– Потому что мы знакомы?
– Не обязательно. Просто был осторожен.
– Но… кто, по-твоему, убил Гору? Те же типы, что убили Арни?
Тут мне стало совсем нехорошо: Левандовский у меня на подозрении, возле дома Арни точно был он…
– Что ты делал сегодня вечером? – выпалила я.
– Тебя спасал. Неутомимо.
– А в перерыве?
– Что за идиотский вопрос? – нахмурился ясновельможный.
– Почему идиотский? Вполне естественный… – не сдавалась я, уже сообразив, какого дурака сваляла.
– Хороша благодарность за спасение! Она меня еще и подозревает. Любопытно, с какой стати? – разозлился он и потащил меня к выходу.
Когда он навесил замок, я наконец-то догадалась спросить:
– Мы что, не будем звонить в полицию?
– Я – не буду. А ты – пожалуйста. Не забудь рассказать и все остальное. Впрочем, если и забудешь, они непременно докопаются до главного. А главное у нас что? Ограбление Кудрявцева.
– Не запугивай меня, – огрызнулась я.
– Очень надо, – фыркнул он.
Я вытерла слезы и продолжила:
– Не могу я его там оставить, – вышло жалобно, хотя я к этому не стремилась. – Это не по-человечески как-то…
Левандовский некоторое время хмуро меня разглядывал.
– Завтра утром позвоню в полицию. Инкогнито. Знаешь такое слово?
– Это по-польски?
Он улыбнулся:
– Идем.
И мы направились к машине. Выглядел ясновельможный задумчивым. То ли появление очередного трупа на него так подействовало, то ли была еще причина. Мое беспокойное сознание тут же выдвинуло идею: он понял, что я его подозреваю, и теперь прикидывает, как от меня избавиться. А что? Он убил Гору, а потом инсценировал покушение на меня, чтобы влезть в доверие. А стрелял его сообщник. Ага. Стася, к примеру. Господи, какая чушь лезет в голову.
Всю обратную дорогу мы молчали, в подъезд Левандовский отправился вместе со мной. На мой вопросительный взгляд буркнул:
– Надеюсь, злодеи на сегодня угомонились. Сил больше нет тебя спасать.
Он первым вошел в квартиру, убедился, что обошлось без гостей, и уже собрался уходить, когда я сказала:
– Ты мог бы остаться?
Кажется, он опять поперхнулся, но быстро взял себя в руки.
– Это предложение провести незабываемую ночь любви? – спросил ехидно.
– Еще чего, – возмутилась я. – Просто… я немного боюсь.
Так и было, вот только я успела забыть, что бояться в первую очередь следовало его.
– Отправляйся к Стасе.
– Это не она в кладовке сидела?
– Н-да… зато вдвоем веселей.
Он огляделся, вроде бы что-то искал.
– Надеюсь, полотенце для меня найдется? Про тапочки не спрашиваю…
– Конечно, найдется, – засуетилась я. – И тапочки есть. От квартирантов остались…
Через полчаса мы пили чай, сидя в моей гостиной. Я принесла от Стаси шарлотку, а также мужской полосатый халат, с рассказом о гибели Горы решив повременить.
– Осталось от моего последнего увлечения, – передавая его мне, заявила старушка. – Бездна восхитительных воспоминаний.
– Непременно мне расскажете, – невероятно заинтересовалась я.
– Потом. Нельзя заставлять мужчину ждать. Они на это просто не способны. У меня есть шампанское и прекрасный крабовый салат.
– Стася, у нас не свидание.
– А что? Зоська, не будь дурой. Долой условности, – рявкнула она. – Жизнь дается только раз.
– Индусы с этим не согласны.
– Что они понимают. Кстати, об индусах. Может, возьмешь «Камасутру»?
– А у вас есть? – обалдела я.
– Конечно. В моем возрасте так мало плотских радостей. Сама подумай, не порнографию же мне смотреть.
– Не вижу разницы.
– Порнография – это не интеллигентно, – отрезала Стася и сунула мне в руки пластмассовую корзинку с шампанским, салатом и коробкой шоколадных конфет.
Нагруженная всем этим, я вернулась в свою квартиру. Левандовский в это время принимал душ. Я постучала и, когда он отозвался, крикнула, что Стася прислала ему халат – драгоценную реликвию, и повесила его на ручку двери. После непродолжительных размышлений я сунула шампанское и салат в холодильник, решив, что обойдемся шарлоткой. Чего доброго, ясновельможный и вправду решит, что я его соблазняю.
Разговор не особо клеился, наверное, из-за усталости, да и убийство Горы не располагало к болтовне. Левандовскому я постелила на диване в гостиной и отправилась в спальню. Дверь оставила приоткрытой, хотела знать, чем будет занят этот тип. Потом подумала, вдруг он расценит это как приглашение, чертыхнулась и собралась дверь закрыть, но тут же засомневалась: тогда он точно решит, что это было приглашение, которым он не воспользовался, и теперь я на это обиделась. В общем, полный кавардак в голове. К счастью, волнения этого дня даром не прошли и уснула я быстро.
Проснулась ближе к утру, вспомнила про Левандовского, в первое мгновение решив, что все мне попросту приснилось, и заглянула в гостиную. Он спал, отвернувшись к стене, я почувствовала что-то вроде умиления, и тут рука его скользнула под подушку и там замерла, а я потрусила к себе, уверенная: под подушкой у него оружие.
Разбудила меня Стася, грохоча в кухне посудой.
– Левандовский ушел? – появляясь там и вместо ясновельможного обнаружив соседку, спросила я с некоторой досадой.
– Меня это не удивляет, – ответила Стася и поджала губы.
– Вы его видели?
– Зашел ко мне. Выглядел глубоко несчастным.
– С чего вдруг?
– Когда разбиваются надежды… Зоська, ты дура.
– Вы повторяетесь.
– Если это из-за твоего Геры… Помяни мое слово, только зря на него время потратишь. Он скверный тип.
– Ваш шляхтич не лучше. Я же вам говорила…
Стася досадливо махнула рукой:
– Глупости. У меня чутье на людей. Еще никому не удавалось заморочить мне голову. Хотя был один парикмахер, из Херсона. Но у него тоже ничего не вышло.
– Оказывается, у вас весьма насыщенная жизнь.
– Я очень старалась, милая. Запомни главное: Геру – вон из головы и из сердца. Пан Левандовский мне про Гору рассказал, – вздохнула она. – Смотри, Зоська, что творится…
Как раз в этот момент в дверь позвонили, я поспешно открыла, почему-то решив, что вернулся Левандовский, и, увидев Германа, слегка растерялась.
– Привет, – сказал он, вошел и потянулся ко мне, но, заметив появившуюся из кухни Стасю, ограничился легким поцелуем в щеку.
– Помяни черта, и он тут как тут, – буркнула старушка и поплыла мимо нас со своей корзиной в руках.
– Шампанское… – улыбнулся Герман, в тщетной надежде наладить контакт.
– Ага, только не для тебя припасли.
Стася скрылась за дверью. А Герман пожал плечами:
– Она нас всегда недолюбливала…
Я вспомнила о разобранном диване и занервничала. Отправила Германа в кухню, а сама кинулась в гостиную. Постельное белье сложено, лежит на подлокотнике, диван в образцовом порядке. Сунув белье в ящик шкафа, я присоединилась к Гере. Странная манера являться, не предупредив. А если бы он застал здесь Левандовского? Ну и что такого? Во-первых, мне нечего скрывать; во‑вторых, я свободна от каких-либо обязательств.
Лишь только я вошла в кухню, Герман заключил меня в объятия. Поцелуй был долгим и страстным. Раньше у меня от его поцелуев голова шла кругом и подгибались ноги, надо полагать, от счастья. А теперь… что-то не так. И в этот момент я с удивлением поняла: прошлое вдруг перестало иметь значение. Плевать я хотела на то, что было. Герман не имел никакой власти надо мной, я физически ощущала освобождение, как будто чувствовала, как рвутся путы с громким свистом. И лихорадочно пыталась решить: неужто это из-за Левандовского? Господи, да при чем здесь ясновельможный? Или все-таки при чем? А может, все еще хуже, и никакой любви к старшему Купченко не было, а была лишь обида, которая не давала покоя, и теперь, когда Герман готов все вернуть, он мне стал неинтересен?
Занятая этими мыслями, я позволила ему увлечься, но некоторая заторможенность с моей стороны и Геру навела на кое-какие мысли.
– Что-то не так? – отстраняясь, спросил он.
Ответ на этот вопрос я пока не нашла и, сообразив, что в такой ситуации лучше обойтись слезами, аккуратно заплакала.
– В чем дело, милая? – прошептал он, целуя мою мокрую щеку, и от ласкового голоса, от его рук на моем теле тут же возникло чувство, будто мы фантастическим образом перенеслись на несколько лет назад и не было расставания, горьких ночей без него, но это чувство теперь вызывало раздражение. «Любовь прошла, завяли помидоры», – мысленно скривилась я. Вот она, судьба-волшебница: я дни напролет мечтала, как все вдруг вернется, все вернулось, но мне теперь это на фиг не надо. Мечты стоит формулировать как-то иначе, не то бог знает что получается.
В общем, плакала я уже по-настоящему, по своим угасшим мечтам. Герман смотрел на меня в легком недоумении, и я поспешно сказала:
– Все эти годы я старательно убеждала себя, что ты мне безразличен, – фраза не из лучших, но произнесла я ее вполне на уровне: с грустью и долей трагизма – намек на мои душевные раны.
– Прости, – с чувством шепнул Герман.
– Конечно, – улыбнулась я, ловко вывернувшись из его рук. – Дай мне время.
Такое развитие сценария Германа явно сбило с толку, он кивнул и тоже поспешил улыбнуться, а потом, точно спохватившись, заговорил:
– Я все понимаю, милая. Ты видела во мне врага все эти годы…
– Глупости. Я просто хотела забыть тебя. Как страшный сон. И боялась сюда возвращаться. Не зря боялась.
– Теперь все это позади, – утешил он.
– Хочешь кофе? – предложила я.
Он хотел в постель, это было так же ясно, как то, что я туда сейчас точно не собираюсь. Однако изменения в сценарии принял стоически.
– С удовольствием. Не возражаешь, если я сам его приготовлю? Помнится, кулинаркой ты была никудышной.
«Вот спасибо», – подумала я, весело хихикнув.
Он занял место у плиты, а я устроилась на подоконнике.
– Новости есть? – спросила, наблюдая за Германом.