стигает нас, как ветер настигает медленно плетущуюся черепаху. Иногда этот ветер проносится мимо, а иногда подхватывает нас и увлекает за собой, несмотря на все наше отчаянное сопротивление.
Так случилось, что Кристина кое-кого не заметила во время своей прогулки. Будь она повнимательнее, то обязательно увидела бы позади себя молодого человека, который не отставал от нее ни на шаг. Он наблюдал за Кристиной, как гиена наблюдает за намеченной жертвой, не отводя пристального, хищно-пытливого взгляда. В этом взгляде читалась любовь особого зверского свойства, не оставлявшего сомнений в намерениях того, кто умел так смотреть.
Так спокойно Кристина давно себя не чувствовала. Жизнь ее потекла просто и мирно. Все тревоги рассеялись. Она находила радость в повседневности, которая многих и многих, напротив, сильно и безнадежно угнетала. Утром Кристина завтракала в обществе молчаливой Зойки и вечно оптимистичной хозяйки квартиры. Анжелика Федоровна считала своим долгом посмотреть утренние программы, потому и вставала ни свет ни заря, шла на кухню и включала там маленький черно-белый телевизор. Попутно, разумеется, принималась хозяйничать, чем будила Зойку. Под их перебранку Кристина и просыпалась. Она даже будильник не заводила, потому как шум на кухне возникал в одно и то же время каждый день. Самым удивительным было то, что старухи бранились не из-за своих несовместимых характеров, а уж скорее по устоявшейся привычке, когда-то прижившейся, вросшей в их быт, в их мысли, слова и поступки. Они, словно две актрисы, продолжали играть друг перед другом какой-то спектакль, имевший для них, судя по всему, особый смысл. А уж первая премьера этого спектакля затерялась где-то в недрах промелькнувших лет. И даже они сами не смогли бы сказать, с чего все началось.
Кристина тоже к ним привыкла, как только поняла, что серьезных последствий размолвки двух старух не имели и не могли иметь. Иногда, чтобы «помирить» вдрызг, казалось бы, разругавшиеся стороны, она покупала фруктовый торт и вечером выставляла его к чаю. Иногда уловка удавалась, а иногда нет.
Так Кристина и жила. Ездила на работу на троллейбусах номер 1 и номер 2, гуляла во время обеденного перерыва в учрежденческом парке напротив детского сада, потом возвращалась домой. А вечером читала, попивая ромашковый чай (Зойка любила заваривать чай на травах, которые сама же летом и собирала). Иногда звонила Надя, звала куда-то на шашлыки, но Кристина неизменно отказывалась. Надя хоть и была старой школьной подругой, да и помогла с работой, но дружбы с ней у Кристины не получалось. Один-единственный раз Кристина, не желая казаться неблагодарной, съездила к подруге в гости. Когда схлынули первые восторженные «а помнишь?!», говорить стало не о чем. А больше всего на свете Кристина ненавидела натужное молчание, когда надо что-то говорить. Помня об этом, теперь уж сходу отказывалась, без зазрения совести придумывая разные отговорки.
И вдруг, как гром среди ясного неба, на относительно безоблачном горизонте появился Жора…
У детей был тихий час, и персонал садика садился в это время обедать. Кристина часто пропускала эти посиделки с беззлобными сплетнями на десерт, предпочитая гулять в соседнем парке неизвестного учреждения. И тут ее кто-то окликнул. Причем окликнул так, что Кристина вдруг задрожала как осиновый лист. Отчаянный, почти осязаемый ужас, похожий на вязкую прогорклую конфету, заставил пересохнуть горло.
— Рыжик!
Перед ней оказался обычный молодой человек в чуть затасканной куртке и свитере грубой вязки, но она видела гнусного урода, на лице которого нашли местечко все мыслимые пороки, зажигавшие его глаза бесовской веселостью.
Если бы у Кристины имелось хоть немного времени для передышки, наверное, она смогла бы не показать свой страх. Определенно смогла. Иногда у человека открывается второе дыхание или откуда-то из непонятных источников возникают невероятные силы противостоять любым напастям, включая дурные воспоминания. Под действием этих сил — даже если жизнь и не начинается с чистого листа — спасительный туман забвения окутывает то, на чем пристальный внутренний взгляд не хочет останавливаться.
Но Жора появился в неподходящее время, да он к не должен был больше появляться в ее жизни после того, во что ввязал ее, чему способствовал. Жора обязан был исчезнуть, провалиться сквозь землю, сгореть заживо, утонуть в ванне, попасть под машину, стать жертвой бешеной собаки или нарваться на врача-неуча. Но он стоял перед ней. Немного потрепанный, лишившийся своей пестуемой холености, что, впрочем, не мешало ему нагло и бесстыдно стоять перед ней и улыбаться!
Как он улыбался! Словно они расстались добрыми друзьями. Вид у него был самодовольный. Самое ужасное, что когда-то он ей таким нравился, несмотря на весь свой эгоизм в постели. Хотя нравилось не столько то, что он из себя изображал, сколько его жилистое и проворное тело. Помнится, она даже считала его неотразимым и мужественным. Причем умевшим показать эту мужественность с выгодной стороны. Как оказалось, Жора тщательно заботился только о первом впечатлении. На все последующие ему было глубоко наплевать.
— Замечательно выглядим! — оскалился Жора, окидывая Кристину взглядом, будто она только что сошла со сцены стриптиз-клуба. Этот взгляд был так окровенен и нелеп среди белого дня в пустынном осеннем парке, что Кристина ощутила прилив крови в лицу.
— Не твоими стараниями, — потупившись, почти прошептала она, сделав попытку пройти мимо.
— Эй, эй! Не так скоро, зайка моя! — смеясь, поспешил Жора за ней.
— Я не твоя зайка, — перебила его Кристина и с тревогой спросила: — Как ты меня нашел?
— Секрет фирмы. А вообще я тебя несколько дней пасу, Рыжик. Ты оказывается, перебралась в центр. Ты когда приехала?
— Тебя это не касается.
— Снимаешь квартиру?
— Не твое дело.
— Постой! Куда ты так спешишь? Дети, что ли, плачут? — заметил он с издевкой и встал у нее на пути, не давая пройти.
— Ну? Чего тебе? — Кристина, не показывая отчаяния, отступила.
— Радости хочу, — проворковал он, подходя ближе. — Радости общения со старой знакомой, которой я когда-то очень помог в жизни.
— Да уж… Помог, — дрожащим голосом отозвалась она. — До сих пор помощи твоей забыть не могу. Поэтому, прошу, уйди. Уйди, чтобы я тебя никогда больше не видела. Никогда!
— Рыжик, перестань. Давай поговорим, — в его голосе слышались знакомые заигрывающие нотки.
— Не о чем нам говорить. Сгинь! Понял? Удивляюсь, как у тебя еще хватило наглости явиться!
— Все еще злишься на меня?
— А тебя что, совесть заела? — зло засмеялась Кристина.
— Совесть? — задумался он и с нарочитым ироничным удивлением спросил: — А мне оно надо?
— Тебе? Как видно, нет. По поводу же моей обиды можешь не волноваться. Я не привыкла обижаться на душевно и умственно убогих. Обычно такие люди даже не понимают, что кого-то обидели. Да ты меня и не обидел вовсе. Просто продал. Как, многими уже за это время поторговал?
— Чуть потише можешь? — все еще улыбаясь, но в то же время тревожно осмотрелся ее собеседник.
— А что такое? Жорику страшно? Жорик боится дядей-милиционеров, которые могут посадить его в тюрьму? Бойся, Жорик, бойся. Потому что если ты не оставишь меня в покое, твои страхи вполне могут воплотиться в реальность.
— Все сказала?
— Ага. Все.
— Теперь слушай меня. Мне Хайнс недавно звонил. Просил выяснить, не приехала ли ты сюда. А если приехала, то сообщить ему об этом. Усекаешь, о чем речь?
Бум!
Грохнись рядом авиационная бомба, Кристина и ухом не повела бы, такой непереносимый ужас сковал ее.
— Что, все еще не горишь желанием видеть меня?
— Ты… ты… — слова замерзали на ее языке, и она ударила его в грудь. — Ты просто скот. Скот! Скот!
Жора схватил ее за руки и прижал к себе.
— Рад слышать, что ты меня по-прежнему высоко ценишь. Но прибереги свой темперамент для другого случая.
— Какого случая? — тяжело дыша, спросила она с ненавистью.
— В жизни бывают разные повороты, Рыжик. И, как мне кажется, я жду тебя на одном из них.
— Лучше я поверну обратно.
— Мой друг Хайнс ждет не дождется, — усмехнулся Жора. — Похоже, ты вела себя с ним очень и очень плохо. Он даже подозревает, что это ты вышла на полицию и сдала им его бизнес. У него большие неприятности и убытки, Рыжик. Из-за тебя.
— Была бы счастлива, если бы так и случилось. Отпусти руку.
— А если не отпущу? Закричишь?
— Не хочу доставлять тебе такое удовольствие, — ответила она с отвращением.
— А когда-то ты хотела этого больше всего на свете, — Жора привлек ее к себе и жарко задышал в лицо. — Я имею в виду доставить мне удовольствие. Помнишь?
— Ты совсем дурной, Жора, или как? — прищурилась Кристина.
— Я не дурной. Просто у меня сейчас трудное время… Хочу, чтобы рядом билось настоящее женское сердце. У тебя настоящее женское сердце, Рыжик? — он больно сжал ее руку выше локтя, при этом с жадностью глядя ей в глаза, словно очень хотел найти в них отражение ее боли. Не только физической, но и душевной.
Кристина стойко выдержала его взгляд, хотя ужасное беспокойство овладело ею. Да так, что в горле пересохло.
Если Жора и изменился, то явно не в лучшую сторону. Интонации его голоса, резкая, злая манера кривить губы, складки у глаз — все вопило об этом.
— Мне больно, — сказала она, стараясь освободиться от его железной хватки.
— Знаю. Нам всем иногда очень, очень, очень больно. Жизнь такая.
— Ты мне будешь рассказывать о жизни?
— Если хочешь, могу рассказать.
— Не хочу. Благодаря тебе я и так узнала слишком много. Одно интересно: как ты мог так поступить со мной? Как ты мог?
— Как? — Жора изобразил непонимание.
— Ты знаешь.
— Тебе нужна была работа. Ты ее получила. Что еще? Ты сама этого хотела. Неужели ты была такой наивной и ничего не понимала? Да все ты понимала. Все! Гувернантка в немецкую семью! Мне сейчас худо станет! Каждый дурак и каждая дура знают, зачем туда едут молодые девчонки.