— Все, приехали. Вот он, вход в баньку. — Жук посмотрел на чердачную дверь, едва видную отсюда. — Мыться с Тихониным будет один из наших, он же организует перекур, постарается, чтоб объект стоял вот здесь, на этом самом месте.
Жук стал справа от входа, у ствола небольшого тополя.
— Нет, — сказал Зырянов. — На фоне дерева не пойдет, в четыре уже начинает смеркаться, мы увидим сплошное серое пятно.
Двери бани открылись, выпустили трех краснолицых распаренных мужиков.
— Как вода? — спросил Жук, вытаскивая пачку сигарет.
— О, блин! — Один из них потянулся к предложенной сигарете. Жук словно бы случайно поскользнулся, сделал пару шагов вправо. Любитель покурить задарма таким образом тоже поменял позицию и стоял теперь на фоне белой стены. — Что надо — и вода, и сервис. Мы уже решили, теперь будем только сюда ходить.
— Мы тоже, — сказал Жук.
— Дороговато, — буркнул другой из троицы.
— Да брось, блин, тебе бы плакаться о деньгах, — презрительно бросил любитель курить чужие.
Третий тоже вмешался в разговор:
— Дешевле, конечно, из шайки на себя кипяток горстями плескать и чтоб родная жена Маша спину мочалкой терла. А тут…
Дверь снова открылась, вышел низенький абсолютно лысый человек в белом халате. Посмотрел на Женьку, Жука, сказал:
— К вашим услугам. Там уже все готово.
Своих клиентов, подумал Зырянов, он, наверное, угадывал безошибочно. А может, просто знал Жука, знал, в какое время тот придет и с кем.
Парилка была так прокалена, что поначалу у Женьки захватило дух. Через минуту пот стекал уже по нему ручьями.
— В среду в четыре дня Тихонин будет стоять точно там, где я зафиксировал краснорожего, годится? — спросил Жук.
Фиксировать курильщика было не обязательно. Если эти люди станут постоянными клиентами парилки, то они обязательно узнают, что здесь произошло в среду, им покажут даже место, где наверняка упадет Тихонин. И тогда один из них вспомнит, что стоял точно там и с кем стоял…
Женька подумал это про себя, а вслух сказал:
— Годится.
— Мальчики, к вам можно? — в парилку вошли две девицы, обнаженные, крепкие, улыбающиеся. — Тайский эротический массаж. Мы вам массируем спины. Вы нам — все остальное.
Они говорили это вместе, смеясь и перебивая друг друга. Одна была азиаточкой, смуглой, с черными глазами, другая русая, зеленоглазая.
— Что? — спросила азиатка, поймав на себе взгляд Зырянова. — Не знаешь, какую выбрать? Не переживай, мы меняться будем. Ах ты хорошенький мой…
Минут через пятнадцать девочки убежали накрывать на стол. Жук сказал:
— Ты, смотрю, растерялся немного. Если о расходах думаешь, то не переживай: за проституток заплачено, как и за все остальное.
— Хорошо, — сказал Женька.
— Конечно, хорошо. Живем так, как и надо жить, а будем — еще лучше. Неужто не заслужили?!
Зырянов вспомнил, что там, на Кавказе, приходилось днями не умываться — не хватало воды. Кровь, своя и чужая, впитывалась одеждой. Женщины даже не снились, потому что не до снов было на войне. Все это теперь — позади. Жить действительно надо вот так, и ведь опять-таки он действительно заслужил такую жизнь. А разве нет?
— Лис не говорил тебе, что нас после операции ожидает?
Женька закачал головой, ленясь даже разлеплять глаза.
— На две недели едем на Кипр. Девчонок лучше брать отсюда, там с этим не то чтоб напряженка, но опасно — подцепить что угодно можно. Можешь из сегодняшних любую выбрать, можешь пригласить Ленку, с которой мы в гости к тебе приходили.
— Тогда у меня две Ленки было.
— Бери лучшую. Хорошие «бабки» получим, на любую красавицу хватит.
Из парилки они прыгнули в холодный бассейн, потом вошли в зальчик с сервированным столом и удобными диванами. Прислуживали им две девочки, одетые только в крохотные кокетливые переднички.
О допущенных промахах Жука забылось напрочь, и Зырянов, может, и не вспомнил бы о них, но на пути к дому он остановился у киоска и купил несколько газет. Читать их стал уже лежа на кровати, при свете желтого торшера.
Криминальная хроника была обширной.
Одну заметку он перечитал несколько раз, настолько любопытной показалась она.
«ХОД — ЗА ЛЕВШОЙ
Прямо-таки планомерный отстрел авторитетов преступного мира продолжается в нашей столице. Вчера на Юго-Западе у подъезда дома, где проживала его любовница, снайперским выстрелом в голову убит Ваганов Р.Ф., официально коммерсант, неофициально член азербайджанской группировки, пытающейся контролировать всю уличную продажу, развернутую в округе. Ранее Ваганов дважды был судим: по известной сто семнадцатой за изнасилование и целому букету статей за мошенничество, подделку документов, кражу личного имущества…
Но самое интересное — не кто убит, а кто убил. На месте преступления обнаружена снайперская винтовка новейшего образца с отпечатками пальцев стрелявшего. Без сомнения, сразу можно сказать, что снайпер — левша. Более того, поскольку следов пальцев правой руки нигде не удалось найти — даже магазин снаряжался одной левой, — оперативниками высказывается предположение, что убийца вообще однорукий.
За неполный прошедший месяц Ваганов стал третьей его жертвой. Две предыдущие тоже являлись представителями криминального мира. Поскольку представителей этих в Москве не счесть, смеем высказать предположение, что кровавые разборки в исполнении однорукого „солиста“ продолжатся в самое ближайшее время».
Глава сорок третья
Неприятности дня для Макарова, как оказалось, смертью Володарского не закончились.
Трель телефона он услышал, когда еще открывал дверь квартиры. Шагнул к аппарату, даже не включив свет.
Звонил дежурный по части.
— Олег Иванович? Я по поручению командира, он весь вечер пытался с вами связаться…
— Мог бы и без поручений, Святослав Григорьевич, — Макаров по голосу узнал Кудряшова, «старика», седоголового, спокойного, хорошего политработника в те времена, когда еще этот институт действовал в войсках. Даже Чечня не изменила «старика»: он по-прежнему не умел ругаться.
— У нас большая беда, Олег Иванович.
— Что случилось?
— Кобозев погиб.
Рука Макарова уже тянулась к выключателю, но после этих слов опала. Он прислонился к стене.
— Как это произошло, Григорьич?
— Миша написал записку, большую, на два листа, и сегодня днем, когда дома никого не было, выбросился из окна.
Макарову стало нестерпимо душно, он снял шапку, оттянул горловину свитера.
— Если вы, Олег Иванович, хотите знать, что написано в записке…
— Мне до лампочки это, — сказал он.
— Мне тоже, хотя там есть и обо мне, и о вас. Но из-за этих двух листков… Понимаете, мы хотели его похоронить со всеми почестями, чтоб бойцы простились… А выходит, Кобозев — самоубийца, и их хоронят по-другому.
— «Выходит» для кого?
Кудряшов помолчал, не решаясь назвать фамилию, потом уклончиво ответил:
— Ну, вы же сами знаете, кто у нас начальство большое.
— Генерал, Борис Романович?
Кудряшов опять не ответил конкретно, только попросил:
— Они с вами все-таки считаются, вы бы переговорили с ними, Олег Иванович. Наш командир человек новый, у него диалога с генералами не получится. А Кобозев ведь не ангиной болел, у комбата отклонения из-за Чечни и пошли, так чего же теперь на записку ссылаться…
— Переговорю, Святослав Григорьевич.
Вот так. Кто это сказал, что война закончилась? Кто сказал такую глупость?
Макаров, не раздеваясь, не зажигая света, долго еще сидел возле утихшего телефона.
Утром он зло поговорил с генералом о покойном Мише Кобозеве, о войне и политике, поговорил так, что Борис Романович не выдержал и тоже начал материться, но в конце концов согласился с доводами Олега, обещал помочь в организации похорон.
Заряд зла не прошел. Потому Макаров оделся и решил выйти на улицу. На лестничной площадке встретилась соседка:
— Олег Иванович, вы не в магазин? Возьмите мне булку хлеба.
— Только если это не к спеху. Хочу прогуляться вдоль реки.
— Ну к обеду же вернетесь?..
Льда на воде почти не было, только в одном месте закраина уходила метров на восемь от берега, и там сидел рыбак. Возле лунки, как это ни странно, лежали несколько довольно крупных плотвичек. Одну старик вытащил при Олеге.
— И это можно есть? — спросил Макаров.
Старик поначалу обиделся, сердито взглянул на него, выдержал долгую паузу и ответил, только когда нанизал на крючок нового мотыля и опустил его в пахнущую керосином воду:
— Которые привыкли осетрину жрать, те, конечно, брезгуют.
Он нагнулся, поправил поплавок и добавил уже более миролюбиво:
— Вообще-то я и сам ее не ем, если честно. И кошка, гадина, брезгует. Но главное — процесс, понимаешь?
Макаров постоял еще немного возле старика, основательно промерз на ветру и только потом пошел обратно, к домам, по тропке, протоптанной вдоль высоковольтных столбов. Обычно здесь выгуливают породистых собак субтильные дамочки с жадными на мужиков глазами, но сейчас мела поземка, не думал ослабевать случившийся ночью мороз, и потому вокруг не было ни души. Даже по дороге, кажется, совсем перестали ездить автомобили.
Только Олег подумал так, как увидел, что к обочине прижимается и замедляет ход бежевая иномарка. До нее уже было метров сто, и можно рассмотреть того, кто вышел из салона машины…
Олег сразу узнал его, хоть и не видел раньше. Узнал, наверное, потому, что, идя пустырем, гадал, кто мог расправиться с Володарским. Кандидатов было трое: Тихонина, Лисовский, Насонов.
Если верить Володарскому, Толю Шиманова взорвал «солдат удачи». В «горячих точках» наука обращения с минами — одна из главных. Насонов ее освоил, это безусловно. Направленным взрывом ликвидировал и товарища по спортивной команде. Оба убиты после встреч с Олегом. Конечно, это может быть совпадением. Если Олег так опасен для своего бывшего подчиненного, то Насонов уже бы давно расправился с ним. Хотя, согласись Макаров на предложение Володарского и подойди вместе с ним к гаражу…