— Тебе моих цветов жалко…
— Нет, я серьезно говорю: к теще уехала, на Волгу. Приболела теща… Ну да это к нашим с тобой делам почти не относится.
— Что такое «почти»?
Шиманов запнулся, потом уже не таким веселым голосом сказал:
— Приезжай… Ты вот что: чтоб не блуждал по нашим новостройкам, садись в головной вагон метро, а я тебя на платформе буду ждать. Надо и мне немного пройтись по свежему воздуху.
Встретились они точно в назначенное время. Не спеша потопали по пустынному тротуарчику. Мел снег, сухой, колючий, несмотря на полдень, крепчал мороз, обещая к вечеру превратить пока еще слякотную дорогу в каток.
— Под коньяк будем о девочках говорить, а сейчас на свежую голову потолкуем о деле. Не знаю, Олег, читал ли ты сегодня газеты…
— Читал, читал. Половину там, правда, журналисты наврали. Крашенинников отъезжал от дома не с Пилявиным.
Шиманов непонимающе взглянул на Олега, потом хмыкнул:
— Мы немного о разных публикациях говорим. Эту, твою, я, кстати, тоже видел. Но больше меня другая публикация заинтересовала. Чеченцы признаются, что оружие в основном у наших же командиров покупали. Даже цены называют.
— Были такие гады, — сказал Макаров. — У меня тоже один негодяй, контрактник, припрятал автомат, три рожка, снаряженных под завязку, хранил все в развалинах дома. Если б он не загремел в госпиталь, я бы его…
Шиманов покачал головой:
— Целых три магазина?
— Да, представь себе.
— Я-то представил, Олег, да ты, вижу, представлять всего не хочешь. У чеченцев сейчас тяжелая техника есть, какой в России всего с десяток, не больше. Нового оружия поставлено столько, что каждому желающему ствол дать можно, и патронов больше семечек. А ты о контрактнике.
— Да, — согласился Макаров. — Есть мерзавцы и покрупней в чинах.
Шиманов остановился, перешел на шепот:
— Я сел на хвост им, Олежка! У меня, бля, несколько ребят там навсегда остались, и я за них… Я раскручу это дело, гадом буду, раскручу! Если, конечно, меня они раньше не раскрутят.
— Кто «они»?
Шиманов в ответ лишь махнул рукой.
— Допускаешь, что ты у них на хвосте, а они — у тебя, да?
— Все, Олежка, может быть. Но эту тему закрываем. Если что, думаю, ты мне поможешь, так?
— Можешь не сомневаться.
— Да я и не сомневаюсь. Сомневался бы — к Игорю не водил.
— А Игорь тут при чем?
— Закрываем, закрываем тему. Расскажи лучше, что журналисты в газете наврали.
— Ну, не сами журналисты, они ведь пишут, что им говорят.
— Тут ты прав. Только знать бы еще, кто именно говорит и с какой целью… Но не буду тебя перебивать.
Макаров продолжил:
— Жена Крашенинникова якобы заявила, что видела в окно, как вечером ее муж отъезжал от дома с Пилявиным. Но он отъезжал с нами!
— Это может быть и не враньем: в сумерках не разобрала, а поскольку Пилявин тоже, как и ты, мужик нехилый, приняла одного за другого.
— Нет, — не согласился Макаров. — Во-первых, я не один был, а с Зыряновым, во-вторых, окна их квартиры не во двор, где гараж стоит, а на улицу выходят. Не могла Тихонина даже при всем своем желании нас увидеть. И еще. Я же записку писал, чтоб она вызвала мужа. Почему об этой записке Анастасия ни слова никому не сказала?
— Ну, кому-то, может, и сказала, не всю же информацию прессе выбалтывать можно… — Шиманов вынул из пачки сигарету, начал разминать ее, но не рассчитал силу, и она расползлась, табак высыпался на ладонь. — Вот черт! Психовать уже начинаю. Надо, Олег, быстрее садиться и выпивать, я виноват перед тобой, поэтому каяться начну сразу после первой же стопки.
— А до первой нельзя?
— Так договаривались же вроде о девочках только за коньяком говорить, а речь как раз о них пойдет. — Шиманов вытащил другую сигарету, закурил. — Ладно, за столом о более прекрасной представительнице этого пола вспомним, а сейчас… Сейчас, как и обещал, время каяться. Тебя заложили, Олег. Наши заложили, и мне.
— Это как? — спросил Макаров.
— Как у нас и положено. Ты тут бурную деятельность развел, пока я в Чечне с позором для наших политиков Грозный, бля, сдавал. Мне доложили задним числом, что Макаров звонил общим знакомым, выяснял, кто есть Крашенинников, кто есть его супруга, Анастасия Тихонина. Когда я вернулся и тоже этой мадамой заинтересовался, тут мне о тебе и шепнули. Я, естественно, хотел с тобой встретиться без всяких подоплек и паскудных мыслей, но когда узнал, что есть еще и этот повод, так сразу трубочку телефонную и снял: скучаю, мол, жду встречи… Короче, подоить я тебя хотел по поводу Тихониной.
С тротуара свернули на тропку, пробитую через маленький парк. Ботинки то проваливались в грязь, то скользили по уже схваченным морозом кочкам. Зато снег бил не в лицо, легче дышалось и можно было разлепить глаза. Хотя смотреть было не на что. Тропка метров через тридцать обещала влиться в очередной тротуар, а тот вел к одинокому дому-свечке, стоявшему среди приземистых по сравнению с ним девятиэтажек. Макарову почему-то захотелось, чтоб Анатолий жил именно в этом доме.
— А зачем тебе Тихонина понадобилась? — спросил он.
— По тому самому делу о поставках оружия на Кавказ. Отец ее… Впрочем, мы же эту тему закрыли. Вправо сворачивай. Вот мой подъезд.
Девятиэтажка. Грязная дверь, лестничная площадка, усеянная рекламными листками, выброшенными из почтовых ящиков, расписанный вандалами лифт, вдобавок пахнущий мочой.
— Ничего, сейчас коньяком продезинфицируемся… — утешил Олега Шиманов, нажав на кнопочку с восьмеркой. — Чтоб уж за столом о гадостях не говорить, тут еще на пару вопросов ответь, пожалуйста. Ты, насколько я знаю, видел Тихонину в лицо. Что она собой представляет?
— Не красавица. Высокая, фигурка ничего, но лицо страшненькое.
— Но умное или глупое?
— Я не физиономист. Хотя, по моему мнению, далеко не дура.
— Так. Что еще добавить можешь? О ней, о нем?
— Собаку они держат, ротвейлера. А Крашенинников немного лапшой был. Жену, кстати, почему-то только по фамилии называл, когда нам с Зыряновым о ней рассказывал.
— Ну, это более или менее ясно…
Лифт, визжащий, громыхающий, наконец остановился, двери «подумали», открываться им или нет, но, хоть и с задержкой, все же распахнулись.
Шиманов вынул из кармана пальто ключ, возясь с замком, решительно произнес:
— Все, теперь о делах ни слова. Коньяк, шоколад, кофе, праздные беседы. Что еще хочешь сюда добавить?
— Думаю, мы не сможем, чтоб ни слова, — сказал Макаров.
Шиманов открыл дверь и обреченно согласился:
— Это точно, не сможем. Но будем стараться, по крайней мере.
Глава шестнадцатая
Под Калугой тоже мел снег. Видимость была нулевая, автобус еле тащился по дороге, уже с трудом преодолевая свежие наметы. Пассажиров на этот раз было больше обычного: на выходные возвращались по своим деревенским домам студенты.
— Леся Павловна, Олежке можно бананы кушать? — спросила усевшаяся впереди девушка в очках. При этом рассматривала она больше плечистого рослого Зырянова, а не мальчишку, расположившегося у него на коленях.
— Можно, — серьезно ответил Олежка. — У меня аллергии от них не бывает.
Все рассмеялись.
— Тогда держи. Один — тебе, один — дяде. У дяди тоже аллергии не бывает?
— Мы с Катей в одну школу ходили, — пояснила Леся, указывая на девушку. — Она нам, выпускникам, последний звонок давала. У меня есть фотография, где я ее на руках держу.
— Было такое, Леся Павловна, было. — Студентка уселась боком на сиденье, чтоб удобней было разговаривать. — А теперь вот уже четвертый курс заканчиваю, если будут места, в нашу же школу и вернусь.
— А я что-то в деревне и школы не видел, — сказал Женька.
— Школа в соседней деревне, это от нашей еще два километра.
— Рядышком, — пояснила Катя. — Я к вам заскочу сейчас, Леся Павловна? Вы мне давно обещали журналы мод дать полистать. Хочу к весне себе сшить что-нибудь…
Пошли женские разговоры, и Зырянов незаметно осмотрел салон автобуса. Из новых лиц — молодежь, старик в старом брезентовом плаще с поднятым воротником, в намокшей кроликовой шапке. Палочка в руках, авоська с кефиром и хлебом на коленях. Он сидит как статуя, не шевелясь, глядя в залепленное мокрым снегом окно. А на заднем сиденье, в углу, дремлет мужчина помоложе, голову свесил на грудь, лица не разглядеть. Кажется, высокий. Фасонное пальто…
— А Женя тебя потом домой проводит. Проводишь Катю, Жень?
Девушка в очках смущенно улыбнулась:
— Да я и сама добегу.
— Вы категорически против такого провожатого? Жаль, — сказал Женька.
— Нет, я совсем не против… Валя, — крикнула Катя подружке, сидевшей сзади, — забеги к нашим, скажи, что я часа через полтора буду дома: у Леси Павловны задержусь.
— Хорошо. Только ты мне тогда дай сейчас конспекты по истории…
Пока студентки разбирались с книгами и тетрадками, Леся зашептала:
— Такая девочка — рукодельница, красавица, а вот в личной жизни не повезло. Ждала парня из армии, а он не вернулся.
— Чечня? — хмуро спросил Зырянов.
— Нет, что ты. Это перед Чечней было. Служил на Севере, познакомился там с одной, у нее и остался. А Катя так ни с кем и не встречается…
— Намек понял. Но я, кажется, стар для нее.
— Не выдумывай. И вообще, разница в годах ничего не значит, если люди друг друга понимают, это прописная истина.
— Вы с Олегом Ивановичем понимаете друг друга?
Лицо Леси сразу стало серьезным, и Женька пожалел о своем вопросе.
— Все, — сказала она. — Подъезжаем. Пора готовиться к выходу.
Автобус остановился посреди деревни, почти рядом с домом Котенковых. Сошли пять женщин. Женька напоследок бросил быстрый взгляд в угол салона. Ему показалось, что незнакомец исподлобья тоже посмотрел на него, но тут же еще сильнее наклонил голову.
— Кто это там, сзади, сидел? — спросил он Лесю, когда они уже поднимались от дороги к калитке.