Фредрика Фогельшё качает из стороны в сторону.
«Пьян как сапожник», — замечает про себя Малин.
— Ложись! — кричит она. — Лечь на землю!
И Фредрик Фогельшё ложится на живот в жидкую глину, а Малин застегивает наручники вокруг его запястий, которые он держит за спиной. Его классическое зеленое пальто от «Барбур» покрыто грязью.
От Фредрика Фогельшё несет спиртным. Он молчит, должно быть, ему трудно говорить прижатым к земле ртом.
— Ну и кому все это надо? — спрашивает Малин.
Но Фредрик не отвечает.
18
— Какого черта?
Харри держит руль слегка дрожащими руками, когда они возвращаются обратно в Линчёпинг мимо глянцево-белых многоквартирных домов в районе Шеггеторп и большой фабрики «Арла»[28] в Тронбю. Им навстречу попадается репортерский автомобиль «Коррен». Даниэль? Неутомимые, несносные стервятники!
— Я не знаю, — отвечает Малин на вопрос Харри.
Адреналин немного успокоился, головная боль и тревога проходят, а пьяный в стельку Фредрик Фогельшё надежно покоится на заднем сиденье автомобиля с радиосвязью. Малин не захотела брать его в машину Харри: им обоим нужно немного успокоиться.
Мимо проезжает машина службы новостей.
— Но может, — продолжает Малин, — он действительно имеет к убийству самое непосредственное отношение, решил, что мы все знаем, и поэтому бежал? В поле, под дождем…
— Или просто был пьян и запаниковал, когда мы хотели остановить его, — рассуждает Харри.
— Узнаем, когда допросим его. Но он вполне может оказаться тем, кто нам нужен, — отвечает Малин, а про себя думает, что здесь наверняка что-то не так, что не может быть все так просто. Или все-таки может?
Звонит телефон, на дисплее номер Свена Шёмана.
— Я слышал, — говорит Свен. — Странно. Это он, как ты думаешь?
— Возможно. Мы допросим его в участке.
— Этим могут заняться Юхан и Вальдемар, — говорит Свен. — А вы попытайтесь поговорить с Катариной Фогельшё. Надавите на нее, раз уж братец свалял дурака.
Малин было возмутилась, но потом успокоилась. Если кто и сможет вытянуть что-нибудь из Фредрика, так это Вальдемар Экенберг. Ведь Фогельшё ни слова не вымолвил, когда они вели его через поле и сажали в автомобиль.
— О’кей. Так мы и сделаем, — соглашается Форс. — Что-нибудь еще?
— Никаких особых новостей. Юхан и Вальдемар звонили кое-кому из тех, чьи имена и фирмы всплыли в бумагах Петерссона. Но это ничего не дало.
— Может, какие-нибудь любовницы у него были?
— Ничего подобного они не нашли, — отвечает Свен.
Катарина Фогельшё говорила с полицейскими по телефону и готова встретиться. И вот автомобиль Малин и Харри мчится сквозь вечерние сумерки по дороге Брукиндследен. В салоне тихо, оба они хотят прийти в себя, успокоиться перед новой встречей.
За окнами район Юльсбру. В справочнике Малин сказано, что он населен представителями высшего класса, как Коннектикут в Нью-Йорке. Но это не так, скорее здесь проживает хорошо обеспеченная верхушка среднего класса.
Виллы медиков теснятся друг возле друга. На первый взгляд типовые дома без претензий, однако достаточно просторные и роскошно обставленные внутри. Один из самых дорогих и престижных районов города, но в то же время довольно скромный по сравнению с Юрсхольмом в Стокгольме или Эргрюте в Гётеборге.
Проезжая мимо этих домов, Малин понимает всех тех, кто вырос в глуши и перебрался в центр, лишь только представилась такая возможность. В мир, где вершины выше, а ямы глубже, чем те, которые может предложить рядовому шведу, пусть даже и надменному толстосуму, обыкновенное захолустье.
Стокгольм. Она жила там с Туве, когда училась в полицейской школе. На первом курсе снимала через посредников квартиру в Транеберге.[29] Единственное, что она запомнила, — зубрежка и детский сад. Няни — молодые девицы, предлагавшие свои услуги в местных газетах, — просили дорого и не внушали доверия. Нищей одинокой маме нечего было делать в Стокгольме. Город, со всеми своими возможностями и секретами, был, казалось, закрыт для нее и все время насмехался над нею.
Конечно, с Йерри Петерссоном все было иначе.
Малин неоднократно предлагали работу в Стокгольме, в последний раз прошлым летом, когда открылась вакансия в уголовном отделе и шеф, некий Корман, вышел на нее. Позвонил сам, сказал, что знает о ее расследованиях, и спросил, не желает ли она сменить охотничьи угодья.
Им просто нужна была женщина, решила Малин.
Но тогда она жила с Туве и Янне, и все остальное не имело значения. Поэтому она отказалась.
И сейчас, в машине, проклинает себя. Начать новую жизнь — может, это как раз то, что ей было нужно? Или я сломалась бы в большом городе? Но ведь я сломалась и в маленьком, разве не так?
Или только почти сломалась?
Приемник работает. Малин попросила Харри не включать хоровую музыку, и он согласился на обычные, вполне пристойные радиосплетни.
Только что отзвучала песня американской рок-группы «Гранд Аркайвз», и теперь Форс слушает хриплый голос своей подруги диджея Хелен Анеман. Та говорит о жертве убийства. О Йерри Петерссоне, его смерть, похоже, ни в ком не пробудила ни жалости, ни скорби, ни каких-либо других чувств.
«Но ведь где-то есть человек, которому ты небезразличен, — думает Малин. — И этот человек должен знать, что с тобой произошло. Может, это твой отец, мы скоро поговорим с ним. У тебя не было ни сестер, ни братьев, а твоя мать умерла, насколько мне известно. Может, женщина или ребенок, даже если не твой?»
«Погиб один из самых богатых жителей этого города, — говорит Хелен. — Делец, по слухам, связанный с преступным миром, таинственная личность, о которой мы, по всей видимости, знаем совсем немного. Несколько лет назад он купил замок Скугсо, бывший в собственности у известной дворянской семьи Фогельшё… Вероятно, он был не без греха, но не заслужил такой участи. Или как вы считаете? Позвоните, если вам есть что рассказать о Йерри Петерссоне».
Далее всплывает голос Мадонны. Харри подпевает. Может, эта песня напоминает ему о Мартине в Ванкувере? Или о внуке? Или он поет ее со своим хором?
Они миновали район Юльсбру. Мелкобуржуазный, душный. Харри жмет на газ, и автомобиль набирает скорость. Они поворачивают.
Впереди гольф-клуб «Ландерюд», огромное, похожее на баллон здание, в котором размещается крытый драйвинг-рэйндж.[30] Райский уголок посреди осеннего ада, где вместо дождевых капель в воздухе носятся мячи для гольфа.
19
Мячи свистят под металлическими потолочными балками, гулко ударяясь и высоко отскакивая от стен здания, похожего на амбар в несколько сотен метров. Зал рассчитан на тринадцать игроков.
Удары металлических клюшек напоминают звуки пощечин.
Ведерко с пятьюдесятью мячами стоит двести крон — сумма, не представляющая проблемы для членов городских гольф-клубов.
Паттеры. Вуды.[31]
Йерри Петерссона ударили по голове тупым деревянным предметом. «Вряд ли клюшкой для гольфа», — думает Малин, приближаясь к стройной, высокой фигуре Катарины Фогельшё.
«Я буду на тринадцатом месте, внизу, у стены», — предупреждала их Катарина.
Она нисколько не удивилась тому, что полицейские хотят с ней поговорить, потому что знала, что произошло. Однако ей вряд ли известно о том, что только что вытворял ее брат.
Ожесточенные удары перемежаются с проклятиями.
Шары отскакивают от стен в разные стороны. Помещение напоминает бассейн: тот же гул, затхлый, сырой воздух, хотя и без запаха хлорки.
«Как можно добровольно согласиться провести здесь вечер?» — недоумевает про себя Малин, наблюдая, как элегантно размахивает клюшкой Катарина Фогельшё. В ее теле чувствуется сила и та уверенность в себе, которой будто с самого рождения отмечены люди ее круга.
Она поднимает металлическую клюшку, целится и бьет, сбрасывая с плеч напряжение. Клюшка делает изящный свинг[32] по мячу, покоящемуся на астротурфе.
«Низкий гандикап,[33] — замечает про себя Малин. — И она правша».
Катарина Фогельшё, похоже, почувствовала их присутствие.
Она останавливается, оборачивается, смотрит на полицейских, делает шаг с небольшого возвышения, на котором только что стояла, и протягивает руку. Малин думает, что когда-то Катарина, должно быть, была красивой, да и сейчас ее, пожалуй, можно назвать такой. У нее острый, как у брата, нос и изящно очерченные скулы, разве что морщин на лбу слишком много, как и седины в светлых волосах длиной до плеч. Горестные морщины. Скорбные складки вокруг тонкого рта. Печальные глаза, полные непонятной тоски.
Сначала она приветствует Малин, потом Харри. Полицейские предъявляют удостоверения.
Катарина Фогельшё проводит одной рукой по лбу, и Малин замечает, что она всего на каких-нибудь пять лет старше ее самой. «Возможно, ходила в ту же гимназию, что я или Йерри Петерссон, если только не училась в Сигтуне или Лундсберге».[34]
— Мы можем побеседовать здесь? — спрашивает Катарина Фогельшё, опираясь на клюшку. — Или пойдем в ресторан?
— Можем и здесь, — отвечает Малин. — Вы ведь знаете, о чем мы хотим с вами поговорить? Я не успела сказать этого по телефону.
— О Йерри Петерссоне, это я поняла.
— И о том, что ваш брат попытался сегодня от нас убежать.
Рот Катарины Фогельшё открывается, бровь быстро поднимается вверх, но лишь на несколько секунд, после чего она приходит в себя.
— Что сделал мой брат?
Малин рассказывает об их погоне, о том, как Фредрик попытался скрыться, когда они хотели поговорить с ним, и о том, что сейчас он на допросе в участке.