— А вы сами с кем живете?
— Я живу с матерью, отчимом и сестренкой.
— Как ваши родители смотрят на Сашу? Они видели его?
— Видели. Он у нас ночевал, когда подарил мне вот эти часы.
— Что еще подарил вам Саша?
— Одно креп-сатиновое и одно крепдешиновое платье, две шелковые косынки и одну простую.
— Расскажите подробнее, когда подарил он вам все эти вещи.
— Это было ночью, когда я, закончив смену, зашла в диспетчерскую. Вдруг пришел Саша. В руках у него был черный чемодан и демисезонное пальто. Он открыл чемодан, достал все эти вещи и подарил мне. Я спросила, где паспорт от часов. Он сказал, что оставил дома. Я его тогда спросила, почему он раньше всегда одевался плохо, а сейчас одет очень хорошо. Он сказал, что едет в командировку, а это вещи брата. Я удивилась и спросила его, зачем же он тогда так хорошо оделся и берет с собой фотоаппарат. Он ответил, что там ему не придется работать, и попросил проводить его.
Я поехала с ним на трамвае на вокзал. На вокзале он мне сказал, чтобы я подождала его, а сам, взяв чемодан, ушел. Через некоторое время он вернулся без чемодана и сказал, что сдал его в камеру хранения, а ехать сегодня раздумал, поедет завтра. Мы сели в такси и поехали к нам домой. Я зашла сначала одна. Отчим увидел у меня часы и другие подарки и спросил, где я все это взяла. Я вспомнила, что он меня укорял, что никогда не выйду замуж и сказала, чтобы удивить отчима, что это подарил жених, что мы уже подали заявление в ЗАГС, и попросила разрешения, чтобы он у нас переночевал. Отец так удивился, что не возражал. Я легла с матерью, а Сашу уложили на раскладушке. Утром Саша с отчимом сходили за вином и выпили, а потом мы с Сашей поехали на вокзал. Я, не выходя из трамвая, попрощалась с ним, и он уехал.
— Куда же он уехал?
— Он не сказал.
— А на какой срок?
— Я его спросила, на какой срок он едет. А он почему-то усмехнулся и сказал, что срок определит тот, кому это положено.
— Где он работал?
— Этого я тоже не знаю. Он мне не говорил.
— Опишите нам его внешний вид, — обратился к ней Малинин.
— Он худощавый, высокого роста, ну и… — она запнулась.
— Ну и что еще?
— Больше ничего в нем особенного нет.
— Его возраст?
— Он с 1936 года. Это точно. Я с ним как-то ходила в парк и накинула его пиджак себе на плечи. В кармане оказался паспорт. Я открыла его и успела заметить только, что он с 1936 года. Тут он вырвал паспорт у меня из рук. Я его спросила, почему он говорил, что родился в 1930 году. Он сказал, что год рождения у него записан неправильно.
— Так, может быть, его по паспорту не Саша зовут?
— Может быть, — охотно согласилась Плинтусова.
— А вы разве не удивились, когда он подарил вам такие ценные вещи?
— Нет, не удивилась. Когда я с ним была в парке, то сделала ему замечание, что он плохо одет, и шутя сказала, что он, наверно, мало зарабатывает и не сможет мне хорошего подарка сделать. Он сначала обиделся, а потом сказал, что подарки мне сделает на днях, и дорогие.
— Еще что можете рассказать?
— Больше ничего.
— Ну хорошо. Если еще что-нибудь вспомните или если он появится у вас, немедленно сообщите нам, — сказал Зубов.
— Скажите, а почему вы интересовались Сашей? Что случилось? — продолговатое лицо Плинтусовой было растерянным.
Зубов усмехнулся.
— Чтобы ответить на ваш вопрос, нам нужно встретиться с Сашей. А теперь пойдемте к вам на квартиру. Мы должны изъять все вещи, которые он вам подарил.
Индивидуальный домик, где проживали Плинтусовы, не отличался от других домов, построенных по одному типовому проекту. И палисадники с деревьями, и дворовые постройки, и приусадебные участки у всех домов были одинаковы.
«Наверно, и обстановка во всех домах тоже одинаковая», — невольно подумал Зубов, входя вслед за Плинтусовой в дом.
Мария Егоровна, мать Валентины, с таким же, как у дочери, но уже морщинистым лицом, была озадачена появлением сотрудников милиции и не знала, как себя держать. Отчим вместо приветствия вопросительно уставился на вошедших и сразу помрачнел, узнав, что это посещение связано с появлением у падчерицы подарков. Заправляя в брюки серую хлопчатобумажную рубаху, он хмуро побрел вслед за Зубовым в другую комнату. Затем, что-то вспомнив, повернулся к кровати, вздувшейся от большой перины и нескольких пухлых, как бы надутых воздухом, подушек. Достав из-под кровати старые тапочки со стоптанными задниками, надел их на босу ногу и скрылся в соседней комнате.
Мария Егоровна, поминутно поправляя на себе передник, подтвердила показания дочери.
— А вы случайно не заглядывали в его паспорт? — спросил ее Малинин.
— Заглядывала. Утром, когда он еще спал. Родился он в Курганской области, а в каком районе, не запомнила. Если мне назовут, то я вспомню.
— Хорошо. А как его фамилия, имя?
— Фамилия короче у него, чем имя. А в имени две буквы «з», но как точно, я не помню.
— Минуточку! В имени две буквы «з»? Значит, он не русский?
— Да, да! Он не русский и зовут его по паспорту не Саша, хотя называл он себя Саша.
— Так что же вы сразу не сказали об этом? — возмутился Малинин.
— Вы же не спрашивали!
— Вот тебе и раз! Как же я могу знать все подробности, какие вы знаете? Я же вас просил рассказать об этом Саше все, что вам известно! Опишите мне его лицо!
— Лицо как лицо. Глаза, правда, маленькие, вроде бы подслеповатые. Волосы вьются немного, цветом почти каштановые.
— Вот это другое дело! Еще что?
— Больше я ничего не знаю.
— В понедельник утром прошу вас зайти в отделение милиции.
Отец Валентины, которого тем временем допрашивал Зубов, ничего нового не сказал.
В понедельник, когда Мария Егоровна Плинтусова пришла в отделение, Малинин, достав из стола объемистую книгу, сказал:
— Ну, Мария Егоровна, слушайте внимательно. Я буду называть районы, которые есть в Курганской области, и как только дойду до того, который записан в паспорте Саши, сразу остановите меня.
Открыв книгу, он начал читать.
— Альменевский, Батуринский, Белозерский, Варгашинский, Галкинский, Глядянский, Долматовский… — Голос его звучал громко и уверенно, он с удовольствием произносил названия районов, — Кетовский, Кировский, Косулинский… — Малинин продолжал называть районы, а Плинтусова, сидевшая на стуле напротив него, никак при этом не реагировала. Малинин бросил на нее быстрый взгляд, чтобы убедиться, слушает ли она. Интонация его голоса стала сухой: — Ольховский, Петуховский, — продолжал уже монотонно Малинин, — Половинский, Сафакулевский, Укс…
— Погодите! — остановила его Плинтусова. — Как вы сказали?
— Половинский, Сафакулевский…
— Вот, вот! Вот этот и есть, Сафи… — она смущенно замолчала.
— Сафакулевский?
— Да, да!
— Ну вот и все, Мария Егоровна, спасибо. Можете идти. Если будут какие-нибудь новости, заходите! — сказал ей на прощание Малинин.
Когда Плинтусова ушла, Малинин направился в кабинет к Зубову.
Вместе с Зубовым они поднялись на второй этаж, в кабинет начальника отделения милиции.
Зубов доложил о вновь полученных сведениях.
— Нужно ехать в Курганскую область, побывать в Сафакулевском районе и попытаться выяснить фамилию этого Саши и его настоящее имя, — сказал Грошев. — Поедут Малинин и Гибатуллин, который хорошо знает татарский язык. Все. А вы, Зубов, пока продолжайте работать над тем, что есть.
Зубов с нетерпением ожидал результатов командировки и, когда из окна своего кабинета он увидел подходивших к отделению милиции высокого и стройного Гибатуллина и маленького крепыша Малинина, у которого в руках был черный чемодан, не выдержал и бросился к ним навстречу.
— Ну как? Ну что? Нашли что-нибудь? Выяснили? Да что я спрашиваю! Ведь и так по чемодану видно, что нашли!
Малинин и Гибатуллин загадочно улыбались и не отвечали на вопросы.
— Что узнали? Какие новости? — не унимался Зубов, торопливо доставая спички, заметив, что Малинин неторопливо открывает пачку папирос.
— А погода хорошая. Ишь, какие облака! — глубоко затягиваясь и задрав голову вверх, лениво проговорил Малинин.
— Да-а-а, — протянул Гибатуллин. — Мечта!
Они также не спеша закурили, перекидываясь ничего не значащими фразами и не обращая внимания на Зубова. Докурив папиросы, громко рассмеялись. Малинин хлопнул Зубова ладонью по спине:
— Пошли к майору! Там все узнаешь!
Они вошли в кабинет Грошева, который что-то говорил сидевшим напротив него двум сотрудникам.
— Разрешите доложить, товарищ майор! — произнес Малинин.
— Пожалуйста! — ответил Грошев, глянув на чемодан.
— Фамилия преступника Нафиков, имя Абдулгазиз. За два дня до нашего приезда в Сафакулево он уехал из села, пробыв там три дня и оставив привезенные с собой вещи. Привез Нафиков в село одни золотые часы, мужское демисезонное пальто, мужской темно-синий бостоновый костюм, мужской темно-серый костюм из трико, четыре шелковых рубашки разных цветов, брюки шерстяные черные, вот этот фибровый чемодан и другие более мелкие вещи. Все это нами изъято. Вот только где фотоаппарат и двое простых часов, пока неизвестно.
— Садитесь, рассказывайте подробности.
— Подробности такие, какие только в оперетте бывают, — улыбнулся Малинин. — Настоящий анекдот!
Приехали мы в Сафакулево, зашли в районное отделение милиции, поговорили с начальством и — в паспортный стол. Просим работника показать нам картотеку. Он смутился, начал бормотать, что он здесь ни при чем, и вообще как-то странно вел себя. Мы ничего не могли понять.
Оказывается, он нас принял за проверяющих из областного управления милиции, а когда узнал, кто мы и что нам надо, облегченно рассмеялся. Оказывается, он всю картотеку вынес в конюшню, потому что в кабинете очень тесно. Ну, а лошадь, ясное дело, изжевала ее почти всю.
Дружный хохот присутствующих прервал рассказчика.
— Да, — продолжал Малинин, — но нам там было не до смеха. Я страшно разозлился, наговорил кучу неприятных слов этому незадачливому работнику. В конюшне просмотрели оставшиеся карточки и нашли такую, где фамилия короче имени, а в имени две буквы «з». Это оказался Нафиков Абдулгазиз. Из карточки узнали, из какого он села, и поехали туда. Там, оказывается, живет его мать.