Алиенора отлично знала, сколь переменчива бывает жизнь при дворе, где различные фракции борются за влияние и стремятся уничтожить соперников всеми правдами и неправдами. Уильям с его военной доблестью, галантностью, близостью к наследнику трона давно был объектом черной зависти придворных. Он имел значительное влияние на Гарри, и если лишится своего положения, на освободившиеся место бросятся другие – которые, в отличие от Уильяма, ничем ей не обязаны.
– Боюсь, у Молодого Короля плохие советчики, – передохнув, продолжил рыцарь. – Уильям говорит, что будет искать справедливости у короля Генриха, когда двор соберется в Кане на Рождество. Но если для него это обернется не лучшим образом, что можно будет сделать?
Алиенора нервно постукивала пальцем по столешнице. Обращение к мужу не принесет ничего хорошего, потому что у короля двойственное отношение к Маршалу. Он запросто может сделать из него козла отпущения, а может и защитить от клеветников. Все будет зависеть от сиюминутных политических соображений. Более того, Генрих только обрадуется, если Гарри лишится своего самого толкового и преданного соратника.
– Когда ты поправишься, – сказала она Роберту, – возвращайся к Уильяму и передай, что у меня есть голова на плечах – подобным глупостям я никогда не поверю. Он навсегда заслужил мое доверие, и я сделаю для него все, что в моих силах.
Глубокое облегчение отразилось на лице больного.
– Благодарю вас, госпожа, благодарю!
– Я напишу королю и своему сыну. – Неизвестно, будет ли от этого какая-то польза, но как королева она вправе вмешаться. Уильям спас ей жизнь когда-то, и сейчас она сделает все, чтобы в свою очередь спасти от гибели его. – А как дела у самого Гарри? – Алиенора знала, что если старший сын стал прислушиваться к льстецам и обманщикам, то, значит, он растерян и ищет утешения в их угодливых речах. Эти люди сплетут из лжи такой гобелен, за которым он более не разглядит правды. Ему нужен Маршал, чтобы понимать реальность.
Роберт Лондонский отвел взгляд:
– Он здоров, госпожа, только слегка тревожится. Но это понятно, учитывая обстоятельства.
Слуги, выполнив поручения, вернулись, и королева завершила беседу с рыцарем. Ей надо было о многом подумать. В ситуации с Маршалом таилась серьезная опасность и для нее тоже. Жизнь ее вошла в нормальную колею и была достаточно комфортна, чтобы породить беззаботное благодушие. У нее опять появились фрейлины, драгоценности и наряды. Ей разрешалось ездить на верховые прогулки, писать и получать письма, хотя она понимала, что вся переписка проверяется доверенными лицами короля. Такую жизнь можно сравнить с морем, которое на поверхности кажется гладким и безмятежным, тогда как глубины его полны стремительных подводных течений. Достаточно одного толчка, чтобы человек, ступивший в воду, упал и, захваченный этими течениями, безвозвратно сгинул в пучине. То, что Гарри тревожится, вполне объяснимо: его младшие братья управляют собственными землями и исполняют обязанности, которые для него остаются недосягаемыми. Алиенора сочувствовала ему и в то же время боялась за него. Старшему сыну нужен, очень нужен Уильям, не только для защиты от врагов, но и от самого себя.
Пока Роберт Лондонский боролся с недугом, Алиенора послала письмо Гарри, призывая его быть осмотрительным и продумывать политические последствия каждого шага. Написала она и Генриху, но в более сдержанном тоне, чтобы он не воспринял ее слова как вызов. В своем письме она сообщала, что до нее доходят странные слухи и что королю не следует доверять тем, кто их распространяет. Уильяму писать не стала. Роберт Лондонский на словах передаст ему то, что она сочтет нужным сказать, когда рыцарь будет готов двинуться в обратный путь. Еще Алиенора решила послать Маршалу золотое кольцо в знак своей веры в него. Он поймет, что это означает.
Глава 17
Винчестерский замок,
апрель 1183 года
Алиенора смеялась, глядя на возню четырех котят посреди цветочной клумбы. Самым смелым из них был золотистый полосатик с белоснежной грудкой и лапами. Он приподнял тощий задок, напрягся и прыгнул на двух других котят, шерсть которых была в простую серую полоску. Четвертый, почти полностью черный, за исключением белого пятна на лбу, притаился в листьях, выжидая удобного момента. Их мать, зеленоглазая красавица-кошка с пятнистой шубкой, умывалась на теплом весеннем солнце.
– Вот смотри, эти четверо совсем как мои сыновья, – сказала Алиенора Бельбель, которая тоже умилялась картиной. – Ричард, Гарри, Жоффруа и Иоанн. Даже не нужно пояснять, кто есть кто.
– Да, правда все понятно, – согласилась белошвейка. – И я не стану ничего говорить об их благородной матери.
Алиенора усмехнулась:
– Мудро, а не то я отругала бы тебя за дерзость. Возможно, я бы не отказалась поменяться с ней местами на какое-то время, только боюсь, кошка сочла бы обмен несправедливым. – (В этот момент кошка оторвалась от своего занятия и направила на женщин взгляд зеленых глаз.) – Смотри, она понимает, что я о ней говорю.
– Возьмите ее к себе в будуар, – предложила Бельбель.
Королева с сожалением покачала головой:
– Собаки не дадут ей житья, и она будет царапать ткани и стулья. Пусть остается здесь, на свободе.
– Неужели вы не захотите взять хотя бы одного из котят, когда их можно будет отлучить от матери? – Бельбель с вожделением смотрела на маленькие непоседливые комочки.
Алиенора опять засмеялась:
– Запереть в своем будуаре кота или мужчину – значит обречь себя на неприятности.
И мысли ее снова приняли серьезный оборот. Ее сыновья и так уже создали массу проблем. Она писала Гарри о ситуации с Уильямом Маршалом и получила в ответ лишь формальную благодарность за послание. О его мнении и настроении королева ничего не узнала. Те новости, что до нее доходили, либо были одобрены Генрихом, либо добывались окольными путями – через любопытных камеристок или осторожный подкуп прислуги и торговцев – и потому не внушали доверия. Вот как раз из таких источников Алиенора узнала, что Маршал обращался к королю за справеливостью, но безрезультатно. Его изгнали из свиты и удалили от двора, после чего он отправился в паломничество – помолиться мощам трех царей, которые хранились в Кельне, в надежде получить заступничество святых. Множество знатных баронов и принцев хотели привлечь Маршала себе на службу, только он всем отказывал на том основании, что его преданность Молодому Королю непоколебима. Алиенора догадывалась, что предан он не только Гарри, но и ей. Ну а то, что Генрих и Гарри могли хоть на мгновение поверить, будто Уильям затеял интрижку с Маргаритой, вообще выходит за всякие рамки. Маршал от природы не способен на коварство, да и Маргарита не относится к числу женщин, которые могли бы пробудить в опытном придворном вроде Уильяма такую страсть, что он потерял бы разум.
Алиенора слышала, что в Кане, во время рождественских празднеств, Генрих пытался заставить Ричарда и Жоффруа присягнуть на верность Гарри, чтобы немного смягчить растущее недовольство последнего, но только осложнил ситуацию. Жоффруа согласился принести присягу, а Ричард отказался, заявив, что как правитель Аквитании подчиняется королю Франции, а не своему брату. Гарри обвинил Ричарда в укреплении оборонительных сооружений в Клерво, которое находилось за пределами Аквитании, на землях Гарри. Они тогда сильно поссорились, и лишь с большим трудом, как слышала Алиенора, их удалось потом примирить. Ричард передал Клерво отцу и принес ему оммаж, но все эти постройки возводились на песке. Ее сыновья сражаются друг с другом, как эти котята, но с более серьезными намерениями. Алиенора не сомневалась, что Филипп Французский тоже подзуживает их, потому что чем больше они враждуют между собой, тем сильнее его позиции.
Бельбель все не могла отвести глаз от котят.
– Кот может порвать тонкую ткань, с которой ты работаешь, или запутать твои нитки для вышивания, – напомнила ей королева.
– Вы правы, госпожа, но они такие миленькие! Наблюдать за ними – сплошное удовольствие.
– Это не значит, что ты должна превращать удовольствие в палку для собственной спины. Я… – Она оглянулась – откуда-то из-за деревьев донеслись мужские голоса, резкие и громкие.
Кошка-мать перестала умываться и скользнула под куст мирта, и котята, уже понимающие, что такое опасность, поковыляли вслед за ней.
По дорожке к дамам направлялся Роберт Модит – быстрым шагом и в сопровождении трех стражников. Алиенора увидела суровое выражение его лица, и ей стало зябко.
– Госпожа, вы должны приготовиться к отъезду, – произнес Модит. – Король повелел, чтобы вы немедленно ехали в Сарум.
Алиенора уставилась на него в немом изумлении. Ничто не предвещало подобного требования. Она привыкла к жизни в Винчестере, и при мысли о возвращении в замок на вершине холма у нее сжалось сердце.
– Но почему? – наконец сумела выговорить она. – Почему король хочет этого?
– Госпожа, я не могу сказать, но обязан выполнить его повеление.
– У него должна быть какая-то причина. – (Модит промолчал, поджав губы.) – И я не готова. Мне надо собирать вещи.
– Все вещи вышлют следом за вами. Лошадей для вас и ваших фрейлин уже седлают. Госпожа, прошу вас, пойдемте. – Он жестом указал на дорожку.
– А если я не пойду? – Она смотрела на рыцарей, стоящих у Модита за спиной.
– Госпожа, умоляю, пойдемте с нами, – повторил он. – Это необходимо.
Алиенора постаралась скрыть растерянность за маской царственного презрения. Раньше она пыталась сопротивляться подобным приказам, но каждый раз это приводило к боли и проигрышу. В Антиохии, когда она отказалась ехать с Людовиком и заявила, что собирается развестись с ним, он ночью подослал к ней своих людей, и они похитили ее. Генрих был ничуть не лучше. Королева знала, на что способны мужчины. Высоко подняв голову, она проплыла мимо Модита к выходу из сада. Она ничего не предпринимала, только рекомендовала сыновьям быть осмотрительными в каждом их действии, прислушиваться к хорошим советам и по-доброму относиться друг к другу. Ее совесть чиста. Очевидно, случилось что-то плохое, что-то, о чем ей не позволено знать. Но Алиенора узнает, так или иначе.