Иоанн очень обрадовался встрече с сестрой, он усадил ее рядом с собой и делил с ней блюдо и кубок, называл дражайшей сестрицей и обещал, что поддержит ее в Тулузе, как только сможет. Иоанна купалась в заботах брата, и когда они стали со смехом вспоминать детство, Алиенора чуть не прослезилась при виде их родственной близости.
Рядом с Алиенорой сидел Уильям Маршал. Иоанн наградил его титулом графа Пембрука за помощь сразу после смерти Ричарда, и граф вознесся на самый гребень золотого королевского фавора. Маршал мягко флиртовал с Алиенорой, заставляя ее смеяться и пробуждая в ней эхо прошлых лет, когда она ощущала себя молодой и желанной. За столом в его заботе и внимании не было ни намека на ее возраст, и за это Алиенора тоже была ему благодарна.
– Должна сказать тебе спасибо за то, что ты поддержал моего сына, – проговорила она. – Без тебя и архиепископа Кентерберийского его путь к трону оказался бы более тернистым.
Уильям жестом велел слуге долить в ее чашу игристого вина.
– Он наш законный повелитель и зрелый мужчина. Я знал, госпожа, что вы и покойный король желали видеть его на троне.
– Еще не все улажено. В Аквитании пока спокойно, но в остальных владениях ситуация сложная. Продолжается конфликт из-за Вексена, и король Франции помогает Артуру, желая ослабить нас. Я сделала все, что могла, побеседовав с Филиппом и принеся оммаж за Аквитанию, но без участия Иоанна ситуация не изменится.
– Госпожа, я постараюсь донести это до короля, но у него свои представления о том, как действовать.
Их разговор прервался, так как Уильяма попросили спеть. Ему пришлось встать и выполнить просьбу. Его голос стал грубым с годами, но выводил мелодию чисто и проникновенно. Он исполнил песню, сочиненную дедом Алиеноры, прославленным поэтом. От прекрасной мелодии и стихов, описывающих радости весны, у королевы защемило сердце и выступили на глазах слезы, но это была сладкая боль, особенно когда Уильям дошел до последнего куплета и пропел его, не сводя с нее глаз.
Она открыта сердцем, свободна душой,
С ярким румянцем и золотыми волосами.
О Господь, что одарил ее всей этой властью,
Сохрани ее, ибо это – идеал.
В ту ночь она спала на широкой кровати, покрытой тюфяками из лебяжьего пуха и застеленной тончайшими льняными простынями, с Рихензой по одну сторону и с Иоанной по другую. Спала глубоко, без сновидений. Утром пробуждение было медленным; оттого что ночью почти не двигалась, все тело занемело. Рихенза к тому времени уже встала и занялась делами, но Иоанна еще лежала в постели и не спешила подниматься. Она сонно улыбнулась Алиеноре и протяжно зевнула, как кошка.
– Похоже, вчера в вине что-то было, – пошутила королева, сгибая и разгибая руку, которую за ночь отлежала до полной нечувствительности.
– Я просыпалась, чтобы сходить по нужде, и ты даже не шевельнулась. А у меня ребенок всю ночь вертелся, не давал спать. – Иоанна откинула покрывало, и когда она вставала с кровати, Алиенора заметила несколько свежих пятен крови на ее ночной рубашке и на простыне.
Иоанна обернулась на встревоженный возглас матери. В лучах солнца, лившихся через раскрытые ставни, под тонкой рубашкой просвечивал ее круглый живот.
– Думаю, нам стоит позвать повитуху и лекаря, – как можно спокойнее сказала Алиенора, чтобы не пугать дочь. – У тебя на рубашке немного крови.
Иоанна изогнулась и схватилась за подол посмотреть на пятна.
– Тебе не больно?
– Нет, мама. – Она приподняла рубашку. Между бедер виднелись размазанные следы крови. – Так уже было, пару дней назад, чуть-чуть потекло и перестало.
Вскоре явились врач и повитуха, они внимательно осмотрели Иоанну. Врач изучил ее мочу и объявил, что она здорова, но что ей было бы полезно выпить отвара ромашки с вином. К тому времени кровотечение прекратилось, и никаких неприятных ощущений Иоанна не испытывала, если не считать легкой озадаченности и беспокойства. Но и лекарь, и повитуха заверили ее, что ребенок жив и активен.
Пока дочь принимала предписанную ей ванну с теплой соленой водой, Алиенора отвела повитуху – даму Ортанс – в сторону и потребовала подробностей.
– Еще слишком рано что-то говорить, госпожа, – осторожно сказала женщина. – Все будет зависеть от самочувствия графини Тулузской в последние недели перед родами. Ей необходимо отдохнуть несколько дней в постели и никак не утруждать себя.
– Что значит – слишком рано что-то говорить? Что говорить?
Повитуха сложила ладони:
– Госпожа, ребенок лежит боком, но еще может повернуться. Так обычно и происходит, но… – Она замялась. – Но во многих случаях, когда ребенок лежит боком, перед родами бывают кровотечения.
У королевы от страха закружилась голова.
– А если ребенок не развернется правильно?
Карие глаза дамы Ортанс светились пониманием и сочувствием.
– Если все пойдет хорошо, ребенок сам развернется и родится живым и здоровым, но пятна крови указывают на то, что во время родов графиня Тулузская может потерять много крови. Поэтому ей надо как следует питаться и набираться сил, чтобы быть достаточно крепкой.
– Но если не все пойдет гладко?
Повитуха напряглась, но продолжала смотреть Алиеноре в глаза:
– Тогда кровотечение усилится, и когда начнутся схватки, только чудо спасет графиню и ее дитя.
У Алиеноры по позвоночнику пробежал зябкий холод.
– Оставь меня! – скомандовала она. – Этого достаточно. Иди.
Повитуха присела в реверансе и удалилась, и лекарь вслед за ней. Собравшись с чувствами, Алиенора вернулась к Иоанне, которая только что вышла из ванны. Ее волосы были заплетены в две тяжелые косы и заколоты на макушке, а выпавшие пряди прилипли к шее влажными завитками. Ее груди были округлы и полны, и живот тоже… полон жизнью и возможной гибелью.
– Ну вот, – с натянутой улыбкой произнесла Иоанна, – теперь я могу целыми днями лениться, и никто меня не станет отчитывать за это. И вы все тоже собирайтесь вокруг моей постели, устроим еще один пир.
Алиенора заставила себя улыбнуться в ответ:
– То, что тебе нужно лежать, не означает, что ты не можешь шить или диктовать письма, девочка моя. Я намерена нагрузить тебя делами в полной мере.
Иоанна состроила гримасу и рассмеялась:
– Иначе и быть не могло. Но на самом деле без работы я быстро соскучусь. Мне и правда надо написать мужу, где бы он ни был, и сообщить о том, как у меня дела.
– Вот именно, это твоя наипервейшая задача. Иди сюда, я причешу тебя. – Алиенора взяла в руки костяной гребень Иоанны.
– В детстве я обожала, когда ты расчесывала мне волосы, – призналась дочь, садясь к матери спиной. – У тебя это получалось лучше, чем у любой служанки или фрейлины.
– Да, ты готова была сидеть вечно!
У Алиеноры сжималось горло, пока она трудилась над густыми, блестящими локонами дочери. Они не выдерживали сравнения с пламенеющей гривой Рихензы, но все равно были красивы. Алиенору переполняли ужас и желание защитить дочь, хотя она знала, что все в руках Господа.
В последующие дни кровотечения продолжались с небольшими перерывами, и к исходу недели стало ясно, что симптомы не исчезают и, несмотря на покой и теплые ванны, Иоанна теряет все больше крови. Дама Ортанс излучала уверенность, когда говорила с Иоанной, но стоило ее подопечной отвернуться, как на лице повитухи появлялась все возрастающая обеспокоенность. Ребенок так и лежал боком, признаков, что он поворачивается, не было, и потом, на это уже просто не осталось времени.
На второй неделе, также не принесшей улучшения, Алиенора вместе с дамой Ортанс подошла к постели Иоанны. Присев на покрывало, она двумя ладонями взяла руку дочери:
– Нам надо кое-что сказать тебе, кое-что неприятное, но ты должна знать, чтобы быть готовой.
Иоанна переводила взгляд с матери на повитуху. В ее глазах росла тревога.
Дама Ортанс опустилась в реверансе:
– Госпожа, ребенок лежит боком в вашей утробе. Его головка здесь, – она показала на левую сторону живота Иоанны, – а ножки здесь. Это неправильное положение, именно поэтому у вас кровотечения.
Когда Иоанна осознала услышанное, ее тревога возросла.
– Разве нельзя как-нибудь повернуть ребенка?
– Сейчас это очень трудно сделать, госпожа, и вряд ли получится.
– Но если ребенок не повернется, как он сможет родиться? – Иоанна посмотрела на мать.
Алиенора сжала ее руку:
– Ты должна молиться Господу Всемогущему, и Пресвятой Деве, и святой Маргарите, покровительнице рожениц.
Дочь сглотнула.
– Ты хочешь сказать, что я обречена, – прошептала она. – Если ребенок не может родиться, то он умрет, и я умру вместе с ним. Я не смогу дать ему жизнь, вот что значат твои слова.
– Заранее нам ничего не известно, любовь моя, – возразила Алиенора, – но ты должна быть готова к такому исходу. Вот почему мы решили сообщить тебе, чтобы ты привела свои дела в порядок.
Иоанна приложила руку к животу и нашла точку, где повитуха показывала ей голову ребенка.
– И ничего нельзя поделать?
– Я буду с тобой, обещаю. – Алиенора не думала, что ее сердце может болеть сильнее, чем когда она потеряла Ричарда, но ошибалась. Сейчас оно разрывалось на кусочки. – Ты ни на миг не останешься одна. – Она притянула Иоанну к себе и прижала изо всех сил, будто ее объятия могли защитить дочь от судьбы.
В ту ночь, лежа в одной кровати, они обе не спали. Иоанна, которая весь день держала в руке крест и все еще сжимала его, тихо проговорила:
– Если ничего нельзя изменить, тогда я желаю умереть монахиней Фонтевро. Хочу принять постриг.
Алиенора села и в желтом сиянии лампады, подвешенной над кроватью, уставилась на Иоанну. Это дочь настояла на том, чтобы свет не гасили всю ночь, потому что свет означает жизнь. В глазах Иоанны бился страх, а челюсти были упрямо сжаты.
– Я хочу быть ближе к Богу, мама. Я хочу, чтобы Его свет сиял мне, когда я умру, и если я буду невестой Христа, то это поможет мне в той жизни. Разумеется, я больше не могу быть супругой Раймунда. – По ее щеке скатилась одинокая слеза.