Никто из продавцов опознать этих вещей не смог.
Оттого, что расследование двигалось очень медленно, Зубов был мрачен и неразговорчив.
Так прошло несколько дней. Малинин, как всегда, вошел в кабинет внезапно. Шумно вздохнув, он грузно сел на диван, закрыв глаза и вытянув ноги в пыльных сапогах.
— Опять ничего, — устало проговорил он. — По другим делам кое-что есть, — после небольшой паузы, усмехнувшись, добавил он. — А по этому нет.
Зубов кивнул головой.
— Давай еще раз проанализируем, — после небольшой паузы произнес он, устремляя на Малинина глубоко сидящие глаза и ероша свою густую шевелюру. — Что нам говорит и кто говорит, что была кража? Во-первых, факт исчезновения вещей и денег. Во-вторых, показания продавцов. В-третьих, показания Пысиной и Долгунова. В-четвертых, обнаружение посторонних ношеных вещей, откуда можно предполагать, что преступник в магазине переоделся. В-пятых, стертая пыль на подоконнике и открытое окно.
Однако имеется ряд непонятных вопросов. Например, почему он взял только один фотоаппарат? Ведь это вещь ценная и небольшая по размеру? Почему он, переодеваясь во все новое, не захватил с собой новой кепки и не надел новых ботинок? Может быть, они у него самого были новые? Навряд ли. Иметь сильно поношенные брюки, рубашку и носки — и вдруг новенькую кепку и новые ботинки?! Может быть, не было нужного размера? Нет, все размеры кепок и ботинок в магазине были. Может быть, кража была до закрытия магазина? Нет, этого не может быть. Продавцы заметили бы исчезновение товаров и наличие чужих грязных вещей. Так, Миша? Я правильно рассуждаю?
— Так, Николай! Как будто все правильно, — по круглому бесстрастному лицу Малинина трудно было понять, как он относится к услышанному. — Хотя у меня есть еще несколько вопросов по этой версии. Каждый из них мы разберем отдельно.
— Теперь предположим, что была симуляция кражи. Из чего мы можем сделать такой вывод? Никто нам не говорит прямо об этом. Какими мы располагаем косвенными доказательствами? Во-первых, злополучное окно. На подоконнике стертая пыль. Стерли специально, чтобы мы подумали, будто стер вор, выбираясь через окно. Во-вторых, как утверждает сторож Пысина, продавец Квиритова, у которой она принимала магазин, вступая на дежурство, ничего из магазина не выносила. Вот и все. Мало? Верно, очень мало! Но при этой версии тоже возникает много непонятных вопросов. Например, кто открыл и, главное, как открыл окно в магазине? Ведь сторож Пысина, принимая объект под охрану, прошла с Квиритовой внутри магазина и сама убедилась, что окна закрыты и все запоры в исправности. Если симуляция, то почему пропажа вещей и денег произошла сразу у всех продавцов? Трудно поверить, чтобы все продавцы к этому дню имели недостачу и, по договоренности между собой, чтобы скрыть недостачу, решили устроить все вместе симуляцию кражи. Ну, предположим, договорились! Опять же, как было открыто окно? Здесь обязательно должна была быть договоренность со сторожем. Но ведь никто из продавцов с Пысиной не знаком! Или мы не точно установили это обстоятельство? Значит, что?
— Значит, кража?
— Да, больше данных за то, что была кража.
Анализируя имеющиеся факты, Малинин так же бесстрастно излагал свои доводы, как и слушал Зубова. Однако равнодушия в его голосе не чувствовалось. Было видно, что он заинтересован делом.
— Ну а кто все-таки совершил кражу? — продолжал он. — Квиритова поставила Щипцову за пятнадцать минут до закрытия магазина к входным дверям; когда все граждане из магазина ушли, двери были закрыты на замок. В магазине посторонних не осталось. Ведь продавцов несколько человек, и если бы кто-то посторонний был, его увидели бы. Значит, вор проник в магазин с улицы через окно?
— Как же это он поднялся на такую высоту? — возразил ему Зубов. — Ведь на улице до окна три с половиной метра! По лестнице? А где она? Унес с собой? Не может быть! Тащить чемодан с крадеными вещами да еще такую большую лестницу?! Сомневаюсь! После кражи у любого вора одна лишь мысль — как можно быстрее скрыться!
Ну а как же он ухитрился открыть шпингалеты на закрытом изнутри окне, не повредив стекол и замазки? Нет, Миша, попасть в магазин с улицы через окно он никак не мог!
— Так до чего же мы договорились? Симуляции кражи нет. Преступник оставаться в магазине до его закрытия не мог. И проникнуть в магазин с улицы после его закрытия тоже не мог. Ведь это же парадокс!
— Очевидно, Миша, мы где-то в своих рассуждениях ошибаемся, — устало откидываясь на спинку стула, произнес Зубов, доставая папиросу, — делаем неправильный вывод, не замечая того. Нам необходимо найти свою ошибку.
Они вновь и вновь начинали исследовать материалы уголовного дела. Брали каждый протокол, снова перечитывали его, снова осматривали вещи, оставленные преступником в магазине.
Зубов дополнительно допрашивал свидетелей, уточняя отдельные детали. В процессе расследования Зубов и Малинин все больше убеждались, что была все-таки кража.
Дело двигалось медленно, однако накапливание косвенных доказательств продолжалось. Почти каждый день давал что-нибудь новое.
— Уф! А вот и я! Гора с плеч! — проговорил приземистый Малинин, входя к Зубову. — Привел знаешь кого? Часовщика! Того самого с двойной фамилией, Сигизмундова-Гулевича, к которому я уже обращался по поводу краденых часов!
— Часовщика? Зачем? — удивленно спросил его Зубов.
— А вот послушай! — радостным голосом ответил Малинин, сев на диван и вытянув ноги. — Знаешь часовую мастерскую, которая напротив кафе «Осень»? Ну, так вот! Я же был там раньше и предупредил часовщика, что ему могут принести украденные часы. Дал ему номер часов, чтобы он немедленно сообщил мне, если таковые появятся. Сегодня я наведался к нему сам. Он сказал, что часы не приносили. Тогда я зашел к радиомастерам. У них в этом же домишке своя мастерская. Смотрю, там паренек один, Сережа. Интересуется радиоделом. Стал я с ним разговаривать. Спрашиваю: «Что ты, Серега, у часовщика заодно не поучишься?» А он говорит: «У него черта с два поучишься. И чего он такой не компанейский? Я ведь не собираюсь выведывать у него секреты, как обманывать заказчиков». Ну я и спрашиваю у Сереги: «А что, разве часовщик обманывает своих клиентов?» Серега говорит: «Конечно! Вот когда вы прошлый раз приходили и давали часовщику какой-то листок бумаги, то он обманул в тот день одного длинного парня». Я спрашиваю: «Как обманул?» Серега рассказал, что перед моим приходом в мастерскую зашел какой-то худой, длинный парень и подал часовщику двое часов в желтом корпусе. Часовщик открыл механизм часов, посмотрел и спрятал их у себя. «В это время, — говорит Серега, — вы зашли. Тогда парень вышел на улицу. Потом вы ушли, а парень снова зашел. Но часовщик желтые часы не вернул ему, а снял свои с руки и подал парню. Парень не брал, что-то говорил, а потом взял и злой ушел».
Сергей все это видел через стеклянную перегородку, разделяющую домишко на две части. Но о чем часовщик разговаривал с парнем, не слышал, потому что все время пробовал приемник.
— Интересно, — пробормотал Зубов.
— Да. Узнав все это, я взял с собой милиционера и опять к часовщику. Он был спокоен и вежлив, как всегда. Начали обыск. Он стал возмущаться, так как знал, что мы ничего не найдем. А когда ему сказали, чтобы он вел нас к себе на квартиру, то сразу присмирел и уже не склонял слово «право» во всех падежах. Пришли на квартиру — и вот результат!
Малинин положил на стол перед изумленным Зубовым двое золотых часов с черными муаровыми ленточками.
— Здорово! — воскликнул Зубов. — Ты спрашивал, откуда у него эти часы?
— Спрашивал. Он говорит, что это не его часы, что эти часы принадлежат его матери. И ты представляешь?! Ведем мы Сигизмундова-Гулевича в отделение, а навстречу — его мать. Сначала ничего не поняла, а потом кинулась, давай кричать на нас. Я ей сказал, что если она будет собирать публику, то я объявлю во всеуслышание, что ее сын преступник, и ей же будет стыдно. Она сразу замолчала и пошла за нами. Сейчас сидит в приемной у начальника отделения. Очевидно, намерена жаловаться.
— Да, я забыл тебе сказать. Когда мы подходили к отделению, какой-то мужчина, увидев часовщика рядом с милиционером, сказал: «Наконец-то попался! Теперь не будет заменять детали в часах».
— А длинный парень действительно был у часовщика, когда ты в первый раз приходил к нему?
— Да, но я его в лицо не запомнил.
В это время в коридоре послышался крикливый женский голос, который приближался к кабинету Зубова. Дверь открылась, и вошла женщина среднего роста, склонная к полноте, с хозяйственной сумкой из клетчатой материи. Ее слегка навыкате глаза быстро перебегали с одного предмета на другой. Следом за ней вошел начальник отделения милиции.
— Я еще раз спрашиваю, что это значит? Почему моего сына забрали в милицию? Что он сделал? Если кому-нибудь плохо отремонтировал часы, то ведь это не дело милиции! Как по-вашему? Или вы думаете, я плохо знаю своего сына?! Кто, как не мать, лучше всего знает своего ребенка, а?
— Тихо, тихо! Спокойно, гражданка! — Грошев недовольно перебил женщину, видя, что она не проявляет ни малейшего желания прекращать свою бесконечную тираду. — Сейчас разберемся. Садитесь, пожалуйста!
— Разрешите, товарищ майор, задать женщине несколько вопросов, — обратился Зубов к Грошеву.
Грошев кивнул головой и сел на диван.
— Почему вы не носите своих часов?
— Каких часов? У меня нет часов! Недаром говорят, что сапожник ходит без сапог, а часовой мастер без часов. И хотя мой сын часовой мастер, у меня нет часов.
— Как же нет? А куда же вы девали свои часы?
— Какие часы? Я никогда не имела часов!
— Вы спрашиваете, какие? Да те двое золотых, которые вы покупали по сто тридцать рублей каждые?
— Что он говорит? — опять воскликнула мать Сигизмундова-Гулевича, всплеснув руками. — Я никогда золотых часов не покупала! И откуда же я возьму такие деньги?!
— Может быть, сын покупал такие часы?