Ивар смотрел ей прямо в глаза. Она хорошо видела его радужки – серебристо-голубые с темно-серыми ободками. Такие реальные!
«Ты не будешь управлять мной! – чуть не вскрикнула Мила и, схватившись за край стенки, резко села, пройдя сквозь фантом. – Никто не будет мной управлять! Осточертело!»
– Это опасно… – еле слышно повторил Астахов. – Надо следить за оборудованием…
Мила некоторое время смотрела на него, а затем так же, как он, одними губами спросила:
– Почему я должна вам верить?
Астахов понял вопрос и прошептал:
– Потому что я не хочу умереть от обезвоживания, когда вас не станет. Развяжите… Я все остальное сам… Только не будите…
Аргумент показался веским. Мила несколько мгновений раздумывала, а потом, упершись в края «гроба» обеими руками, перебросила ноги и мягко приземлилась на пол. Она замерла, прислушиваясь, но Айвен спал. Теперь она слышала его ровное безмятежное дыхание.
– Я пришлю помощь, – пообещала Мила и вдруг, решившись, направилась к выходу. Пусть у нее не получится далеко уйти, но далеко и не надо, ведь они больше не в лесу. Она не позволит Айвену погибнуть ни сейчас, ни потом, потому что… потому что любит его даже таким.
Спустя несколько минут Мила вернулась. Подойдя к Астахову на цыпочках, она присела на кушетку и, наклонившись к самому его уху, спросила:
– Какой код у замка?
– Скажу, если развяжете.
– Что вы сделаете, если я вас развяжу?
Она повернула голову, подставив ему свое ухо, и он прошептал:
– Я помогу вам. Уже почти все завершено. Если не перевести регуляторы, в мозгу могут произойти необратимые изменения. Ваш приятель об этом не знает… Я боюсь ему говорить, он мне не поверит… Если вовремя не переключить, он сойдет с ума и точно убьет нас обоих либо превратится в овощ, и вы за компанию с ним, если ляжете в камеру. Прошу вас…Я помогу. Сделаю, как скажете. Захотите завершить процедуру – завершите, захотите уйти – я вас выпущу.
Мила почувствовала, как часто забилось сердце. Можно ли доверять этому типу, но что если он говорит правду? Она взглянула на монитор и только тут увидела вертикальную полосу загрузки, которая грозила вот-вот заполниться: красный индикатор неуклонно двигался вверх, оставалась минута, может меньше…
– Сядьте… – шепнула она, и сама с силой усадила Астахова. Наклонив его, она стала развязывать руки. Шнур так сильно сдавливал запястья, что пальцы у него посинели. Ломая ногти, Мила принялась развязывать узел, но он был слишком тугим. Мила еще сильней наклонила Астахова и, перегнувшись через него, впилась в узел зубами. Мало-помалу он стал ослабевать, но ей пришлось повозиться еще с полминуты. Астахов откинул витки шнура. Прежде, чем начать развязывать ноги, Мила взглянула на монитор. Времени почти не оставалось. Она склонилась к ногам Астахова, чтобы отыскать узел, но тут перед глазами что-то мелькнуло, и шею обожгла боль.
«Айвен!» – попыталась простонать Мила, но не вышло: выдох застрял в легких. Она схватила Астахова за ноги, но руки враз утратили силу, стали как тряпки.
В следующую секунду ее швырнуло в сторону. Астахов куда-то поволок ее. Мила попыталась вытянуть руку, чтобы ударить по стенке камеры, в которой лежал Айвен, но не дотянулась. Ее снова отбросило. Астахов двигался прыжками. Перед глазами мелькнул потолок, затем взгляд поймал монитор, полосу загрузки… Та была неподвижна.
Мила вдруг почувствовала, что до того, как Астахов ее задушит, у нее будет еще время, чтобы пожалеть о содеянном и, может, испугаться, только сейчас она не испытывала ни страха, ни сожаления – лишь боль и удушье. Мила услышала, как Астахов ударил рукой по панели, вероятно, задел сразу несколько сенсоров, но среди прочих попал по тому, что нужно, и с ужасным звуком захлопнулась крышка камеры, в которой лежал Айвен. В тот же момент шнур на шее Милы ослабел, из ее груди вырвался слабый крик. Она рухнула на пол. Первый же вдох дал понять – что-то там не так, и боль в шее осталась, даже усилилась. Мила зашлась кашлем. Теперь все, что она могла видеть, это пол, забрызганный ее слюной. С каждым толчком кашля лоб наливался тяжестью, в глазах темнело, а где-то недалеко, в камере-гробу изо всех сил бился Айвен.
«Эй, Ивар! – в отчаянии воззвала она. – Почему же ты его не разбудил?!»
На миг она увидела глаза мальчика. Они изучали ее, и в них светилась недетская и даже какая-то нечеловеческая мудрость.
Наконец, кашель стал утихать, но в горле першило так, словно кто-то елозил внутри терновой веткой. Мила поднялась на четвереньки и, оглянувшись, поискала взглядом Астахова. Тот не спешил выключать программу, быть может, он соврал про овощ, а может, просто ждал, когда мозги Милы и Айвена расплавятся. Астахов, согнувшись, развязывал узел. Мила хотела вскочить, но оказалось, что у нее нет сил. Она лишь упала на локти и снова зашлась в приступе кашля, да к тому же больно ткнулась скулой в пол.
– Лежи и не рыпайся, – сказал Астахов. – Станешь меня злить, тебе же будет хуже. Я не твой дружок, не стану церемониться.
Астахов отбросил в сторону шнур и выпрямился. Его взгляд в эту минуту не выражал ничего кроме детской радости.
– Какая удача, – сказал он. – Теперь никто не станет нам мешать. – Он шагнул к Миле, на лице его появилась гадкая ухмылка. – Так ты говоришь, раньше я тебя не сильно замечал? Ай-яй-яй… Как можно было на такую красотку не обращать внимания? Теперь я вижу, насколько был глуп. Прости меня, дорогуша.
Его массивное тело нависло над Милой, закрыло собой монитор. Толстая рука потянулась к ее подбородку. Мила хотела ударить по этой руке, но только слабо оттолкнула ее.
– Э нет… – Астахов покачал головой. – Так не пойдет, детка. Ты же сама говорила, что любишь меня. Что же случилось потом? Когда ты была за дверью, клялась в любви, а оказалась внутри, и тебя как подменили… А ну-ка поднимись, хочу тебя как следует рассмотреть.
Мила слышала тяжелые удары Айвена о стенки контейнера. Тот, от кого она пыталась сбежать прошлой ночью, был в ловушке, и теперь ей больше всего на свете хотелось, чтобы ему удалось освободиться.
– Отпустите меня, я же вам помогла…
– Сейчас ты мне еще кое в чем поможешь… За этим ведь и пришла, дорогуша. – Он схватил себя за ширинку и хихикнул, довольный своей шуткой. – А теперь живо вставай!
Он снова потянулся к ней руками, но она отпрянула назад. Астахов двинулся следом, на ходу подбирая шнур. Резко нагнувшись, накинул его на шею Миле, но на этот раз она успела вцепиться в петлю руками.
Неужели ей суждено умереть здесь, в Никте, где на каждом углу полицейские, от рук работника Киберлайф? Где же эти чертовы полицейские? Ну почему они медлят? Неужели им нужна ее смерть?
– Ублюдок!.. – раздалось из контейнера, и тут же снова послышались удары.
Ухмыляясь, Астахов стал накручивать на руки концы шнура. Петля начала затягиваться.
– За домом следят полицейские… – задыхаясь, прохрипела Мила. Голос ее был чужим от страха. – Если вы что-нибудь со мной сделаете… вас покарают…
– Неужели? – Астахов опять противно захихикал. – За что? Я ведь тебя с твоим дружком не приглашал к себе, вы сами ворвались, и вот за это вам уж точно не отвертеться от наказания. Но то, что я сейчас сделаю с тобой, останется только в моей памяти, потому что твою я сотру, начиная с этого момента и до утра. Сотру, как пыль с журнального столика. Понимаешь? А теперь… – Он повернулся и посмотрел на часы на мониторе. – У нас в запасе часов семь-восемь, детка. Это будет веселенькая ночь. Как жаль, что ты ее забудешь…
Он дернул ее так резко, что в шее что-то хрустнуло, а в глазах стало темно. Мила почувствовала, что колени ее выпрямляются, и через секунду она уже стояла на слабых подкашивающихся ногах. Перед глазами плыли круги. Мила по-прежнему пыталась расширить петлю, но пальцы были плотно прижаты к шее.
– Отпустите… – хрипло взмолилась она. – Вы задушите…
Астахов толкнул ее, и она бы упала, не будь шнура, который маньяк крепко держал в руке. Миле показалось, что от удушья у нее разбухла голова. Резкий толчок в грудь, и она полетела в пустоту, а потом спиной ударилась о кушетку. Астахов тут же навалился сверху, Мила почувствовала его вонючее дыхание, но не могла отвернуться. Шнура больше не было на шее, но теперь Астахов сжимал ее голову обеими руками. Он рассматривал ее лицо, и во взгляде было что-то такое, что заставило душу Милы уйти в пятки.
– Я знал, что этим закончится, – прошептал Астахов. Его лицо потемнело от прилившей крови, губы разбухли, глаза осоловели от возбуждения. – Знал это с самого утра… Валялся, связанный, и представлял, как трахну тебя, детка… дорогуша… – И он лизнул ее губы, которые Мила успела плотно сжать. Она не могла ни отвернуться, ни крикнуть, только застонала. Астахов весил килограммов сто десять, не меньше. Он давил как могильная плита. Мила даже не обратила внимания на тягучую слюну маньяка, что осталась у нее на губах. От неподвижности и страшного давления сверху у нее началась паника, из глаз брызнули слезы, а стон перешел в тонкий пронзительный вой.
– Открой, сволочь!.. – донеслось из контейнера. Но Астахова не впечатлили ни исступленные вопли Айвена, ни жалкий скулеж Милы. Он лизнул еще раз, а затем еще и еще. Мила до боли сжала губы и зажмурилась, чтобы не видеть этого жуткого, странно размякшего лица. Скоро ее губы и подбородок стали скользкими от слюны, тогда Астахов приложился к ним щекой и стал тереться. Мила уже не могла выть, она только хрипела, затем и хрип исчез, а дыхание стало походить на судороги. Астахов продолжал тереться о ее губы, это длилось целую вечность. Слюна стала высыхать, оставляя отвратительный запах, кожа липла к коже, жесткая щетина царапала, тяжелое дыхание Астахова накладывалось на отчаянные удары, доносящиеся из контейнера.
Наконец, Кибераполлону надоела эта игра. Он уперся обеими руками в грудь жертвы и приподнялся. Мила с ужасом почувствовала, как расплющивается ее грудная клетка. Вдруг руки освободились. Она вцепилась в локти Астахова и с силой вогнала в них в них сломанные ногти. Кибераполлон дико взвыл и на секунду отпрянул назад. Мила успела глубоко вдохнуть. Тут же удар в плечо заставил ее вскрикнуть, затем последовал новый удар, в то же самое место, – так бьют мальчишки, когда повздорят. Но нет, Кибераполлон не был мальчишкой. Он был психом. Его рука вновь схватила Милу