Александр РомановОсенний марафон
Я плыву на катере,
крою всех по матери —
отчего же, отчего
нет воды в фарватере?!
Часть перваяКОМЕНДАНТ ПАНИКИ
Гражданин, пожелавший остаться неизвестным, подарил Государственному банку на любые нужды, по усмотрению последнего, двести сорок шесть тюков золота, серебра и драгоценных камней общей стоимостью в три миллиарда четыреста шестьдесят семь миллионов сто тридцать пять тысяч семьсот три рубля восемнадцать копеек.
Глава 1«ХРАБРЫЕ ПЛОТОВЩИКИ»
И если б водку гнать не из опилок,
То че б нам было — с пяти бутылок?
Когда я понял, что мне это не снится, что я действительно просыпаюсь на кровати в теретской гостинице, — мне захотелось выматериться. Но было поздно: я проснулся окончательно и на собственном опыте убедился, что одно из самых изуверских проклятий — это: «Чтоб тебе помереть, не похмелившись!»
Голова от тяжести раскалывалась. В висках, ушах, глазах точно иглы сидели — не шевельнись! С телом тоже что-то такое было… Но что — я уже не понял.
Потому что трудно ощущать, что у тебя там с руками и ногами, когда взбесившийся желудок начинает, пульсируя, подыматься по горлу. С целью не иначе как пойти прогуляться на свободе. Совершенно самостоятельно.
Тут уж, я думаю, и покойник резво вскочит на ноги: успеть добежать до ближайшего подходящего места. Вот только, поскольку я был не покойник, мне пришлось хуже.
Я сумел лишь перегнуться с кровати. Испытав при этом противоестественное прямо-таки наслаждение: я смог двигаться! А кроме того, обнаружил, что кто-то, оказывается, уже позаботился о необходимом.
Возле кровати стояла большая лохань. Частично заполненная… этим самым. Похоже, я уже не первый раз выполнял упражнение, называемое у нас на Земле «пугание унитаза».
Не буду описывать хорошо знакомую многим голую физиологию. Достаточно сказать, что пока мой пустой желудок заходился в конвульсиях, я не замечал ничего вокруг, свесив голову над лоханью.
Но когда рвотный приступ постепенно затих и я сумел втащить тяжеленную башку обратно на плоскую часть кровати, — краем глаза заметил, что в комнате кто-то есть еще.
Огромного труда мне стоило переложить мой «сосуд скудельный» так, чтобы глаза повернулись в нужную сторону.
Ох.
Лучше бы я этого не делал!
Лучше бы я вообще не просыпался!
И лучше бы я так во сне и помер бы и больше бы никогда не возвращался в этот мир.
В комнате находилась дама.
Более того, в комнате находилась очаровательная дама!
В дорогом костюме для верховой езды. Замечательно обрисовывавшем ее изумительно стройные ноги. С роскошной гривой темных волос. И с глазами, способными прожечь насквозь и куда более здорового несчастного, чем я.
Все остальное у дамы было тоже, как говорится, «хай класс». Что только усиливало разрушительный эффект. Ох, подумал я в тоске, закрывая глаза, которые от стыда так защипало, что на них вот-вот готовы были навернуться слезы: ну что ж я раньше-то не сдох?! Как хорошо-то было бы!..
— Сударь! Потрудитесь задержаться на этом свете! — Голос незнакомки заставил меня несколько разозлиться. Отчего я даже чуть ожил.
Вот только бодрости мне это не прибавило. По всему телу побежали противные маленькие мурашки. Что уже по старому опыту говорило мне о начинающемся отходняке, о каковом я как-то вовсе не подумал, пустившись в грандиозную пьянку по прибытии в Терет.
И сейчас, откровенно говоря, я, без шуток, испугался. Потому что надо было как-то справляться с последствиями похмелья, точнее — натурального алкогольного отравления, — а я даже толком не мог рукой пошевелить. Не говоря уже о том, чтобы лезть в какой-то мешок или хотя бы карман.
Я лежал разбитый и абсолютно беспомощный и чувствовал, что этого… утра? дня? вечера?.. Одним словом — этого пробуждения я точно не переживу. Мир с каждой секундой становился все более мерзким.
«А потом далеко, в конце проспекта, появился и начал медленно приближаться отходняк…» Пропади оно все пропадом! Ох, знал Пелевин, что писал, знал!
— Вы меня слышите, сударь? — безжалостно продолжала допытываться дама. Как будто не могла найти другого, более подходящего времени для своего визита. Дождалась бы, когда я проспался худо-бедно. Или бы — помер. Вот тогда бы и приходила.
А так ей, судя по всему, явно чего-то от меня надо. И необходимо срочно приводить себя в порядок, а у меня даже пальцы рук не слушаются — настолько координация движений расстроена. Ох, и погудел же я, право слово…
Да… Что-то явно происходило, раз меня явились приводить в себя столь неординарным образом. Кому бы я иначе понадобился? Отлежался бы и так.
Ну не могу я ничего достать — не получается! Руки не работают!
Не знаю, что бы я дальше предпринял, если смог. Но тут в комнате объявилось еще одно действующее лицо. На которое я в удивлении вытаращился:
— Б… Б… Брада. Чего ты тут делаешь? — удалось мне выдавить из себя.
Вместо ответа он протянул мне снятую с принесенного им подноса кружку. В кружке до краев плескалось пиво.
— Выпейте, сударь. Это вам поможет.
Совет был хорош. Хотя бы потому, что я уже приближался по состоянию к тому знаменитому персонажу Лебедева, который страшно хотел похмелиться, но от дрожи никак не мог попасть в рот стаканом.
Я обычно не похмеляюсь. Не знаю уж отчего — бзик у меня такой. Слышал когда-то, что это первый признак алкоголизма. Но в данный момент было явно не до того.
С трудом, но я все-таки выпил.
О-о…
— Итак, сударь, вы теперь в состоянии говорить? — обратилась ко мне дама, выждав паузу, за время которой старое народное средство начало действовать. Мне и в самом деле полегчало.
— В состоянии, — сказал я, отбрасывая одеяло и садясь. Поскольку лежал в постели одетый по всей форме.
Но, как оказалось, — только сверху до половины. То есть — до пояса. Маскировочная пятнистая куртка и кевларовая поддевка на мне были. А вот штанов и всего остального — не было.
Да чтоб ты все пропало!
Шипя, как вода на сковородке, я забрался обратно под одеяло (причем с куда большими трудностями, чем вылез) и лихорадочно огляделся в поисках штанов. Хор-рош гусь!
К счастью, дама оказалась если и действительно дамой — то есть благородного сословия, — то с достаточно крепкими нервами. Никаких демаршей в виде воплей, визгов или обмороков с ее стороны не последовало. Что ж, может быть, это не так уж плохо.
Штаны нашлись на столе, в паре метров от кровати. Почему-то именно туда забросила их моя прихотливая фантазия. Я молча указал Браде на них взглядом.
Он понял. Дама же, напротив, провела явную демонстрацию непонимания, продолжая сидеть и пялиться на меня. А могла бы ведь и догадаться выйти в коридор.
Хотя, впрочем, может быть, у нее такой стиль? Не спускать глаз с потенциальных клиентов, или с кем там она обычно имеет дело, с целью сразу дать понять, что никаких уверток не потерпит.
Пришлось одеваться под одеялом. Проклятие!.. Как оказалось, несмотря на отсутствие штанов, спал я тем не менее в ботинках. Бред какой-то, если подумать на здравую голову.
Но спать-то я ложился как раз в обратном состоянии. И тогда, похоже, все это было совершенно уместно.
Признаться, мне стало несколько не по себе. Я всего пару раз до того упивался до подобной кондиции. И, естественно, ничего не помнил о том, что я в те часы делал.
Но зато со стороны я на таких упившихся насмотрелся достаточно и представление о могшем происходить имел. Что отнюдь не улучшило мне настроения.
Скорее наоборот. Елки-палки, да с чего я так надрался-то? Я ведь никогда и гулякой-то особым не был. А тут — как с цепи сорвался. И, главное, не помню ничего.
— Сколько я гудел? — спросил я у Брады, избегая обращаться к незнакомке, чья личность начала казаться мне какой-то странной. Из-за ее поведения, не иначе.
— Что? — спросил Брада.
— Ну, пил я сколько? — повторил я вопрос в переводе на местный язык. Борьба с ботинками оказалась более затянувшейся, чем я предполагал, и это меня сильно доставало. — А то я толком не помню. Кстати, это — «Храбрые плотовщики»?
Так назывался постоялый двор, в который я завалился после доклада Словинецу. То ли потому, что стоял на берегу Терета, то ли по какой другой причине. Правда, плотовщики здесь водились.
— Да, это «Плотовщики», — подтвердил Брада. — А пил ты, то есть вы, сударь… — Он подсчитал что-то в уме. — Две недели.
Ого! Это, пожалуй, мой личный рекорд: как-то раньше мне не доводилось входить в такой глубокий «штопор». Вот только как я это умудрился проделать? Ничего не помню!
— Да-а… — только и оставалось мне сказать. Народное средство подействовало, и чувствовал я себя теперь совсем хорошо. — А пришли-то вы ко мне зачем? — решил я перейти к делу. — И… — Тут некоторое соображение, видимо, стало ко мне возвращаться, и я посмотрел на своих гостей внимательней: — Как вы меня отыскали?
Вопрос был своевременный. Уезжая из Терета с во́яками, я адреса своего никому не оставлял. Да и какого адреса?! Отправлять всех к Словинецу — мол, передайте привет вашему секретному агенту?
И когда вернулся, никого не оповещал тоже. Какой смысл? Перед казначейским секретарем отчитался — и хватит.
Мне удалось наконец одеться. И обуться. Я поднялся со своей лежанки. И тут понял-таки — если не полностью, то уж наполовину-то точно, — в чем причина того, что я так отрубился.
По всему номеру в так называемом живописном беспорядке стояли, лежали, валялись и грудились пустые бутылки. Виноват — не все пустые. В углу сиротливо притулился целый ящик с шампанским.
О господи! Что я тут наделал?