрыл дверь.
Снаружи было тихо, лишь лошадь билась и храпела под навесом. Жуга раскрыл дверь шире и остановился на пороге.
У самых дверей атанасова дома, одетый в драную, немыслимо грязную рубаху, лежал ничком мальчишка лет пятнадцати. Лежал не шевелясь, и только грудь ходила ходуном. Из рваных ран на руках и ногах сочилась кровь. Глаза его были закрыты.
— Матерь божья... — ахнул Атанас и быстро перекрестился.
Жуга перешагнул через распростертое тело и вышел во двор. Вернулся вскоре.
— Нет больше никого, — сообщил он и нагнулся к лежащему.
— А лошадь? Лошадь как? — засуетился Атанас.
Жуга брезгливо отмахнулся:
— Цела твоя кобыла. Перепугалась, правда, здорово... Ну-ка, помоги.
Найденыш не шевельнулся, даже не застонал, когда его поднимали.
— Живой?
— Живой...
— Сюда клади, на лавку... — захлопотала хозяйка. — Иванка! Свет неси!
Старшая дочь стрелой сорвалась с печки и вернулась с лучиной. Тусклый огонек выхватил из темноты бледное мальчишечье лицо, острый нос и белые как снег брови и волосы.
— Из вашей деревни парнишка?
— Нет. — Атанас помотал головой. — Не из наших, точно.
— Может, из соседней?
— Нету там таких, я всех в округе знаю! — поспешила вставить Иванка.
— Цыц, помело! — прикрикнул на нее отец. — Ишь ты, знает...
Жуга нагнулся к пареньку, рассматривая раны.
— Снимайте с него рубаху, — распорядился он. — И воды несите. Да побольше!
— Худющий-то какой... — изумленно ахнула хозяйка. Скомкала липкую от крови и грязи рубаху. — Куда ее?
— В печку! — нетерпеливо бросил Жуга. — Где вода?
— Вот... Грязь смывать?
— Смывай...
Жуга тем временем уже вытаскивал мешок. Рванул зубами узел, торопливыми движеньями разложил травы прямо на полу. Достал и развернул сухие листья кровохлебки.
— Держи лучину, — кивнул он девчонке и принялся перевязывать раны. Ругнулся на нее: — Ровней держи, ровнее!
Дьердь некоторое время сидел, вслушиваясь в суету вокруг находки, затем вздохнул, махнул на все рукой и завалился спать.
Парнишка и впрямь выглядел худым и изможденным. Под левым глазом у него темнел синяк. Укусы и царапины сплошь покрывали ноги до колен, а кое-где — и выше. Босые ступни были сбиты в кровь, лицо и ладони исхлестаны ветками, под ногтями чернела земля. Раны оказались хоть и не глубокие, но грязные и рваные, и было далеко за полночь, когда Жуга закончил бинтовать.
— Все, — сказал он и долго плескался у рукомойника. — Дайте ему воды, и пусть отлежится. И вы тоже ложитесь спать.
— Спать... — хмыкнул Атанас. — А ну, как он очнется, натворит чего? Хрен его знает, кто такой...
— Он ничего не натворит, — устало возразил Жуга. — Ты глянь: он столько крови потерял, что еле дышит. А впрочем, если ты так хочешь, я посижу с ним до утра.
— Да уж, сделай милость.
Атанас ушел к жене за занавеску, долго там укладывался, кряхтя и ворочаясь. Наконец все утихло.
Жуга некоторое время стоял возле лавки, где укрытый старым одеялом, лежал незванный гость. Взял в руку забинтованную мальчишечью кисть и долго разглядывал в свете лучины. Осмотрел ему зачем-то уши, шею, оттянул губу, затем неслышно отошел и забрался к Дьердю на полати.
— Да, дела... — вздохнул он и помотал головой.
— Чего? — зашевелился Дьердь спросонья.
— Так, ничего, — ответил тот и, помолчав, добавил про себя: — Ни-че-го...
Камень на его браслете мерно пульсировал.
Проснулся Атанас ни свет, ни заря, хоть и устал после вчерашнего. Долго лежал, слушая, как гремит у печки сковородками жена, затем вспомнил про вчерашнее и с беспокойством откинул занавеску. Выглянул наружу.
Утро выдалось не по-весеннему хмурое. Шуршал по крыше легкий дождь. В окно сочился тусклый свет, рисуя на полу неровные квадраты. Рыжего странника в избе не было, его слепой приятель все еще спал. Детишек тоже было не слыхать. Что до вчерашнего найденыша, то он все также без движения лежал на лавке у печи, укрытый одеялом с головой — виднелись только руки, да прядь волос, едва колеблемая дыханьем. И ведь какие волосы-то! Даже грязные, и то — белее снега. Не может быть таких волос, и не бывает...
«Как бы не помер парнишка...» — вдруг беспокойно подумал Атанас, оделся спешно и прошлепал босиком к нему.
— Ты, Атанас? — жена выглянула из-за печки. — Чего вскочил?
— Как он?
— Да живой вроде... Дышит.
— А этот... рыжий где?
— На двор ушел.
Атанас присел у лавки. Отогнул край одеяла.
Малец, похоже, спал. Лицо его, и без того худое и бледное, казалось, еще больше заострилось со вчерашнего, зато царапины и ссадины исчезли, будто их и вовсе не было — даже следов не осталось. Атанас поскреб в затылке, хмыкнул и потянулся было глянуть на его руки, да под повязкой было ничего не разглядеть; а когда он перевел свой взор обратно, глаза мальчишки были открыты.
— Очнулся! — ахнула жена.
Губы паренька беззвучно шевельнулись.
— Что-что? — Атанас склонился ниже.
— Во... воды...
— Пить просит, — повернулся к жене Атанас.
— Я сейчас! — засуетилась та. Принесла квасу в кружке. Приподняла ему голову.
Парнишка с жадностью глотнул разок, другой, и вдруг закашлялся, забился в судорожных корчах. Согнулся пополам. Питье потоком хлынуло обратно, заливая одеяло. Атанас невольно отшатнулся.
Дверь хлопнула, и тут же, словно чертик из коробочки, откуда ни возьмись вдруг выскочил Жуга. Глянул на растерянного Атанаса, и понял все без слов. Шагнул вперед, протягивая руку: «Дай сюда!» — глотнул из кружки, выругался.
— Ч-черт!... — он обернулся к атанасовой жене. — Неси воды!
Та опрометью бросилась к бадье. Занавеска наверху зашевелилась, любопытные ребячьи головы свесились с печки, привлеченные суматохой. Растревоженный Дьердь тоже сел на лежанке, на слух пытаясь распознать, что там случилось.
Теперь найденыш пил долго, не отрываясь, и лишь опустошив не меньше кружки, успокоился и затих, откинувшись на изголовье.
— Чего это с ним? — спросил опасливо Атанас.
— Нельзя ему, — хмуро бросил в ответ Жуга. — Ни квасу кислого нельзя, ни молока... Я после для него питье приготовлю.
Выглядел рыжий странник изможденным и усталым, возле глаз неровными кругами залегла синева бессонной ночи. Атанас помолчал. Пожевал губами. Покосился на жену — та как раз отвернулась — и понизил голос.
— Слыхал я, будто оборотни тоже кислого на дух не переносят, — начал он. — Уж не из них ли малый-то?
Травник лишь отмахнулся устало:
— Не мели чепухи.
К полудню заявился деревенский Голова. Дородный, белобрысый, в новеньком зеленом полушубке, он ввалился в хату к Атанасу, как к себе домой, а перед этим добрых пять минут колотился у запертых ворот, пока ему не отворили.
— Здорово, Атанас! — с порога начал он. Прищурился, оглядывая горницу. — Никак, я вижу, гости у тебя?
— Бывай здоров и ты, Богдан, — кивнул в ответ хозяин. — Марица! — кликнул он жену. — Поди-ка собери гостям на стол... Чего пришел-то?
— А то как будто сам не знаешь! — усмехнулся тот. — Что за карусель вчера тут у тебя крутилась? А? Соседей всех перебудил... — Он покосился на Жугу, на Дьердя, спящего в углу. — А вы кто будете такие?
— Странники прохожие, — ответил за обоих Атанас. — Пустил я их вчера заночевать.
— Ага... Заночевать, значит... Так-так...
Пятная дегтем от сапог скобленый пол, староста направился к полатям.
Дьердь приподнял с лежанки перевязанную голову.
— Что за шум? — спросил он, сморщился и сел, нашаривая саблю в изголовье. — Кого там принесло? Начальство что ль какое, деревенское?
Богдан поспешно сдал назад.
— Ну ты, не очень-то! не очень! — он нахмурился, поправил за поясом плеть — короткий кожаный канчук. — Ты кто таков? Почто башку тряпицей замотал? Боишься, как бы не признали ненароком?
— Ты погоди кричать, — вмешался Жуга. — Незрячий он. В охране службу нес у графа одного, боярина вельможного, там зрение и потерял.
— У графа, говоришь... Ну, ну... — Богдан шагнул к печи. Приподнял одеяло. — А этот?
Жуга медленно встал.
— Парнишка там. Собаки его покусали. Не тревожь.
— А ты мне не указывай! — огрызнулся тот. Всмотрелся пареньку в лицо. — Не наш, вроде... — пробормотал он. — Точно говорю — не наш... Ночью, стало быть, прибежал. Ну-ка, вставай! — Он наклонился и потряс мальчишку. — Ты чей? Откуда?