— Несмешно! Я наливаю светлое.
— Несмешно. — Она вытащила из кармана джинсов обычный серый канцелярский конверт. — Хочешь посмотреть, что там?
Открыла его, положила на простыню несколько фотографий.
На каждой из них был запечатлен Макаров на фоне огромного аквариума с муреной.
Глава двадцатая
Кто-то топтался снаружи, за глухой стенкой, пыхтел, словно бревна ворочал, а двое вошли в помещение, где полулежал на соломе Женька. В темноте лиц их совершенно не было видно, да еще фонари били в глаза, но вот один заговорил, и Зырянов сразу признал в нем того, кто угощал его ночью сигаретой, выйдя из серебристого «Форда».
— Привет, спецназ. Ранен?
— Так, царапина.
— Не успели мы немного. Я тебя тогда забыл предупредить, с кем дело придется иметь. Пилявин — самбист, на Европе призы брал. И вообще, артист. Гримироваться и переодеваться любит. Мы его и потеряли поэтому.
— А как же здесь нашли? — спросил Зырянов.
— Это было просто. Тебя как живца использовали. Он за тобой охотился, мы — за ним. Вы на дороге, на свежем снегу, столько следов своей борьбой оставили… Чего он от тебя хотел?
Мужчина спросил это словно от нечего делать, лениво прищурив глаз, и Женька ответил с той же безмятежностью:
— Я ему не нужен был. Он хотел разыскать Макарова и спрашивал его московский адрес.
Лис теперь уже недоверчиво засмеялся:
— Эдуард не мог это выяснить в столице и приперся сюда?
— Он думал, Макаров здесь, и караулил его.
— Ну ладно, пусть будет так. О чем вы еще говорили с ним?
— А о чем можно говорить под дулом пистолета? Вы, я так понял, Пилявина не взяли?
— Ушел. В ночном лесу искать его опасно, нарваться на пулю можно запросто. Что у него за ствол?
— «Вул».
— Серьезная игрушка.
— Серьезная, — согласился Зырянов. — Надо было не мазать, когда он отсюда выбегал.
— Учи ученых. Я же тебе еще раз говорю: ночь темная, мы не сразу даже рассмотрели, что он из сарая этого выходит.
— Я бы не промахнулся.
— Кабы рука целая была?
— Это не мешает, я левша.
Вышли под темное безлунное небо. Женька горстью снега стал стирать кровь со лба. Лис спросил:
— Царапина тоже стрельбе не помешает?
— Хочешь проверить?
— А почему бы нет? — Он повернулся к напарнику, вглядывающемуся в сторону ельника, который начинался сразу за фермой. — Не рви глаза, Савва. Он не дурак, чтоб себя выдать.
— Кто? — Савва вроде как удивился. — Пилявин? Так его же…
— Его же мы упустили, но нападать он не будет. Один против трех… — Посмотрел на Зырянова. — Против четырех даже. Зачем ему подставляться? Знает же, тем более, что не с кроликами дело имеет. Тут кое-кто даже в снайперы записывается… Ну-ка, Савва, поищи пенек метрах в двадцати от нас, поставь там свои часы. Они у тебя не швейцарские, случаем?
— Все равно золотой корпус, — недовольно пробурчал тот, кого звали Саввой. Но все же возражать не стал, добросовестно порыскал вокруг. Не найдя в округе пня, укрепил часы на ветке сосны.
Из-за постройки вышел третий человек, почему-то в обсыпанном снегом пальто, будто только что попал в метель. Он тоже направил свой фонарик на дорогую мишень. Лис протянул Зырянову пистолет:
— Центральный бой, спусковой очень мягкий. Поскольку ты его не пристреливал, разрешаю три выстрела.
У Лиса был «Макаров», из такого ствола Женька на спор в копейку попадал. Он был лучшим стрелком училища, еще на первом курсе стал кандидатом в мастера спорта.
После первого же выстрела расстроенный Савва побежал искать остатки часов под деревом. Лис хмыкнул, повернул голову к третьему:
— Никита, рискни своими командирскими. Если что — возмещу.
— Лучше ты своими, — сказал Никита.
— Да нет у меня часов. Не ношу.
Тот шумно вздохнул, подошел к той же сосне, надел браслет на мохнатую ветку.
— На канонаду милиция местная не сбежится? — поинтересовался Женька.
— Нет, там в курсе. Хотя о милиции ты не зря спросил. Мой совет: что бы в ближайшие дни ни произошло, не суйся туда, ладно?
— А что может произойти?
— Ну, мало ли…
Зырянов вскинул руку и выстрелил, почти не целясь. Часов на ветке не стало. Никита даже не пошел к дереву: зачем металлолом искать? Лис забрал у Женьки пистолет, сказал уважительно:
— Вот он у меня, оказывается, какой. В золото метит точно. А в тире придуривается, больше восьмидесяти из ста не хочет выбивать.
Савва, видно, не поняв юмора, засмеялся:
— Лис, ты серьезно думаешь, что пули соображают? Это ты так плохо целишься!
— Да, — сказал Лис. — Не только, оказывается, пуля — дура, есть кое-кто и кроме нее.
Никита хохотнул, закрутив головой. И Савва продолжал посмеиваться, явно не понимая, что смеются над ним:
— Есть, ага, есть!
— Ладно, — прервал веселье Лис. — Нам пора ехать. Если хочешь, спецназ, садись, можем аж до Москвы подбросить.
— Нет, — сказал Женька. — Пока Пилявин здесь, мне из деревни уезжать нельзя.
— И напрасно. Если он тебя один раз не пристрелил, думаешь, и во второй раз повезет?
— Теперь умней буду.
Лис прикусил губу, пристально глядя на Зырянова. Потом обратился к Никите:
— Садитесь в машину, поезжайте, мы до деревни своим ходом пройдемся.
Вышли на дорогу. Место за рулем «Форда» занял Савва.
— Стреляет, между прочим, не хуже тебя, — сказал Лис, когда машина уже отъехала. — И баранку крутить умеет — я таких водил еще не видел! За это и держим, хоть дурак дураком.
— Где держите? — спросил Зырянов. — Что за контора у вас?
Лис чуть пожал плечами:
— Нормальная контора. Если хочешь туда попасть послужить, могу слово замолвить, фронтовиков берут с удовольствием.
— Только не одноруких, — нерадостно усмехнулся Женька.
— Это для нас не главное, не на ринге же выступать будешь. Ты подумай, я не шучу. В свою команду зачислю с ходу… И вот еще что, спецназ. Эдуард сегодня понял, что за ним охотятся, потому он слиняет отсюда, это гарантия. А раз так, за Котенковых будь спокоен, ничто им больше не угрожает.
Предложение тотчас отправиться в Москву было, конечно, заманчивым, но хотелось все же еще раз встретиться с Пилявиным. Он многого недоговаривал, но обещал вроде на будущее быть более откровенным. У Пилявина Женька хотел узнать одно: кто мог сидеть в машине возле дома Крашенинникова и ждать Сокольцову с деньгами? Кое-что более подробно можно было расспросить и о конторе, где служит Лис: а что, если действительно устроиться туда на работу? Возвращаться домой, в деревню, и сидеть там на пенсии — много ума не надо. Денег, конечно, хватит, обузой он никому не будет, но это все равно что ставить крест на себе. Нет, надо поговорить с Пилявиным. Да и к Кате прийти обещал…
— Я все-таки день еще здесь побуду. Олегу Ивановичу можете передать, что послезавтра обязательно приеду. Скорее всего, вечерней электричкой.
Лис кивнул:
— Передадим, хоть я его лично и не знаю. Но слышал, вроде железный мужик. Может, тебя все же на всякий случай вооружить?
— Спасибо, есть ствол, — Женька достал из кармана ТТ, отобранный у Крашенинникова.
Лис скривился, как от зубной боли:
— Считай, что я тебя уважать меньше стал. С каких это пор профессионалы стали обзаводиться китайским ширпотребом? — Он вытащил из наплечной кобуры «Макарова». — Ты его уже проверил в работе, бери, и магазин снаряженный даю. А эту гадость выбрось на свалку. Впрочем, если не жалко, отдай мне, я своим курсантам буду наглядно показывать, чем рогатка от пистолета отличается.
Лис брезгливо, двумя пальцами, взял ТТ, сунул его в карман:
— Даже если бы кобура к этой гадости и подходила, я бы ее поганить не стал… Самопал. Ему место в заднем кармане, поближе к заднице. Ну ладно, значит, ты еще на день тут задерживаешься, так?
— Послезавтра к вечеру приеду. А как мне вас найти в Москве? Надо бы поговорить по поводу работы, если это не шутка.
— Не шутка. Я тебя сам разыщу. Ты же у Макарова остановился? Впрочем, давай свидание назначим, скажем, у фонтана на Пушкинской, через три дня, в четыре часа. Пойдет?
— Договорились.
Глава двадцать первая
— Теперь мне нужно надевать джинсы?
Олег молча смотрел на фотографии.
Наташа вздохнула:
— Понимаю: когда говорят «А», надо говорить и «Б». Снимки делают только с тех, кого в холл привожу я. Фотограф снимает, а проявляю пленки и распечатываю кадры тоже я. И навязываюсь в гости к тем мужчинам, к которым меня посылает начальство.
«Господи, — подумал Макаров, — сейчас заноет затылок, и я перестану соображать».
— Вот и к тебе меня начальство послало.
Он собрал фотографии и уложил их в тот же серый конверт. Ему нечего было сказать, даже спрашивать Наташу было не о чем. Оставалось только сидеть на краешке кровати и слушать ее.
— На тебя теперь заведено досье, обычная папка со шнурками, там — негативы, снимки, естественно. Анкета с общими данными — я, кстати, вчера прочла ее. Плюс еще информация, вложенная в компьютерный банк данных. Но туда я допуска не имею и не знаю, что там хранится.
Макаров молчал.
— Теперь можешь называть меня сучкой и выгонять из дома. — Наташа села на край кровати и начала одеваться.
— Странная у вас контора, — сказал вместо этого Олег. — Даже когда я сидел в кабинете Игоря, нас, оказывается, прослушивали. У аквариума один человек рассказал мне о том, о чем мы беседовали за закрытыми дверями.
— Борщев, — скривилась Наташа, будто на зуб ей попалась зеленая виноградина. — Ему положено. Игорь, когда надо, нажимает там одну кнопочку.
— А чем он у вас занимается?
— Борщев? В дерьме копается. Называет себя специалистом по нюансам. Сбор информации — это как раз его дело: кто с кем спит, кто кому должен, у кого какие счета на книжках.
— Зачем я все же вам понадобился? — спросил Макаров.
— Нам? Это очень растяжимое понятие. Что касается начальства, то тут слишком ломать голову не надо: оно берет на заметку каждого второго, кто переступает порог нашего заведения. К примеру, досье на Шиманова тоже есть.