Практика науки о неудачах
Глава 5Мы встретили врага
Между стимулом и нашей реакцией на него есть время, за которое мы можем выбрать, как отреагировать. Именно здесь лежит наш рост и наша свобода.
Он поставил все свои деньги на экономический прогноз, который оказался абсолютно неверным. Предприниматель с завидной энергией и умом, получивший степень МВА в Гарварде, Рэй Далио научился ожидать успеха. Bridgewater Associates, инвестиционная компания, которую он основал в возрасте 26 лет, приносила феноменальную прибыль в течение семи лет, что сделало Далио востребованным экспертом в национальных программах деловых новостей, где обсуждались вопросы экономики или фондового рынка. Особенно он гордился своим умением точно предсказывать долгосрочные тенденции. В 1982 году, в возрасте 33 лет, он внезапно оказался не в состоянии оплатить счета своей семьи.
Далио был убежден, что экономика США движется к кризису из-за продолжающихся падений экономических показателей. Он прекрасно понимал, что его прогноз спорен, но тем не менее был абсолютно уверен в своей правоте, убедив себя, что большинство людей просто ошибаются. Далио пошел на огромный риск, вложив все, что имел, в ставку, от которой ожидал огромной прибыли. Но экономика США, вместо того чтобы войти в рецессию, начала один из самых длинных периодов роста в своей истории.
Читая эту книгу, вы уже поняли, что ошибки – это часть жизни в нашем сложном и неопределенном мире. Нет ничего постыдного в том, чтобы ошибаться относительно будущего. Независимо от того, насколько хорошо мы к нему готовимся и какие прогнозы строим, некоторые из них точно окажутся неверными. Спросите Томаса Эдисона. Или Дженнифер Хемстру. Без риска нет успеха, особенно в областях, где преобладают интеллектуальные неудачи. Но неудачу Далио нельзя считать таковой. Да, он искал возможности на новой территории и сделал подготовительную работу (мало кто лучше Рэя Далио разбирался в поведении рынка). Тем не менее, поставив все, что у него было, он упустил важный критерий – начинать с небольших рисков. Его ставка была слишком большой, чтобы считать эту неудачу интеллектуальной, учитывая неопределенность экономики на тот момент.
«Проигрыш был для меня как удар по голове бейсбольной битой, – вспоминал Далио. – Я разорился и был вынужден занять у отца четыре тысячи долларов, чтобы оплатить счета своей семьи. Что еще хуже, мне пришлось расставаться с ценными сотрудниками, и в моей компании остался только один человек – я». История Далио – одна из самых популярных историй о неудачах, с которыми я сталкивалась. Она также стала толчком к одному из самых драматических поворотов в личной жизни.
Сегодня Далио называет эту неудачу главной причиной своего последующего необыкновенного успеха, в том числе превращения его фирмы в крупнейший и самый прибыльный хедж-фонд в истории. «Оглядываясь назад, я понимаю, что этот провал был одним из лучших событий в моей жизни. Он опустил меня с небес на землю, заставил приструнить мою азартность и изменить мышление с помощью вопроса: “Почему я уверен, что прав?”».
Это очень важный вопрос. Хорошие неудачи, как и вся жизнь, требуют от нас активного смирения и любопытства – состояний, которые не являются естественными для взрослых. Почти автоматически возникающее чувство, что мы правы, ослепляет нас – и это снова про предвзятость подтверждения. Мы буквально не видим опровергающих доказательств. Иногда мы понимаем, что потерпели неудачу, но не хотим этого признавать. Рэй Далио в итоге воспринял свой крупный и публичный провал как подарок именно по этой причине – его невозможно было игнорировать: «Быть настолько неправым (и особенно публично) было невероятно унизительно и стоило мне почти всего, чего я добился в Bridgewater». У него не было выбора, кроме как вынести уроки из этой неудачи.
Большинству из нас не так повезло. Мы продолжаем работать и жить, испытывая трудности, не замечая или забывая о некоторых всем хорошо известных человеческих особенностях, которые затрудняют возможность учиться на ошибках. Отчасти проблема в том, что мы не хотим делиться своими неудачами с другими – давняя истина, которая сегодня усугубляется социальными сетями, – и это уменьшает способность выносить из неудач ценные уроки. А когда важная информация утеряна, мы обречены на повторение неудач, которые могли бы предотвратить.
Для некоторых, чтобы начать учиться на ошибках, нужно пережить значительную неудачу. Им необходимо, чтобы этот провал больно ударил по голове, только тогда, наконец, они могут остановиться и начать задаваться вопросом, где же именно они ошиблись. Провал Далио был разрушительным и с финансовой, и с интеллектуальной, и с эмоциональной точки зрения. В случившемся он мог винить только себя. Он привык к тому, что почти всегда оказывался прав, поэтому вся эта ситуация была невероятно болезненной. Но это еще больше помогло ему сформировать последующий подход к работе.
Но большинству из нас нет необходимости переживать грандиозный провал, чтобы научиться лучше справляться с обычными небольшими неудачами в повседневной жизни. Мы просто должны развить новый образ мышления, в котором предпочтение отдается не знанию, а обучению.
Кто? Я? Не может быть!
Для начала стоит заняться преодолением инстинкта искать виноватых. Может, вы помните детскую игру-песенку про печенье? Все поют: «Кто взял печенье из банки?», потом указывают на одного из участников, а он отвечает: «Кто? Я? Не может быть!» И так по кругу. Мы инстинктивно уклоняемся от вины. Вспомните трехлетнего сына моего друга Сандера, который сразу же закричал, что не виноват, когда отец зацепил зеркалом чужую машину.
В предыдущих главах рассказывалось о людях, которые с любопытством и стойкостью извлекали уроки из всевозможных неудач, многие из которых были интеллектуальными. Такие люди, как Джеймс Уэст, Дженнифер Хемстра и Кларенс Деннис, умело применили уроки, которые извлекли из своих болезненных неудач. Это стало частью построения успешной и полноценной жизни. Нам не свойственно с умом противостоять неудачам, но мы должны научиться это делать.
В этой главе мы рассмотрим, как наше спонтанное мышление затрудняет противостояние неудачам, даже интеллектуальным. А также изучим методы, которые могут помочь его изменить. Они одинаково полезны и для личной, и для профессиональной жизни. Их разрабатывали и применяли на практике психологи, художники, спортсмены, ученые и врачи. Методы объединяет одно: никто другой не сможет сделать это за вас.
Как мы связаны между собой
Наша неприязнь к неудачам изучается в различных областях – от нейробиологии до организационного поведения. Впервые я узнала о взаимосвязи динамики нашего мозга и социальных систем в 1987 году из книги Дэниела Гоулмана «Самосознание. Понять сильные стороны и ценности». Эта работа сразу меня зацепила. Гоулман писал о механизмах на трех уровнях: познании, групповой динамике и институциональных системах, которые усиливают друг друга и не дают нам видеть очевидные и нежелательные истины. Неудача, безусловно, является нежелательной истиной. Эти многоуровневые механизмы самозащиты повышают наше настроение в текущем моменте, но портят нашу жизнь и отношения в долгосрочной перспективе.
Наш мозг устроен так, что мы легко можем не замечать свои неудачи, даже не подозревая, что не справились с задачей. Я говорю не о преднамеренном отрицании, а о том, что мы в упор не видим сигналы «Внимание, вы повернули не туда!». Даже если вы знакомы с предвзятостью подтверждения, то, скорее всего, не замечаете ее проявления в повседневной жизни. Вы когда-нибудь внезапно осознавали, что заблудились, хотя до этого были абсолютно уверены, что идете в нужную сторону? Возможно, вы отмахнулись от странных сигналов по дороге («Странно, когда они успели тут дом построить?»), которые могли бы подсказать вам? Когда такое случается со мной, я ощущаю нечто среднее между смущением и желанием рассмеяться вслух.
Все мы с готовностью замечаем сигналы, которые укрепляют наши убеждения, и отсеиваем те, что их опровергают. Это верно как для конкретных ситуаций (направление, по которому я иду прямо сейчас), так и для общих представлений о мире (изменение климата – это мистификация). Чтобы понять, как это работает, обратите внимание на то, какие новости вы внимательно читаете, а какие пролистываете. Скорее всего, прочитываете от начала до конца вы только те заметки, которые подтверждают ваше видение ситуации. Получается, что Рэй Далио тоже пропустил сигналы, которые говорили о том, что он неправ, и зациклился на тех, что укрепляли его представление.
Ошибка невозвратных затрат – стремление сохранять проигрышный курс, сожалея о вложенных ресурсах, хотя остановка была бы более выгодной – тоже своего рода предвзятое подтверждение. Мы не можем поверить, что ошиблись, отказываемся что-либо менять и продолжаем бросать деньги на ветер. Нежелание признавать ошибку – один из способов сделать интеллектуальную неудачу на новой территории (например, в инновационном проекте) «менее интеллектуальной»: команды продолжают продвигаться вперед, несмотря на растущее невысказанное осознание того, что проект обречен.
Предвзятость подтверждения подпитывается нашим естественным желанием поддерживать самооценку, которое и подавляет сигналы о том, что мы можем ошибаться. Те, кого называют нарциссами, больше всех склонны к этому когнитивному искажению. Но и люди без нарциссических наклонностей позволяют своему эго мешать тому, что рационально и в наших интересах: учиться совершенствоваться. Это рационально? Да. Но требует много усилий.
Исследования в области нейрологии выявляют два основных пути обработки информации в мозге: быстрый и медленный. Даниэль Канеман, психолог, который показал, что наша неприязнь к потере перевешивает влечение к выгоде, популяризировал это различие в своей книге «Думай медленно, решай быстро». Медленная (главный путь) обработка продумана, рациональна и точна, в то время как быстрая (окольный путь) – инстинктивная и автоматическая. Почему эти различия важны? Для нас легко и естественно анализировать неудачу через быстрые, инстинктивные, автоматические пути в нашем мозге. Проблема в том, что «окольный путь» вызывает немедленную реакцию на неудачу в миндалевидном теле мозга. Как мы уже видели, то, как мы оцениваем события, определяет наши эмоциональные реакции на них. К счастью, мы можем научиться по-иному интерпретировать события, чтобы не зацикливаться на негативных чувствах. Для этого нужно замедлять мгновенную реакцию миндалевидного тела на угрозу с помощью дополнительной информации и рассуждений.
Чтобы понять, как это может работать, вспомните вашу сильную эмоциональную реакцию на неожиданное событие. Возможно, вы увидели, что коллеги уходят на обеденный перерыв, и решили, что они не позвали вас намеренно. Если бы вы тогда узнали, что один пошел на прием к стоматологу, другой – на родительское собрание, а третий – за бутербродом, то вам, вероятно, сразу стало бы лучше.
Первоначальная реакция возникает раньше, чем вы успеваете получить и воспринять дополнительную информацию для ее опровержения. Но вы можете научиться останавливать эту быструю реакцию, чтобы успеть обдумать ситуацию. Напротив, когда вы едете на машине и перед вами внезапно возникает пешеход, вы бьете по тормозам благодаря мгновенной реакции амигдалы. В этом случае скорость ее срабатывания спасает жизнь. Но сегодня выше вероятность того, что ваша реакция срабатывает не на реальную угрозу, а на воспринимаемую.
Миндалевидное тело, которое защищало нас от многих реальных угроз в доисторические времена, действует по принципу «береженого бог бережет». Представьте, что вы идете по лесу ночью и видите большую фигуру впереди. Это медведь? Или валун? С точки зрения выживания в этот момент телу лучше среагировать даже слишком остро – бежать и прятаться. Фигура вполне может оказаться медведем, и, если не среагировать, можно попасть в его лапы. Но тот же отдел мозга сегодня заставляет нас бояться принимать карьерные и жизненные риски, которые непосредственно не угрожают нашему выживанию.
Мы обременены тем, что психологи называют подготовленными страхами. К ним относятся боязнь опасных животных, громких звуков, темноты и другие распространенные фобии. К этому списку относится и то, что называют «страхом изгнания из племени». Мы с профессором Джеймсом Детертом из Университета Вирджинии считаем, что быть отвергнутым группой – это тоже подготовленный страх, основанный на выживании. Риск упасть в глазах авторитета, например начальника, вызывает страх, похожий на страх изгнания из племени, которое в древние времена означало неминуемую смерть. Но сейчас, когда мы боимся говорить о неудаче, наши коллеги теряют ценную возможность поучиться. Кроме того, мы упускаем шанс избежать предотвратимых неудач.
Тем временем, отвлекаясь на иррациональные, подготовленные страхи, мы упускаем из виду сигналы о долгосрочной опасности, которая требует медленной обработки информации, но представляет собой реальную угрозу для выживания. Быстрая автоматическая обработка подпитывает предвзятость подтверждения, поощряет самоуверенность и закрывает возможность извлекать полезные уроки из неудач. Медленная обработка происходит, когда мы останавливаемся, чтобы поставить под сомнение автоматические реакции и задаться вопросом, что происходит и что это может означать. Самое главное, что это происходит, когда мы спрашиваем себя: «Что я сделал не так? В чем моя ошибка?».
Различие между автоматическим и обдуманным мышлением привлекает меня тем, что решения, разработанные экспертами для преодоления привычного человеческого познания, в своей основе похожи. Пришедшие из таких разных областей, как психиатрия, нейробиология и организационное поведение, эти стратегии неизменно указывают на возможность сделать паузу, чтобы выбрать способ реагирования. В этой главе я расскажу о некоторых своих любимых мыслителях, которые разработали практики, позволяющие сделать возможными эти жизненно важные акты выбора. Но сначала необходимо рассмотреть еще один «подводный камень» на нашем пути преодоления неудач: даже когда мы поняли, что потерпели неудачу, можем не понять того, что нам нужно знать, чтобы избежать ее повторения.
Неумение учиться на неудачах
Мы живем в обществе, которое поддерживает празднование неудач за их ценные уроки. Однако на практике трудно учиться на неудачах, которые мы игнорируем или скрываем. Специалисты в области человеческого поведения Лорен Эскрайс-Винклер и Айелет Фишбах утверждают, что самая распространенная реакция на неудачу – перестать обращать на нее внимание, а вовсе не учиться чему-то важному. Они провели пять исследований, чтобы проверить гипотезу о том, что неудача не подталкивает нас к обучению, а, наоборот, отбивает всякое желание.
В одном исследовании участников попросили определить, какой из двух символов вымышленного древнего письма означал животное. После этого одной группе сказали: «Вы правы» (обратная связь об успехе), а другой: «Вы неправы» (обратная связь о неудаче). Чтобы убедиться в том, насколько хорошо участники усвоили уроки, полученные с помощью обратной связи, им устроили проверку – попросили взглянуть на те же самые символы и определить, какие из них представляют неживое существо. Звучит довольно просто, не так ли? Однако те, кому сказали, что они были правы, набрали больше очков во втором тесте, чем те, чьи ответы были «неверными».
Раз за разом люди выносили меньше уроков из того, что они сделали не так, чем из того, что они сделали правильно. Может быть, это объясняется тем, что обратную связь об успехе просто легче применить? Чтобы проверить это объяснение, в следующем этапе обратная связь о неудаче была дана таким образом, чтобы ее легче было использовать в следующих заданиях. Тем не менее участники, которые ее получили, продолжали показывать худшие результаты! Обратная связь об успехе по-прежнему была более эффективной и помогала людям учиться.
Исследователи пришли к выводу, что неудача «угрожает эго, и это заставляет людей отключаться». Это объяснение подтвердило пятое исследование, в котором участники только наблюдали, как другие выполняли задания. В этот раз они извлекали уроки как из неудач (и обратной связи о них), так и из успехов. Без угрозы для эго недостатки обратной связи о неудачах стирались. Похоже, мы неплохо учимся на чужих ошибках! Но в реальной жизни мы часто ничего о них не знаем.
Эскрайс-Винклер и Фишбах также показали, что люди реже делятся информацией о своих неудачах по сравнению с успехами. Неудивительно! Первая причина этому понятна: люди не хотят выглядеть плохо перед другими. Но вторая причина оказалась менее очевидной. Исследователи спросили 57 учителей из государственных школ, что они выберут: делиться с учениками историями успеха или провала? Даже несмотря на то, что историями предполагалось делиться анонимно, 68 % учителей предпочли поделиться успехами. Почему? Они считали, что истории о неудачах подскажут ученикам, чего не стоит делать, но не научат, как достичь успеха. Эскрайс-Винклер и Фишбах пришли к выводу, что когда люди не знают о том, что неудачи могут принести пользу, им сложнее извлечь из них ценность.
В другом исследовании с аналогичными выводами мои коллеги Брэдли Стайтс и Франческа Джино, на тот момент профессора Университета Северной Каролины, изучили, как хирурги (71 человек) выносили уроки из своих неудач и успехов на протяжении десяти лет, проведя в общей сложности 6516 операций. Хирурги больше учились на собственных успехах, чем на неудачах. Но еще чаще они учились на чужих ошибках, чем на успехах. Эта взаимосвязь – и это снова про защиту эго – наблюдалась в меньшей степени, если у хирурга была своя история успеха. По-видимому, неудачи приносят меньше боли, если у человека есть броня из прошлых побед.
Вы, вероятно, хотя бы единожды были на грани провала – в опасной ситуации, которая, к счастью, заканчивалась хорошо. Вы вовремя свернули, чтобы не врезаться в другую машину. Еще пять минут – и вы бы опоздали на самолет. Вы чуть не допустили серьезную ошибку, но сообразили в последнюю минуту. Легко заметить, что «почти провальное» событие ваше эго переносит легче, чем реальный промах. В такой ситуации вам не приходится страдать от смущения или чего похуже. Означает ли это, что мы можем более беспристрастно смотреть на «почти промахи», чем на реальные неудачи, и таким образом способны лучше учиться на них?
Многочисленные исследования, к некоторым из которых я имею отношение, рассматривали эту идею и пришли к выводу, что фрейминг имеет значение. Например, как вы оценили произошедшее? Как неудачу (промах, который почти произошел) или как успех (повезло!)? Если вы назвали это успехом, то, скорее всего, рассказали об этом своим коллегам или семье, позволяя всем вынести уроки из того, что произошло. Что нам необходимо взять для себя из этих выводов? Учиться на неудачах трудно по множеству причин. Иногда мы не замечаем их, иногда они угрожают нашей самооценке или, кажется, не несут ничего ценного. А бывает, что мы вообще о них не говорим. Эти по большей части когнитивные барьеры усугубляются неприятными эмоциями от неудач, особенно когда мы хотим нравиться другим.
Тихая сила стыда
В мире, одержимом успехом, легко понять, что неудача может представлять угрозу. Многие живут не столько в состоянии тихого отчаяния, сколько в состоянии тихого стыда. Никто лучше Брене Браун не объяснил, как уменьшить эмоциональную боль от этого чувства стыда.
Профессор Хьюстонского университета Брене Браун популяризировала свои исследования о стыде, уязвимости и сопереживании в серии книг, подкастов и публичных выступлениях TED Talks. Мы все испытывали то, что она называет «теплыми волнами стыда», когда переживали неудачу в собственных глазах и глазах других людей. Она определяет стыд как «очень болезненное чувство или переживание, связанное с убеждением, что мы несовершенны и поэтому недостойны принятия и причастности». Некоторые исследователи считают стыд «главной причиной эмоциональных расстройств в наше время». Никто не хочет надолго оставаться в этом крайне болезненном тепле стыда.
Когда мы считаем свои неудачи чем-то позорным, то стараемся их скрыть, а не рассматриваем их внимательно, чтобы чему-то научиться. Браун различает стыд и вину. Стыд – это уверенность в том, что «я плохой». В отличие от этого, вина – это осознание того, что «я поступил плохо». «Я плохой, потому что не сделал домашнее задание» вызывает чувство стыда. Но если я виню не себя, а свое действие или бездействие, то есть испытываю вину, – это способствует росту ответственности. Таким образом, лучше чувствовать вину, чем стыд. Браун говорит: «Стыд тесно связан с наркоманией, депрессией, насилием, агрессией, издевательствами, самоубийством, расстройствами пищевого поведения и т. д. А вина этим явлениям противоположна». Что произойдет, если мы посмотрим на неудачу под таким углом? Мы поможем себе учиться на ошибках, если будем оценивать ситуацию не как «Меня не повысили, потому что я неудачник», а как «Я не смог получить повышение». Наше отношение к неудачам изменится к лучшему, когда мы вместо «Я ужасный работник, ведь я постоянно ошибаюсь» начнем думать «Сегодня я совершил ошибку», а также спрашивать себя «Что мне нужно учесть, чтобы это не повторилось в будущем?».
Социальные сети как относительно новый феномен коммуникации используют наше извечное желание скрывать свои неудачи. Неумолимые визуальные эффекты в социальных сетях заставляют зацикливаться на том, как мы выглядим для других, и чувствовать стыд, если мы в чем-то не соответствуем идеям сообщества о совершенстве. Вот как одна студентка колледжа описала свои чувства по поводу использования Instagram[22]:
«Я просто не вписывалась в стандарты Instagram, и это сильно беспокоило меня… Я выкладывала фотографию и получала лайки. И чем сильнее отредактировано изображение, тем больше было лайков. Если я получаю такое количество лайков, значит, я чего-то стою… А если лайков меньше, чем вы рассчитывали, – чувствуете себя отвергнутым. Предполагалось, что Instagram будет местом, где можно делиться разными моментами своей жизни, но это не так. Мы делимся только тем, что выглядит хорошо. Делимся своими успехами. И видим только успехи».
Многочисленные исследования подтвердили, что социальные сети вредят самосознанию подростков: усугубляют проблемы с отношением к своей внешности и телу и способствуют формированию низкой самооценки. В течение двух лет (до того, как в 2021 году из-за утечки информация стала достоянием общественности) компания Facebook проводила внутренние исследования, посвященные влиянию Instagram на формирование образа тела. Исследователи неизменно приходили к выводу, что использование Instagram вредно, особенно для девочек-подростков. На внутренней презентации компании в 2019 году было сказано: «Мы усугубляем проблемы восприятия тела каждой третьей девочки подросткового возраста». А в последующем внутреннем отчете отмечается, что когда 32 % девочек-подростков «чувствуют себя плохо из-за своего тела, Instagram заставляет чувствовать их себя еще хуже».
Та же студентка колледжа писала о «непреодолимом чувстве неполноценности», которое она испытывает, листая ленту с изображениями девушек с «подтянутыми, плоскими животами, в модных нарядах, постоянно отдыхающих в самых гламурных местах мира». Можно сказать, что это еще одно воплощение нашего врожденного страха быть отвергнутыми группой, но здесь вы способны манипулировать и влиять на то, как вас воспринимают другие.
Академические исследования использования социальных сетей, психического здоровья и восприятия тела подтверждают мнение пользователей. Так, опубликованное в «Журнале социальной и клинической психологии» исследование 2018 года показало, что сокращение времени, которое вы проводите в соцсетях, улучшает самочувствие. Обсуждая эту статью в интервью Forbes, ведущий научный сотрудник Университета Пенсильвании Мелисса Хант отметила: «Иронично, что чем меньше вы проводите времени в соцсетях, тем менее одинокими себя чувствуете».
Социальное сравнение естественно. Это одна из наиболее устойчивых черт человеческого общества, которая помогает людям вести себя определенным образом, обеспечивающим взаимодействие и здоровье бесчисленных поколений. Но социальные сети с легкостью искажают эту естественную тенденцию через постоянное увеличение набора сравнений и установку нереалистичных стандартов.
Вуайеристская природа социальных сетей позволяет нам следить за жизнью других, оставаясь незамеченными, что также искажает функцию социального сравнения. Открытое взаимодействие с людьми, будь то друзья или коллеги, дает нам четкое представление об их поведении, надеждах и заботах. То, что вы сравниваете себя с ними, – нормально, потому что взаимно! Каждый подстраивается с учетом приемлемости и желательности, помогая функционированию группы. В противоположность этому наблюдение за людьми через посты в соцсетях ведет к потере аутентичности реальной жизни и искажает ваше восприятие. Рассматривание чужих успешных глянцевых образов угрожает нашему ощущению благополучия. Как сказала Хант, повторяя заявления девочек-подростков: «Когда вы видите жизни других людей только в Instagram, легко сделать вывод, что их жизнь лучше вашей».
Вполне логично, что социальные сети формируют наше поведение таким образом, что делиться проблемами, ошибками и неудачами становится как никогда трудно. И исследования, и рассказы из первых рук говорят о пагубном влиянии постоянного созерцания чужих успехов, веселья и идеальных образов. Прямые упоминания о неудачах и их предупреждении встречаются редко, а акцент на безупречных успехах еще больше препятствует формированию здорового отношения к неудачам. Проведение значительного времени в социальных сетях создает риск восприятия себя как неудачника по сравнению другими.
Учитывая, насколько сильно давление, заставляющее делиться в соцсетях только успехами, чтобы выглядеть совершенством в глазах общественности, готовность некоторых спортсменов-суперзвезд признать свою уязвимость восхищает. Пловец Майкл Фелпс, «самый титулованный олимпиец в истории», открыто рассказал о своей борьбе с тяжелой депрессией. Симона Байлз, «самая титулованная гимнастка всех времен», не участвовала в Олимпийских играх в Токио в 2021 году из-за проблем с концентрацией – неспособностью соединить разум и тело и потери чувства воздуха. Байлз описала то, что произошло с ней во время тренировки, так: «По сути, это был прыжок между жизнью и смертью. Чудо, что я приземлилась на ноги. Если бы это был кто-то другой, его бы вынесли на носилках». После ужасного приземления в том опорном прыжке она сказала тренеру: «Я не могу продолжать». Отказавшись участвовать в соревнованиях, Байлз нашла в себе силы открыто поделиться со СМИ и соцсетями своим провалом. Она не была идеальной. Более того, она признала поражение с высоко поднятой головой и искренне поддержала успех своих товарищей по команде.
Способность Симоны Байлз принять свои поражения усиливает ее триумф над требованиями успешности, которые общество предъявляет нам с самого рождения. Как Брена Браун говорит о родителях: «Когда вы держите этих идеальных малышей на руках, ваша задача не в том, чтобы говорить: “Посмотрите, она идеальна. Я буду поддерживать ее идеальность – добьюсь, чтобы она попала в теннисную команду к пятому классу и в Йельский университет к седьмому”. Ваша задача в том, чтобы говорить: “Ты несовершенна, и придется побороться, но ты достойна любви и причастности”».
Выбирайте обучение, а не знание
Результаты исследований и жизненного опыта убеждают нас в том, что все вокруг настроено против того, чтобы мы относились к неудачам проще и учились на них. Того, что эта книга стремится укрепить. Страхи и защитные привычки, которые оберегают нас от промахов и повышают самооценку, в то же время ограничивают наши возможности расти и процветать. Хорошая новость в том, что мы можем научиться мыслить по-другому, чтобы найти более легкие пути управления жизнью в постоянно меняющемся мире. Профессор Уортон Адам Грант посвятил свою книгу «Подумайте еще раз» идее о том, что при сознательном усилии мы способны научиться останавливать автоматические реакции нашего мышления. Вот несколько подтвержденных исследованиями рекомендаций, как расширить свои возможности и научиться лучше относиться к неизбежным неудачам.
Главный навык, который связывает воедино все существующие методы успешного преодоления неудач, – это фрейминг, или, точнее, рефрейминг. Фрейминг – естественная и важная когнитивная функция, с помощью которой мы оцениваем непрерывно поступающую в наш мозг информацию из окружающего мира. Это своеобразные фильтры, которые «подсвечивают» нам особенности конкретной ситуации, так же как рама подчеркивает определенные цвета и формы в работе художника. Мы проживаем реальность, отфильтрованную через наши когнитивные рамки. И это просто факт, не плохой и не хороший. Проблемы начинаются, когда мы не можем перешагнуть эти рамки. Сталкиваясь с неудачей, большинство из нас автоматически воспринимают ее как что-то плохое. В ответ срабатывают рефлексы самозащиты, блокирующие любопытство.
К счастью, рефрейминг возможен. Это означает, что нужно научиться выдерживать паузу, чтобы остановить автоматические ассоциации. Понимая, что опоздаете на важную встречу, вы можете бросить вызов спонтанной панической реакции – сделать глубокий вдох и напомнить себе, что это поправимо и вашему выживанию ничего не угрожает.
Есть более драматический пример австрийского психотерапевта и философа Виктора Франкла, выжившего в нацистских концлагерях. Он объяснил силу рефрейминга в своей вневременной книге «Человек в поисках смысла». Находясь в концлагерях, в том числе в Аушвице, он представлял, что уже находится на свободе и рассказывает людям об историях мужества, ежедневно разворачивающихся на его глазах. Франкл сознательно изменил для себя смысл ужасов, которые испытывал. Он вспоминает это как момент трансформации – переход от ежеминутных страданий и страха к надежде, основанной на правдоподобном видении будущего. Удивительная история жизнестойкости Франкла показывает, как новый взгляд на ситуацию может изменить жизнь к лучшему.
Рефрейминг
Современные психологи выделяют несколько противоположных когнитивных рамок (по-другому – фреймов), среди которых один фрейм более здоровый и конструктивный, а другой – более распространенный. Более конструктивные фреймы предполагают обучение и признают неудачи как необходимый и значимый жизненный опыт. Более распространенные, естественные фреймы, напротив, интерпретируют ошибки и неудачи как болезненное доказательство того, что мы недостаточно хороши.
Один из самых популярных и мощных фреймов, выделенный Кэрол Дуэк из Стенфордского университета, противопоставляет фиксированное мышление мышлению роста. В многочисленных экспериментах Дуэк и ее коллеги доказали, что люди, особенно дети школьного возраста, с фиксированным (или исполнительским) мышлением менее склонны к риску и преодолению препятствий, чем люди с мышлением роста. Например, фиксированное мышление реагирует так: «Мне не дается математика, так что и пытаться не стоит», а мышление роста противоположно: «Мне не дается математика, но если я начну уделять ей большее внимания и разбираться в своих ошибках, у меня будет получаться лучше». Мышление роста, которое рассматривает сложные задачи как возможность учиться и расти, заставляет детей дольше заниматься сложными задачами. Кроме того, эти дети учатся лучше, чем их сверстники. К сожалению, после нескольких лет социализации в большинстве школьных систем, фиксированный фрейм становится более распространенным.
У меня была возможность поговорить с Кэрол Дуэк на встрече с Арне Дунканом, министром образования при президенте Бараке Обаме, куда нас обеих пригласили, чтобы изучить возможности применения наших исследований для школ. Сидя в конференц-зале за длинным столом из красного дерева, каждая из нас кратко рассказала о своей работе, прежде чем разговор перешел к совместному обсуждению проблем, с которыми сегодня сталкиваются ученики. Я была взволнованна, когда поняла, что работа Кэрол о том, как мышление роста помогает ученикам усердно работать над сложными задачами, перекликается с моим исследованием о психологически безопасной среде, позволяющей с легкостью задавать вопросы и признавать свои ошибки. Получается, что мы обе с разных сторон изучали то, что помогает людям учиться, преодолевая проблемы и неудачи, а не стесняясь их. Министр Дункан внимательно слушал, задавал много хороших вопросов, и было заметно его стремление изменить к лучшему образование следующего поколения. С того дня я много думала о том, как мышление учащихся и среда обучения усиливают друг друга – в школах, семьях и организациях.
Генеральный директор Microsoft Сатья Наделла с интересом отнесся к работе Кэрол. Он усердно работал над изменением культуры в своей компании, желая привить сотрудникам мышление роста. На видео для моего курса, который я читала в январе 2022 года, Наделла вспоминал: «Мне повезло, что я выбрал метафору, которая отвечала потребностям людей. Мышление роста помогает им быть лучше на работе и дома – лучшим менеджером, лучшим партнером. Это мотивирует их учиться и делать свою работу лучше. Очень мощная вещь». Он добавил: «Создание атмосферы психологической безопасности, которая позволяет людям проявлять себя, в корне изменило игру». Как отмечал Наделла в своих теплых и скромных беседах с моими студентами бизнес-школы, усилия по переходу к мышлению роста будут более успешными в условиях, где поощряется обучение и рост.
Виды мышления, которые исследует Кэрол, основаны на общепринятых представлениях о мозге. Дети с фиксированным мышлением усвоили, что интеллект статичен: вы либо рождаетесь умным, либо нет. Чтобы не казаться не умными, такие дети стесняются сложных задач, предпочитая их тем, которые они точно смогут выполнять. Но гораздо меньшая группа детей поверила в другое убеждение: мозг – это мышца, и выполнение сложных задач сделает ее сильнее. Такая установка позволяет им переживать неудачи с любопытством и решимостью.
Крис Аргирис, ныне покойный профессор Гарвардского университета и научный наставник, оказавший огромное влияние на мою работу, аналогичным образом определил «используемые теории» (примерно эквивалентные фреймам), которые формируют наше поведение как Модель 1 и Модель 2. Мышление Модели 1 неявно стремится контролировать ситуацию, побеждать и казаться рациональным. Когда мы видим мир через призму Модели 1, то обычно делаем нелестные предположения о мотивах других. Что еще хуже, мы не задумываемся о том, что мы можем упустить или чему можем научиться. Модель 2, напротив, проявляет любопытство, осознает пробелы в знаниях и стремится к обучению.
Крис утверждал, что Модель 2 редко встречается, но, приложив немалые усилия, ей можно было научиться. Все начинается с готовности обнаружить свои недостатки, а также успехи. В связи с этим Макси Молтсби, психиатр, которого вы встретите далее в этой главе, проводит различие между «рациональными» и «иррациональными» убеждениями.
Каждый из этих мыслителей видит систему обучения, ориентированную на самозащиту, как норму для большинства взрослых. Часто обсуждаемый синдром самозванца, особенно распространенный среди преуспевающих людей, является следствием этого фрейма. Несмотря на то, что мы можем скрывать это за завесой позитивности или юмора, большинство из нас в детстве перешли от бескорыстного любопытства и обучения к обороне и самозащите после того, как усвоили бесполезную идею, что обязательно должны быть правыми или успешными, чтобы быть достойными.
Но мы можем эту идею искоренить. Спросите доктора Джонатана Коэна, анестезиолога онкологического центра Moffitt во Флориде, который недавно задал вопрос в Twitter: «Что я чувствую, когда кто-то указывает на мою ошибку?». И что же он сам на него ответил? «Я чувствую благодарность. Но так было не всегда». Когда я говорила с ним в марте 2022 года, доктор Коэн объяснил, что он практиковался, чтобы воспринимать указание на ошибку как урок, благодаря которому его пациенты получат лучший уход. Он решил преодолеть свою автоматическую неприязнь к «тыканию носом в ошибку», так как она создавала опасность для пациентов. Коэн научил себя смотреть на ошибки как на часть обучения, которое способствовало улучшению качества лечения пациентов. История Коэна показывает, что установка на обучение не только более здоровая, но и более рациональная, чем установка на результат. Она лучше согласуется с неопределенностью и постоянными трудностями, возникающими в любой жизни или работе. Мы не можем оградить себя от разочарований и неудач. Но мы можем научиться здоровой, продуктивной реакции на неудачи и достижения.
Как мы думаем, как мы чувствуем
Шестьдесят с лишним лет назад молодой страховой агент из Миннеаполиса по имени Ларри Уилсон был несчастен. Каждый раз, когда ему отказывал потенциальный клиент, он чувствовал себя полным неудачником, тревожным лузером, не желающим делать очередной телефонный звонок.
Можно сказать, что у него было фиксированное мышление: зачем звонить, если он снова облажается? Ларри был готов бросить эту работу. Но его начальник научил его простому трюку, который помогает изменить отношение к подобным неудачам. Поскольку начинающему продавцу требовалось около 20 звонков, чтобы завершить одну продажу, а средняя комиссия составляла 500 долларов, получалось, что в среднем звонок стоил 25 долларов. Всякий раз, когда Ларри отказывали, он заставлял себя радостно думать: «Спасибо за 25 долларов». Этот простой трюк помог ему чувствовать себя увереннее и лучше выполнять свою работу. Вскоре он достиг того, что завершал одну продажу после десяти звонков за комиссию в 1000 долларов, и теперь, когда ему отказывали, он думал: «Спасибо за 100 долларов». По сути, он переосмыслил свои представления о неудаче. Ларри стал настолько успешным страховым агентом, что вскоре стал самым молодым членом (в возрасте 29 лет) профессиональной ассоциации Million Dollar Round Table. А позже начал разрабатывать в ней учебные программы.
Когда я встретила Ларри в 1987 году, он уже стал серийным предпринимателем. Его последний проект был посвящен разработке программ повышения эффективности команд и изменения культуры в компаниях. Меня наняли директором по исследованиям. Я делала заметки о том, что Ларри говорил на встречах, и превращала их в тексты для предложений и докладов. Ларри был заядлым читателем философской и психологической литературы и неутомимым исследователем человеческой природы. Он также любил дружить и объединять авторов и мыслителей, которые интересовали его больше всего. Именно поэтому психиатр Макси Молтсби оказался в учебном центре Pecos River в Нью-Мексико, чтобы поговорить о том, как лучше воплотить его методику рациональной поведенческой терапии (РПТ) в образовательных программах для компаний.
Выпив бесчисленное количество чашек кофе, я провела много часов, разговаривая с Ларри и Макси на большом балконе с видом на конференц-центр. Будучи партнерами в исследованиях, они были абсолютными противоположностями в жизни. Ларри, с его открытой улыбкой и ярким, выразительным стилем, всегда легко увлекался идеями и возможностями. Макси же был бдительным и созерцательным, неумолимо рациональным, готовым разглядывать предмет со всех сторон, чтобы изучить его нюансы. Вместе они представляли мощную комбинацию, которая оставила неизгладимый след в моей научной деятельности. Оба были увлечены тем, что мы, люди, можем жить более счастливо и успешно, если задумаемся о своем мышлении. Революционная идея Молтсби заключалась в том, что люди со здоровым мозгом, то есть не имеющим серьезных дефектов или повреждений, могут помочь себе избежать эмоциональных страданий и без клинической терапии.
Будучи учеником психолога Альберта Эллиса, основоположника когнитивно-поведенческой терапии, Макси разработал собственную теорию. Если коротко, он считал, что люди могут научиться управлять своими мыслями и установками, чтобы стать счастливее и здоровее. Вот как он это сформулировал: «Человеческие эмоции, заложенные в таламусе и амигдале, активируются нашими оценками внешних стимулов, а не самими стимулами. Эти оценки возникают в коре головного мозга и вызывают эмоции, которые, в свою очередь, приводят к поведенческим импульсам. Важны не сами события, а то, что мы о них думаем». По словам Макси, к сожалению, большую часть времени мы думаем «иррационально, но правдоподобно». Он подчеркивал, что это мышление вредно, потому что «когда мы думаем, что наши чувства вызывают события, мы становимся жертвами».
Макси стремился сделать доступной качественную психиатрическую помощь для всех. Психиатрия была не очевидной карьерой для афроамериканского мальчика, родившегося в 1932 году в Пенсаколе, Флорида. Мать Молтсби была учительницей сегрегированной начальной школы при плантации живицы. Там работал его отец, который собирал живицу с деревьев и превращал ее в скипидар. Выросший в классе своей матери, Макси рано проявил себя как сильный ученик. В 18 лет он был принят в Талладегский колледж искусств в Алабаме. В 1953 году он получил стипендию для изучения медицины в университете Case Western Reserve. После окончания колледжа и начала собственной практики Молтсби провел четыре года в ВВС США, где он вдохновился на изучение психиатрии после того, как услышал истории пациентов, травмированных войной.
Тем не менее Макси говорил, что самое страшное, с чем ему приходилось сталкиваться в жизни – это «угнетающие, жестко соблюдаемые правила сегрегации и, как следствие, неполноценное образование, которое получали афроамериканские дети». На протяжении всей своей жизни он стремился облегчить страдания афроамериканцев и считал, что РПТ особенно подходит для этой цели, поскольку «краткосрочная эффективность и долгосрочная результативность РПТ делают ее вдвойне привлекательной для них, а также для большинства экономных пациентов, независимо от их расы».
Самый важный урок, который вы можете взять из жизни Макси, – это умение держать паузу, отказываться от автоматических реакций в пользу более здоровых и продуктивных. Когда Макси Молтсби умер в 2016 году, он оставил после себя 12 книг, десятки научных статей и процветающую сеть клиник, лабораторий и центров, созданных докторами и учеными, которых он курировал. Но лично меня больше всего впечатлили истории, рассказанные Макси, о том, как обычные люди научились менять свое мышление.
Джеффри был умным, привлекательным, популярным футболистом в старшей школе. К 17 годам, усердно трудясь, он добился немалых успехов в учебе, общении и спорте. И начал ожидать вместе со своими учителями и друзьями, что все, за что он ни возьмется, будет получаться хорошо.
Во время зимних каникул трое друзей убедили его научиться играть в бридж, который сами любили. Сложная карточная игра, бридж, в которую играют четыре человека в двух конкурирующих парах, не дался Джеффри так легко. Он ожидал, что играть с друзьями будет весело, но вскоре почувствовал себя несчастным. Каждый раз, делая ошибку, он злился. К его чести, не на друзей или саму игру. Скорее на собственную несообразительность. Его разочарование только росло, по мере того как они продолжали играть, не давая ему (и его друзьям) получить удовольствие. После третьей партии Джеффри начал бояться бриджа и решил все бросить.
Это могло бы стать концом истории, но в школе ему предложили пройти курс по рациональному самообучению по системе Молтсби, и он согласился. Вскоре Джеффри начал применять полученные знания. Открыв свой разум идее рациональных мыслей, он понял, что его вера в быстрый успех в бридже была иррациональной, не основанной на объективной реальности. А ошибки свидетельствовали не о глупости, а скорее о неопытности. Они были необходимой частью познания чего-то нового и сложного.
Джеффри снова попробовал играть в бридж. Как новичок, он продолжал совершать ошибки, но больше не корил себя, что позволило ему с легкостью учиться на них. Молтсби отмечал, что когда мы переполнены болезненными негативными эмоциями, то менее способны выявлять и усваивать уроки, которые предлагают нам наши неудачи. Теперь, когда Джеффри подходил к своим ошибкам более вдумчиво, с гораздо меньшим негативом, он начал улучшать свои результаты. Вскоре он был так же хорош в бридже, как и его друзья, и, что более важно, он наслаждался этим. А его друзьям нравилось играть с ним.
Когда Джеффри понял, что его мышление было иррациональным, он не стал в один момент вдумчивым, уравновешенным человеком, который больше не злился и не разочаровывался. Он вырабатывал привычку рационального самообучения через постоянную практику, учился вовремя останавливаться и переключать спонтанные негативные эмоции, которые он испытывал, когда ошибался. Со временем он смог отслеживать и исправлять эти эмоции до того, как они овладевали им. Он даже мог смеяться над иррациональными мыслями, что неудача в новом начинании указывает на глупость.
История Джеффри не отличается от истории многих успешных учеников средней школы, которые сталкиваются с препятствиями и обвиняют в этом внешние факторы. Или не рискуют браться за новые сложные виды деятельности, тем самым замедляя свое развитие.
В Гарварде, где я преподаю, многие студенты, привыкшие в средней школе быть лучшими в классе, впервые сталкиваются с трудностями и с мыслями о своей неполноценности, которые затрудняют их обучение.
Ларри Уилсон высказался просто: «Вы играете, чтобы выиграть? Или чтобы не проиграть?»
«Играю, чтобы выиграть» – значит, готов идти на риск ради достижения сложных целей и удовольствия от отношений. «Играю, чтобы не проиграть» – то, что большинство из нас делает большую часть времени, – значит, избегаю ситуаций, где возможна неудача. По словам Ларри, игра ради победы – результат больших достижений и большого удовольствия, но неизбежно приводит к неудачам. Тогда как игра ради «непроигрыша» – безопасная активность, где сфера работы или отношений находится под контролем. Решение вопроса, как считал Ларри, было когнитивным. Примите решение играть, чтобы выиграть, и начните менять свое мышление.
Мастер упрощения Ларри довел многоэтапную практику Молтсби до простой схемы: «Стой. Брось вызов. Выбирай».
Стой – означает паузу. Дышите. Приготовьтесь бросить вызов спонтанному, обычно бесполезному мышлению. Рационально ли это? Способствует ли это достижению ваших целей и улучшению вашего здоровья? Если ответ «нет», то это сигнал выбрать то, что Макси назвал бы «более рациональной реакцией, которая лучше работает на достижение ваших целей». Речь не о том, что правильно или неправильно. А о том, что помогает вам двигаться вперед. Таблица 5.1 подробно раскрывает каждую из трех когнитивных привычек.
Как бы это могло сработать? Когда Джеффри расстроился и передумал играть в бридж, он должен был остановиться и спросить себя: «Почему»? Ответ: «Потому что чувствовал себя глупо». Тогда он бы бросил вызов своим автоматическим реакциям и понял, что у него не было причин сразу же стать успешным в бридже. Игре нужна практика. Ошибки необходимы для обучения. Только тогда он сможет продолжать играть с друзьями и получать от этого удовольствие.
Эта практика также помогла Мелани, которая была просто опустошена из-за того, что ее отец внезапно стал инвалидом после инсульта. Его личность и мышление не изменились, но он был прикован к инвалидному креслу и нуждался в круглосуточном уходе. В течение нескольких месяцев Мелани пыталась делать все возможное, чтобы улучшить его состояние. Водила к врачам, нанимала сиделок, готовила его любимые блюда, навещала или звонила каждый день. Она приглашала друзей, искала аудиокниги и фильмы, которые ему могли бы понравиться, занималась счетами, налогами, покупала подарки и многое другое. Но всего этого было недостаточно. Отец постоянно жаловался на то, насколько ограниченной стала его жизнь. Примерно через полгода Мелани поняла, что выгорела. Она настолько погрузилась в проблемы своего отца, что забросила и работу, и семью. У нее началась гипертония. Что-то нужно было изменить.
Мелани остановилась и отступила, чтобы подумать о том, что она делает. Долго гуляла с подругой и говорила о своих переживаниях. Если бы она продолжала в том же духе, то подорвала бы здоровье и не могла помогать отцу. С помощью подруги она изменила свое восприятие ситуации и переосмыслила ее, чтобы увидеть, как много она сделала, а не как много еще предстоит сделать. Она позаботилась о том, чтобы отец был в безопасности и получил хороший уход. Что бы она ни делала, отец не сможет восстановиться полностью. Его инвалидность – это потеря, которую они должны были принять. Теперь она могла выбирать, как реагировать на болезнь отца, чтобы помочь ему и позволить себе жить своей жизнью. Она продолжала водить его по врачам, но при этом начала приезжать к нему только один или два раза в неделю. И готовить лишь время от времени. Мелани попросила братьев и сестер помочь ей, разделив ответственность. Вскоре приехала ее сестра из другого города, а ее брат взял на себя налоги и счета. Их отец был счастлив больше общаться со всеми своими детьми. Наконец Мелани смогла взять отпуск. Более того, она научилась уравновешивать свои потребности с пожеланиями других людей.
Сила системы выбора «Стой. Брось вызов. Выбирай» заключается в ее простоте. Основная человеческая проблема состоит в следующем: трудно учиться, если вы уже знаете. К сожалению, нам свойственно чувствовать так, как будто мы все знаем – видим саму реальность, а не ее версию, отфильтрованную через наши предубеждения, прошлое или опыт. Но мы можем отказаться от привычки «все знать» и оживить наше любопытство.
Таблица 5.1. Когнитивные привычки
Если наша скромность позволяет нам признать, что мы ничего не знаем, то мы готовы подойти к ситуации по-новому. Джеффри должен был понять, что не может преуспеть во всех своих начинаниях. Мелани пришлось принять свои потери и ограничения. Вспомните, как Рэй Далио, который из-за уверенности в своей правоте потерпел катастрофический провал, изменил мышление с «Я прав» на «Почему я уверен, что прав?». Мощный вопрос для развития самосознания. Его новое мышление было открыто новым знаниям. Это заставило Далио искать «самых умных людей, которые несогласны со мной, чтобы я мог попытаться понять их аргументацию», и помогло ему «знать, когда не стоит иметь мнение». Так же как Мелани пришлось отпустить версию реальности, где она могла «спасти» своего отца, Далио, для того чтобы успешно восстановить свою компанию и научиться чему-то у других, был вынужден отказаться от версии реальности, которую ему создал собственный мозг.
Крис Аргирис назвал это разоблачением «необучающих теорий», которые защищают наше эго, но мешают нам быть эффективными (особенно в трудных разговорах с другими). Далио научился менять свое мышление, объясняя: «Я просто хочу быть правым – мне плевать, если правильный ответ исходит от меня». Больше не защищая свою потребность быть правым, он смог принимать более эффективные решения. Как и Джонатан Коэн, который сознательно решил заботиться о безопасности своих пациентов, а не о том, чтобы доказывать свою правоту. Крис назвал наши когнитивные программы (то, как мы думаем) жизненно важным рычагом, который мы можем использовать, чтобы больше ориентироваться на обучение и быть эффективными и, я бы добавила, более счастливыми. Радость приходит от осознания того, что мы можем разорвать связь между тем, что происходит с нами, и тем, как мы на это реагируем. Рефрейминг.
Как сказал Франкл: «Между стимулом и нашей реакцией на него есть время, за которое мы можем выбрать, как отреагировать. Именно здесь лежит наш рост и наша свобода».
Когда вспоминаю время в Нью-Мексико, я испытываю благодарность за то, что узнала от Макси и Ларри, ведь это повлияло на мое мышление и последующие исследования. Оба они верили, что люди могут научиться менять привычные модели мышления, и это будет ключом к их успеху и счастью. Это была история, которая привела меня в аспирантуру. Меня тянуло к ним обоим – я тихо задавалась вопросом, сумею ли я привнести новые знания в их и без того глубокие и ценные исследования. Я также хотела помочь сделать это знание полезным.
Сегодня мой ответ таков: выбирайте обучение, а не знание. Не имеет значения, тяготеете ли вы к мышлению роста Кэрол Дуэк, привычкам здорового мышления Макси Молтсби, теории Модели 2 Криса Аргириса или мемуарам Виктора Франкла. Посыл везде одинаковый. Остановитесь, чтобы бросить вызов автоматическим мыслям, которые вызывают у вас боль и смущение. Затем переосмыслите их, чтобы позволить себе выбрать обучение, а не знание. Посмотреть вовне и найти энергию и радость от того, что вы пропустили. В основе задачи рефрейминга лежат слова, которыми мы выражаем свои мысли про себя или вслух. Это провал или я открываю что-то новое? Считаю ли я, что должен был поступить лучше и что я плохой, раз не поступил так, или я принимаю случившееся и извлекаю из него максимум возможного? Меня устраивает дискомфорт, который приходит с новыми переживаниями? Позволю ли я себе быть просто человеком, который склонен к ошибкам? Разрешу ли себе учиться?
Разрешение на обучение
Как сказал персонаж комикса пингвин Пого: «Мы встретили врага, и он – это мы». Точнее, наши искаженные, нереалистичные надежды на то, чтобы избежать всех ошибок. Поэтому для овладения наукой о неудачах нужно начать с изучения самих себя. Самосознание является первой и самой важной из трех компетенций, которые нам необходимо развить. Две других – понимание контекста, о котором речь пойдет в следующей главе, и понимание систем – могут быть развиты только тогда, когда мы разрешаем себе продолжать учиться.