Расплывчатое заявление ни к чему не обязывало и ничего не обещало, и Алиенора понимала, что ответ тщательно обдуман.
В ходе партии она с наслаждением бросила все свои умственные силы на противостояние Генриху. Их словесная пикировка тоже приносила удовлетворение, а особо острые выпады сглаживались только что установленным перемирием. По-видимому, и мужу их встреча не была в тягость. Алиенора осознала, что, несмотря на целую свиту придворных и множество людей, с которыми короля связывают длительные отношения, он одинок. Король на троне. Он изгнал свою супругу, свою королеву, с ее трона, но никто не смог заменить ее. Тем, кто пытался сыграть эту роль в ее отсутствие, например жена Гарри Маргарита, недоставало величия. Возможно, Генрих надеется вернуть ее обратно, но в то же время боится дать ей слишком много власти. Она должна быть полностью подчинена его воле.
Алиенора играла решительно и продуманно, и в конце концов дело завершилось патовой ситуацией. Генрих иронично усмехнулся, вставая.
– На сегодня достаточно, – сказал он. – Завтра я выиграю.
Она приподняла брови:
– Ты так уверен в этом?
С негромким смешком король ответил:
– О да. Я всегда говорю только то, в чем полностью уверен.
Когда он ушел, Алиенора еще посидела перед догорающим огнем, кутаясь в меховую накидку и допивая вино. Она-то давно поняла: ни в чем нельзя быть уверенным.
Глава 16
Винчестерский замок,
сентябрь 1182 года
Алиенора подошла к колыбели и посмотрела на своего младшего внука, пускающего пузыри в мягкой овчине. Нянька недавно покормила его, и он был вполне доволен собой и окружающим миром. На круглой макушке и бровках поблескивали тонкие золотисто-каштановые волосики. Глаза голубого цвета, как у всех младенцев, и мягкие, еще неопределенные черты лица. Тем не менее крепкое сложение порадовало Алиенору, и она улыбнулась.
Дочери уже подарили ей внуков, но знала она о них только по письмам и известиям через гонцов. Правда, это положение дел вскоре может измениться. Ее дочь Матильда, герцогиня Саксонская, вместе с мужем и тремя детьми была отправлена в изгнание из-за разногласий с их сюзереном, римским императором. Они нашли приют в нормандских владениях Генриха. Сам король принимал активное участие в переговорах, стремясь вернуть их домой. Но на дипломатию требуется немало времени.
Сладкую боль причиняло Алиеноре знание того, что Матильда с детьми так близко и все же недосягаема. Их с Генрихом перемирие не простиралось настолько, чтобы она могла пересечь Узкое море и увидеться с ними.
– Чудесный мальчик, – сказала королева Изабелле, и младенец наградил ее за эти слова беззубой улыбкой.
Невозможно устоять перед желанием вынуть его из колыбельки, подержать на руках это бесценное маленькое существо. Давно она не нянчилась с малышами, а этот казался воплощенной невинностью, несмотря на обстоятельства его рождения, о которых все предпочитали молчать.
– Такого добродушного характера ни у кого не встречала. – Изабелла тоже улыбалась, но вид у нее все равно был измученный. – Не понимаю только, почему Иоанн настоял на том, чтобы сына назвали Ричардом. И Генрих одобрил.
Алиенора отнесла мальчика к окну, поближе к свету:
– Кто знает, почему Иоанн делает то, что он делает? Можно только гадать. Моя догадка такова: в качестве графа Пуату Ричард проявил себя талантливым полководцем и настоящим мужчиной, и если этот мальчик вырастет похожим на своего дядю, то достигнет больших высот. – Она погладила младенческую щеку и подумала, что ребенок – это то, чего нет пока у Ричарда, и вполне в духе Иоанна было назвать сына именем брата, чтобы лишний раз уколоть его. – Как чувствует себя Белла?
Графиня поджала губы:
– Ей пришлось нелегко. Роды затянулись, потому что малыш крупный. Его сразу же отдали кормилице, и дочь почти не видела младенца – так лучше. Амлен получил хорошее брачное предложение от Роджера де Ласи. Он уже в возрасте, спокойный и порядочный мужчина.
– Что говорит сама Белла? – Алиенора ласково потрепала внука по волосикам. Когда он ответил сияющей улыбкой, ее окатило волной счастья.
– Она сделает то, что ей велят, – безжизненным тоном произнесла Изабелла. – Дочь понимает, что выбор у нее ограничен и что если хочет когда-нибудь добиться прощения Амлена, то должна вести себя безукоризненно. Недостаточно быть просто хорошей, нужно быть идеальной – ради нее самой и ради младших сестер. Пока она находится в Шафтсбери со своей тетей.
У королевы сжалось сердце. Уж она-то не понаслышке знала, что такое быть узницей. Но девочка сама выковала себе кандалы, когда решилась совершить то, что совершила. Алиенора чувствовала себя виноватой, ведь в этом был замешан Иоанн, который повел себя бесчестно. Но что она могла поделать?
– Я благодарна тебе за то, что ты привезла внука. Вы уже определили его дальнейшую судьбу?
– Он будет воспитываться в Вудстоке, вместе с ребенком Иды де Тосни, – сказала Изабелла. – Я как раз везу его туда.
– Вы не оставите его у себя?
Изабелла покачала головой:
– Это было бы неразумно, и все равно Амлен не позволил бы. Он… – Слезы заблестели у нее на ресницах. – Ах, пусть все идет, как идет. Время залечит раны. Это единственное лекарство.
Но останутся шрамы, в том числе и на их дружбе, несмотря на то что теперь их кровь смешалась в венах этого ребенка.
На следующее утро Изабелла выехала в направлении Вудстока вместе с малышом и кормилицей. Алиенора махала им вслед с принужденной улыбкой и тяжелым сердцем. Да, случаются вещи и похуже, но пройдет много времени, прежде чем улягутся волны от этого происшествия.
Вернувшись в свои покои, она принялась составлять письмо епископу Вустерскому. Внезапно ее прервали сообщением о прибытии посланца от Матильды, ее дочери. Когда тот предстал перед Алиенорой, она с удивлением узнала в нем Роберта Лондонского, одного из приятелей Уильяма Маршала по рыцарским турнирам. Он был молодым рыцарем из королевской свиты, но успел доказать свое военное мастерство в сражениях. Такого человека не пошлют с малозначительной вестью. Надо быть готовой к плохому, сказала себе Алиенора.
Его лицо раскраснелось, глаза лихорадочно блестели. Когда он опускался перед королевой на колено, то чуть не упал. Алиенора забеспокоилась еще сильнее. И подумала, что с Гарри или Матильдой случилось что-то ужасное. Однако письма, которые вручил ей рыцарь, не содержали ничего, выходящего за рамки обыденных новостей. Роберт сказал, что собирался ехать в Англию по своим делам, а письма послали с ним, просто чтобы не упускать удобной оказии. Но при этом было заметно, что путешествовал он в спешке и явно хворал.
– Ты нездоров, как я погляжу.
– Ничего страшного, госпожа, простудился в дороге, – просипел Роберт. – Надо было уйти с палубы, когда плыл на корабле.
И тут он тайком от остальных сделал указательным пальцем жест, которым дал понять Алиеноре, что не может открыто передать ей все, что поручено. Ее любопытство возросло, а вместе с ним и беспокойство.
– Госпожа, я… – начал рыцарь, но согнулся пополам в приступе кашля – такого жестокого, что он едва мог дышать.
– Проследите за тем, чтобы этому человеку нашли удобное место для ночлега и приведите к нему лекаря, – велела Алиенора слугам, которые по ее сигналу почти волоком потащили Роберта из покоев. Задумчиво глядя ему вслед, королева гадала, чего ждать.
Попозже она проведала Роберта под предлогом милосердной заботы о его состоянии. Ему отвели хорошо освещенное помещение, которым часто пользовались писцы. Мужчина лежал на кровати из веревок, натянутых на деревянный каркас. Лекарь пустил больному кровь, чтобы утихомирить сжигающую его лихорадку, а потом распорядился обернуть его алым покрывалом, каковое также должно было поспособствовать выздоровлению.
– Как ты себя чувствуешь? – Алиенора движением руки остановила попытки Роберта встать при ее появлении.
– Как будто тысяча демонов играют в моем черепе на барабанах, госпожа, – ответил он слабым голосом и поморщился. – Но я надеюсь скоро поправиться благодаря Божьей милости и заботе, которую здесь получаю.
– Тебе нужно много пить. – Она взяла чашу с травяным настоем, стоящую у кровати, и помогла Роберту сделать несколько глотков.
Жидкость смочила пересохшее горло, и следующие слова дались рыцарю с меньшим трудом.
– Госпожа, я должен сказать вам… – Он бросил взгляд на слуг, занимающихся неподалеку своими делами; они вполне могли услышать разговор королевы с больным. – Я должен сказать вам, сколь велика моя признательность за вашу доброту.
На сундуке у кровати стояла чаша с водой и лежала тряпица для обтираний. Алиенора велела одному из слуг принести свежей воды, а второму – отыскать чистую тряпку.
– Итак, – произнесла она, как только они остались наедине, – что вы должны сообщить мне такого важного, что пришлось отсылать прислугу?
Он прокашлялся:
– Меня отправил к вам Уильям Маршал с сообщением о том, что люди из окружения Молодого Короля обвиняют его в тайной связи с Маргаритой. Они утверждают, будто Маршал захватил место милорда как в спальне, так и на турнирном поле.
Алиенора пришла в ужас:
– Но это же чудовищная нелепость!
Рыцарь опять закашлялся, морщась от боли:
– Клянусь собственной жизнью, госпожа, это неправда! Маршал – честный человек, который скорее умрет, чем совершит что-либо подобное. Его оклеветали, и он попросил меня донести это до вас, чтобы ни тени недоверия не возникло между вами и чтобы никакое бесчестье не запятнало вас, как оно запятнало его репутацию. – От жара у него выступили слезы на глазах. – Я бы не согласился передавать вам такую весть, но считаю, что вам необходимо об этом знать, а еще о том, что Молодому Королю дают дурные советы.
– Я не верю ни слову из этих обвинений, – повторила Алиенора. – Уильям на такое просто не способен.
– Ему грозит изгнание из свиты Молодого Короля. Милорд больше не приглашает его к своему столу. Он запретил придворным общаться с Маршалом, положение которого становится опасным.