Осенняя женщина (сборник стихотворений) — страница 4 из 9

Как долго собирался туч нарыв

На землю первым ливнем хлынуть

в раже.

Она ушла, его приговорив на смерть,

Вослед не обернувшись даже.

И стук шагов был слышен на квартал,

А может быть, на целую планету,

Когда он имя горькое шептал

Перед концом,

как свойственно поэту.

Метели мая

Декабрь в Ленинграде

Над пропастью Нового года

Невольно стихают шаги.

По стеклам сечет непогода.

Хватают за полу долги.

Сверлит пустоту полустанка,

Гремя про былые дела,

Состава консервная банка,

Не «Красная…» и не «…стрела».

Стрела Петропавловки шпиля

Осталась в декабрьском сне,

Где белые хлопья кружили

И дыбился конь Фальконе,

Где шепот взволнованный женский

Ожег поцелуями рот,

Где тенью стоял Оболенский

В каре взбунтовавшихся рот.

Литья антикварного прутья

Из голой брусчатки растут.

Наверное, Гришка Распутин

Когда-то прохаживал тут.

И пахла навозом и квасом,

Застыла веков старина —

И страшного судного часа

Ждала в полудреме страна.

От пропасти Нового года

Невольно попячусь назад.

Что там обещает погода?

Неужто зимою – гроза?!

Неужто ни в снах, ни в подпитье

Забвенья не встречу нигде?..

И чудится айсбергом Питер

На масляной Невской воде.

* * *

Май жестокий…

А. Блок

Когда наступает с душою разлад

И шрамы на теле,

Как часто метели метут невпопад,

Как часты метели.

И падает Радониц снег на гранит,

Растущий из тверди.

И ангел-хранитель уже не хранит

От скорби, от смерти.

Темна в облаках неживая вода,

Глубо’ка трясина.

И к отчему дому тропа не видна

Для блудного сына.

На склоне змеей ускользнувшего дня

Лукавый проснулся…

И ты отвернулась тогда от меня.

И Бог отвернулся.

* * *

Какое лето отстояло!

Какая осень отгорела!

Вот-вот снега, как одеяло,

Падут, настанет белым-бело.

И станет память, словно заметь

И павшая потом пороша.

И ничего нельзя исправить,

Итоги прошлого тревожа.

Я разгадал твои загадки,

Я разрешил свои вопросы.

Осенних волн стальные складки

Ломали берега откосы.

И будет пепел над кострами,

Да первый лед в провале следа,

И воск свечи, что в древнем храме

Растаял в жаркий полдень лета,

И серп моста над перекатом,

Колодца рубленого чаша,

А в нем вода, незримым ядом

Отравлена, как встреча наша.

И никнут ветви краснотала.

И рвутся в небо сосен стрелы.

Какие лето отстояло!

Какая осень отгорела!

Реквием жаркому лету

Мне лето в этот год не удалось.

Я ждал его, как утренней побудки.

Я брел к нему, простуженный насквозь —

Со Сретенья итожа дни и сутки.

Шел червень в разноцветье буйных трав,

Варился туч кисель из голубики;

Бесстыдное, подол листвы задрав,

Хмелело лето, солнечные блики

Пятнашками носились по воде.

На Тихона затихнул птичий гомон.

Хлеб выспевал на теплой борозде.

Был окоем распарен и огромен.

Гремели грозы, солнце жаром жгло,

Спалив лугов зеленую заплату.

А время шло… И вовремя пришло

К осеннему Андрею Стратилату.

Шла осень в караванах журавлей

И в криках лебединого изгона.

Над зябью перепаханных полей

Висела мглы свинцовая истома.

На перекрестье всех лесных дорог

Горел листвы чахоточный румянец.

Вставал октябрь – целителен и строг,

И благостен, как Радонежский старец.

Я предъявляю лету полный счет

За все, что не сбылось и не сложилось:

За то, что солнце больше не печет,

За то, что стынет кровь

За то, что был застигнут на беду

Холодной лаской позднего привета…

Любимая, ты слышишь, я уйду.

Но, видит Бог, опять вернется лето!

в прокисших жилах,

За то, что был застигнут на беду

Холодной лаской позднего привета…

Любимая, ты слышишь, я уйду.

Но, видит Бог, опять вернется лето!

Осенняя женщина

Светает. В овраге промокла заря.

Чернеет бессонная ночь за плечами.

Осенняя женщина – дар сентября,

Оборванной гроздью лежит на топчане.

Осенняя женщина, вереска цвет

Пришелся как раз на любви именины.

Я снова с тобой покупаю билет

Один на двоих – в никуда, в осенины,

Гремящие жестью опавшей листвы,

Усталых древес, промотавших

наследство.

И нам не уйти от недоброй молвы,

Не скрыть беспокойное пальцев

соседство.

Антоновкой пахнут пустые сады.

Печально кружит лебединая стая.

На ангельских крыльях прозрачной

слюды

Осенняя женщина в небо взлетает.

Осенние женщины, кто вас поймет?

Кому по плечу непростая награда?

И будет охота с борзыми и влет

На женщин окраса осеннего сада.

И будут звучать средь осенних страстей,

От грусти Успенья до свадеб Покрова,

Прощальные оклики диких гусей,

Как поздней любви заповедное слово.

* * *

Сыплет небо черными грачами,

А березы – желтою листвой.

Ты мне снишься долгими ночами

В кружеве дождя над мостовой.

Незабытый облик чист и светел.

Прядь волос упала на висок.

Что ж еще? Сентябрь на целом свете

Догорает, нежен и высок.

На закат несутся птичьи стаи.

Косяки тревожат глубину.

Белы сне?ги, словно горностаи,

Запорошат нашу старину.

А потом над этой стариною

Первопутьем ляжет ломкий лед.

И без слов, с поникшею спиною

Осень, словно женщина, уйдет

В никуда в фате из снежной ряби

С глаз долой, из сновидений прочь.

Что ж еще? Низки и мрачны хляби,

Непроглядна стынущая ночь.

И дожить пытаясь до рассвета,

В изголовье комкая плечо,

Я благодарю тебя и лето.

И тебя и лето… Что ж еще?

О прошлом

Я снова в прошлом,

прошлое болит

Тебе одной завещанною болью,

Той, что зовется вечною любовью

И прорастает меж забвенья плит

Пусть неприметным – скромным

горицветом

Бессмертником, зажженным

звездным светом,

Сорвавшимся с заоблачных орбит.

Я снова в прошлом,

прошлое подчас

Уводит в заповедное былое,

Гнетущее подспудной кабалою,

Таящейся в морщинах возле глаз —

Размытых бесконечными дождями,

Тоскующими вместе с журавлями

О юности, о нежности, о нас.

Я снова с прошлым

в прошлом остаюсь

Навеки у зеркального затона,

Где отразилось небо, как икона,

А на иконе губ твоих искус,

Где до зимы хотелось верить

счастью,

Но полынья сомкнулась волчьей

пастью

И замер мир…

И рухнул неба груз!

Говорят

Говорят, что жива. Говорят, что здорова.

Говорят, обо мне вспоминаешь с трудом…

И ни отчего крова, ни теплого слова —

Только боль,

да и ту бережешь на пото?м.

Не поженски смела, но поженски

упряма,

Ты не хочешь менять на безделье дела.

Мне дороже, чем ты, только старая мама,

Да и та от волненья за сына сдала.

Все кручинится: сын поседел в одночасье,

Стали скулы острее, а губы сухи.

Я плачу за шальное минувшее счастье,

За шальные грехи, за шальные стихи.

За весенние, летние, зимние звоны —

Соловьев, звездопадов, метельных порош,

За последней любви неземные законы,

За последней разлуки холодную дрожь.

Только будет светиться везде твое имя

И над миром вставать за восходом восход.

Мы не стали одним,

и под нами двоими —

Непохожими,

дрогнул губительный лед

Ледостава,

пришедшего после Покрова

Не по правилам,

именно в этом беда…

Говорят, что жива. Говорят, что здорова.

Говорят, что грустишь обо мне иногда.

Лубок

Когда листвы осенней олово

На деревах осины мается,

Стою, забросив в небо голову,

И вновь предзимье вспоминается:

И забереги, и закраины,

И мост, висящий коромыслом,

И месяц, звездами огра?ненный,

И растревоженные мысли.

В затонах стыли пароходики

Средь ивняка и краснотала,

А на стене стучали ходики,

Покуда стрелка не устала.

Как сиротливо стало в горнице,

В которую не воротиться.

Но ты была совсем не горлица,

А неухватная жарптица,

Которая меня не ба?ловала,

Чернила жизни узорочье,

То притворялась и обманывала,

То в сны подглядывала ночью.

И я, не в силах с этим справиться,

Завел совсем другие песни

И по окошку стукнул ставницей,

И в след услышал брехи песьи.

И свежевыпавшей порошею,

За горькой ягодой-рябиною

Ушел дорогой скоморошьею,

Надев рубаху снегириную.

Аллея Голицына

В предзимье хлопнувшая дверь,

Среди лесов – аллеи прочисть.

Ну кто бы взялся нам пророчить…

Где я теперь? Где ты теперь?

Промчавший високосный год